Ольга Трушкова - По лабиринту памяти. Повести и рассказы

• Название: По лабиринту памяти. Повести и рассказы
• Автор: Ольга Трушкова
• Жанр: Русское современное

Эта книга о людях, которые живут рядом с нами, но мы не всегда их замечаем. Они не лезут по трупам в политику, не разворовывают государственную казну, не участвуют в криминальных разборках. Ключевое произведение продиктовано автору его неугомонной памятью, которая нет-нет да и поведёт её по лабиринту прожитой жизни… По тем далёким незабываемым семидесятым годам… По тропам молодости…

---

По лабиринту памяти Повести и рассказы Ольга Трушкова

© Ольга Трушкова, 2017

ISBN 978-5-4474-2645-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Моему поколению, чья молодость совпала с семидесятыми годами прошлого столетия, посвящается…

К читателю

О чём я пишу? О жизни и о людях, с которыми она меня сводила. Их было много, и все они разные: хорошие и не очень, добрые и злые, порядочные и подлые. В общем, люди, как люди… Хотя пришлось столкнуться лоб в лоб и с такими, о которых не только писать не хотелось – не хотелось даже вспоминать. Но, тем не менее, главными героями поэмы «Отторжение» я сделала именно их, и именно к ним обращены эти строки:

Пусть будет им так же на свете на том,
Как мне, по их милости, было на этом!

Мои герои не занимаются криминальными разборками, не лезут по трупам в политику и не разворовывают государственную казну. А живут они рядом с нами, только мы их не всегда замечаем. Простые, совершенно искренние и небезразличные ко всему происходящему предстанут пред вами и баба Маня из цикла рассказов о сельской жизни под общим названием «Совесть моей глубинки», и старый дед Силантий из повести «Не потерять себя». Не оставит вас равнодушными и судьба талантливого паренька, который «навсегда останется в Чечне… так и не узнав, по каким „понятиям“ живут те, кто послал его на смерть» (рассказ «Интеллигент»).

Что же касается ключевого произведения этого сборника, то здесь я мысленно прошлась по лабиринту моей жизни и попыталась воссоздать атмосферу тех далёких 70-ых, память о которых нет-нет да и шевельнётся в душе.

С теплом и добрыми пожеланиями к моему читателю,

Ольга Трушкова,Иркутск – Веренка.

О людях, о себе и о судьбе

Судьба, твердят из гроз, а не из роз.
А что судьба? За что её-то судят?
Людей порою да беды и слёз
Доводят сами люди… сами люди…

Погасят искры яркие в душе,
Дитя обидят, осмеют калеку.
И как им непонятно, что уже
Пора быть Человеком человеку!

Утихнет боль – не вечной быть беде,
Сменяется смятение покоем.
Но тянет, как магнитом, от людей
Тот звонкий бор, то поле золотое.

Обнять бы землю, сколько хватит рук,
Почувствовать тепло её всем телом,
Дыхание её и каждый звук
Ловить, как песню, сердцем наболелым…

***
В моей судьбе немало было гроз,
И знаю я отнюдь не понаслышке:
Людей доводят до беды и слёз
Ничтожные и жалкие людишки!

Март, 1998

По лабиринту памяти повесть

Часть первая

Глава 1

Что-то опять ночь тянется целую вечность… Проклятая бессонница! Что же не даёт Марии спокойно спать? Старость? Наверное, она. Да ещё память, которая в последнее время всё чаще и чаще заставляет Марию бродить по тропам прошлого, по лабиринту прожитой жизни.

Она достала альбом с пожелтевшими чёрно-белыми фотографиями. Вот первая в её жизни школа. Крюковская средняя. В Белоруссии. Вот её подруга Людочка. Вот и она сама, тогда ещё Маша. А это – самая главная в её жизни наставница, научившая её учить детей и ни перед кем не терять своего лица. Завуч Людмила Яковлевна.

Последняя школа Марии была уже здесь, в Сибири. Чёрное и белое менее контрастны, нежели эти две школы.

***

Всю свою жизнь Мария преклонялась только пред двумя добродетелями – умом человека и его порядочностью. Увы, ничего этого в Платоновой Аде Васильевне, директоре своей последней школы, она не находила: ни ума, ни порядочности. Десятиминутного общения с этим человеком было достаточно, чтобы увидеть паранойю в стадии мания величия. При более длительном контакте невозможно было не обнаружить рядом с активной паранойей явно прогрессирующий маразм. Судя же по косноязычию, Ада Васильевна была ещё и отвратительным учителем, потому что преподавала она, как ни парадоксально, как раз то, что требует от учителя лёгкой, изящной речи и абсолютного знания орфоэпии. Преподавала Ада Васильевна русский язык и литературу. Эти же предметы преподавала и Мария.

Первое, с чем столкнулась Мария в этой школе, было то, что мальчики, имеющие иноязычные фамилии с нулевым окончанием, совершенно игнорируют их склонение. Битый час она убеждала девятиклассника Колю в том, что его тетрадь принадлежит не Раштоллер, а Раштоллеру. Он же не девочка! Не хочет Коля склонять свою фамилию, не хочет мальчиком быть, хоть убей!

Рассказала Мария коллеге своей Алине Павловне, тоже словеснице, про упрямого Колю, совета попросила. Совет был дан незамедлительно:

– Да оставь ты его в покое! Он восемь лет не склонял, привык, а ты хочешь его переучить.

Ну и ну! Значит, если Ваня привык писать «корова» через «а», пусть и дальше так пишет? Переучить? Значит, кто-то уже научил Колю не склонять его фамилию? Почему за восемь лет ему никто не показал правильное её написание в косвенных падежах? Каково? А кто, простите, обучал Колю в шестом классе, где как раз и изучается это правило?

Целый год билась с этими фамилиями Мария, целый год у неё волосы дыбом вставали от безграмотного письма и корявой речи и учеников, и коллег-словесниц.

Это только русский язык. Но была ещё и литература.

Познания классики у Алины Павловны по своей сути напоминали «бородатый» анекдот:

Раскольников – брат Карамазова, а ещё, помнится, в пьесе «На дне» Герасим Катерину в Волге утопил. То ли в «Грозу» дело было, то ли «Накануне».

Не любила она классику, детективчиками увлекалась. Дарья Донцова была для неё «лучом света в темном царстве» литературы. Зачем же детям нести то, что самой противно? Их-то зачем тащить за собой в это «тёмное царство»?

Понятно, почему она вот уже более двадцати лет всё еще студентка-третьекурсница пединститута. Заочница. Хотя сегодня Алина Павловна, возможно, уже и купила диплом, только мозги-то к нему не прилагаются.

Ада Васильевна детективами не увлекалась, литературу, вроде, знала, трактовала её с правильных позиций коммунистической партии и товарища Сталина, но на её уроках засыпали даже мухи. Дети на границе двух тысячелетий не хотели разделять антикварного взгляда учительницы на классический образ грезившего мировой революцией коммуниста Макара Нагульнова, а видели в нем только отмороженного на всю его контуженую голову беспредельщика, к тому же ещё и бича-тунеядца. Судите сами: бабы поле пашут, а он с таким же лентяем Щукарём петушиным пением наслаждается.

Но высказать своего мнения дети не могли – рисковали аттестатом. Говорить они могли только то, что хотела слышать Ада Васильевна. Это же касалось и учителей. Учителя рисковали рабочим местом.

Зато Мария высказывала Аде Васильевне всё, что думает о Макаре Нагульнове, о коммунистах вообще и о коммунисте Платоновой в частности, за что и была уволена. Во время своего очередного отпуска. По причине истечения срока трудового договора. Несуществующего.

Такого она даже от Ады Васильевны не ожидала. Нет, не увольнения. Она не ожидала, что директором школы, оказывается, может стать даже идиот. Выходит, считая Аду Васильевну только полудурком, Мария ей безбожно льстила?

Суд восстановил уволенную на рабочем месте, все её вынужденные прогулы и судебные пошлины директор оплатила из своего кармана.

Но увольнение будет через полтора года, сейчас же Мария всё ещё учит детей, а заодно и учителей, склонять фамилии. С учителями оказалось намного сложнее. Коля не подозревал о подобном склонении только восемь лет, а они – гораздо дольше.

Первый учебный год подошёл к концу. Последний звонок. Ада Васильевна зачитывает приказ:

– Считать допущенными к экзаменам… Ахметова Сергея… Раштоллер Николая…

Да, да! Именно так, Раштоллер, а не Раштоллера прочитает она из приказа, ею же и написанного.

Ну, что тут скажешь? Коле Раштоллеру в течение года правило, всё-таки, удалось усвоить, а Аде Васильевне – нет. Не дошла она ещё до шестого класса и правила этого не изучала. Они с Алиной Павловной всё ещё в пятом сидят, да не второй год, а каждая – своему стажу соответственно.

И как же теперь этому бедному Коле подписывать свои экзаменационные работы за курс неполной средней школы? Кто из них прав, Мария Петровна или директор школы?

Прав тот, кто главнее, решил Коля, и подписал по укоренившейся за восемь лет привычке, но, на всякий случай, в скобках «а» приписал. Пусть теперь они сами разбираются.

Через два года Мария уже перестала впадать в ступор при виде написанных русоведами «ГеНадьевна», «Унтер ПришЕбеев», «БальмонД» и тому подобного. Она уже не вздрагивала от «коЛидора», её уже не выворачивал наизнанку ни «километр» с ударением на втором слоге, ни «цемент» – на первом.