Полина Чех - Сломанная корона. Паганини

• Название: Сломанная корона. Паганини
• Автор: Полина Чех
• Жанр: Русское современное

Творчество – вопрос того, насколько ты можешь обнажить свои чувства перед многими людьми, чтобы это не переросло в «проституцию души». Любовь – это о том, как раскрыться перед одним, при этом справившись со страхом его возможной потери. В треугольнике музыканта, художницы и писательницы есть еще один угол – их созидательное начало. И порой отдаваться массам легче, чем остановиться на одном человеке.

---

– Просто ради того, чтобы выплеснуть свои эмоции… Оставить отпечаток внутренней магии на листке. А то сегодня ты что-то испытываешь, и все, завтра ты уже не сможешь воспроизвести чувство. Зато посмотрев на собственную картину, ты зарождаешь в себе отголоски, кидаешь маленькое семечко, которое взрастает в новые ощущения… Это сложно объяснить, – я вздыхаю, сетуя на мизерный словарный запас. – Рисую, потому что рисую.

– Вот и я сочиняю музыку, потому что мне так велит сердце. А оно, на мой взгляд, самый искренний барабанщик.

Когда я прихожу домой, мой барабанщик стучит так, словно бьет не палочками, а тяжелым медленным маятником. Как ни странно, дурман сна, который распластал меня по столу во время второй пары, куда-то пропал, едва я вышла под дождь из станции метро. Скидываю промокшую одежду сразу в стиральную машинку и завариваю ядерную дозу кофе.

Я живу в квартире-студии, родители купили ее, когда мне было лет 10, и отдали под съем. А после моего поступления я решила пожить отдельно. И меня это устраивает. Можно не париться на счет поздних приходов после тусовок, мелких ссор на почве «помой за всеми посуду» тоже не возникает. С родителями я вижусь не часто, раз в неделю, а то и меньше. У них своя жизнь.

А у меня вдохновение.

Я вижу зеленый цвет. Переливы изумрудного и цвета морской волны, плавно переходящие в синий. И яркие рыжие пятна.

Масло или акварель?

Останавливаюсь на масле и тщательно выдавливаю содержимое тюбиков на деревянную, уже порядком измазанную палитру. Я никогда ее не мою, потому что так иногда получается внезапный цвет или оттенок, который словно пришел откуда-то свыше. Словно кто-то за меня управляет смешением моих красок. Хотя в художке меня за это порядком ругали.

Карандашный эскиз я успела набросать в блокноте еще в метро. Хост тоже быстро оказывается разлинован серыми линиями-наметками. Хочу увидеть цвет.

Достигнув наконец нужного оттенка, я набираю его на кисть и останавливаюсь перед уже подготовленным холстом, зажимая деревянный кончик кисти в зубах.

Воображение вперед реальности выписывает яркие линии на белом.

Холст словно становится объемным и уносит меня в комнату Леши, воспроизводя момент его музыки. Я вижу его черное постельное белье, которое на хосте уже отливает изумрудным в складках. Наши бледные тела цвета пенки от капучино, едва тронутые румянцем, и мои рыжие, слегка разметавшиеся по плечам волосы, находящие свое отражение на оттенке его губ. Тени от перекладин английского окна заключают его тело в клетку, но гитара выступает ключом к свободе. И лицо. Это полное отчуждение от реальности и отдача миру музыки с головой. Уже представляю, как долго я буду возиться с его лицом…

Я начинаю с бледных контуров двух тел. Каждый мазок – это целая линия их жизни, стремительно плывущая по двухмерному пространству холста и трехмерной реальности. Представляю, как некий творец тоже вырисовывал третью снизу родинку на моем бедре, и чуть более сливочное, чем вся остальная кожа, родимое пятно на правом плече.

Все-таки все люди изумительны в своих несовершенствах. Если бы не эти отличительные черты в виде шрамиков, горбинок на носу, необычных изгибов ушей или выступающих больших пальцев ног – мы стали бы чурочками с глазками, выпиленными искусным дереворезом, стали бы теми подсвеченными прожекторами безликими манекенами. В нас не было бы жизни, индивидуальности. Совершенство – одно, а недостатки у всех особенные. Говорят, что любят-то не за достоинства. И ведь правда, взгляните на идеальную деревянную статуэтку. Ты ее не любишь, а любуешься. Зато маленький фигурку-талисман, выструганный твоим отцом во время похода в палатках, таскаешь везде – у нее шероховатая поверхность, которая массажирует пальцы, успокаивая.

Полыхнула молния, и моя пока незаконченная картина окрасилась в более пронзительные цвета. Я выхожу на балкон, ожидая прилива грома, который зарядит меня энергией.

Снова вспышка. Звук сначала тихий – где-то в отдалении, наверху серых облаков. Раскат, еще один… И на улицу обрушивается громовая наковальня. Некоторое время более насыщенная, чем обычно трава у дома напротив раскачивается наподобие морских волн, и вдруг снова вспышка. Шепотом считаю до двенадцати – и следует гром.

Если в природе картинка и звук так органично сочетаются, то, может, и у художницы с музыкантом есть шанс? Ведь каждый человек – это не только часть природы. Мы все ее небольшие модельки и прототипы.

Может, в мироздании все же остались ячейка для нарисованной музыки или звучащих картин?

18 марта

Я отключила компьютер и закрыла лицо руками. Так, Алена, глубокий выдох. У него и раньше были пассии, ничего страшного. Вот только никогда они не задерживались так долго, пара месяцев прошло, а их фотографии все обновлялись…

Так, все, успокойся.

Она красивая. Безумно. Я не могла этого не признать. У нее были потрясающие рыжие волосы, а я знала, как Леша любил ухоженные женские локоны. И молоденькая. А у меня уже морщинки… Неужели правда она привлекала его больше, чем я?..

Как же мне хотелось задушить эту стерву!.. Разодрать ее улыбающееся личико!

От ревности кулаки сжались так сильно, что кольцо отпечаталось на ладони. И зачем только я сказала «да»?! Столько людей отговаривали меня… Твердили, что это человек ненадежный. Но я ж упрямая. Я ж люблю его, черт побери!

Он был единственным человеком, сумевшим прогнать моих демонов. И каждый раз, когда уходил он, они возвращались за мной. Я видела, как они таились повсюду, только поджидая случая… У меня закружилась голова, и я с остервенением стала долбить по клавиатуре, находя в поиске записанную им колыбельную для меня. Быстрее, быстрее, они уже выходили, я чувствовала их дыхание! Тупой интернет, быстрее!..

«Они уйдут, они уйдут, они уйдут…» – подпевала я шепотом, тяжело дыша от страха.

Ледяные щупальца отступили, отраженные его голосом. Леша со мной, вы меня не достанете!

Я постепенно успокаивалась, и песня подходила к концу. Страх растворился, а вот тошнота все равно запускала вертолеты перед глазами.

Да что такое?.. Наверное, пицца, которую мне так внезапно захотелось сегодня, была несвежей. Хотя, быть может, меня просто сейчас вырвет от их прекрасной парочки.

Завтрак неумолимо поднимается наверх. Я сглотнула подступающую тошноту, но лучше бы мне на всякий случай переместиться в ванну. Пододвинула маленький голубой коврик с дельфинами поближе к унитазу и села на мягкий ворс, прислоняясь лбом к бортику ванной.

Дельфины. Этот коврик выбирал Леша, когда мы сюда переезжали и устраивали ремонт. Он любил этих животных. Мой мужчина вообще обожал все, что связано с морем. Интересно, а она об этом знала? Что вообще этой девице было известно про него?..

Почему он променял меня на нее? Что во мне не так?..

Стоп. Леша учил меня, что тени приходят, когда чувствуют во мне неуверенность и страх. Нужно освободиться от этих ощущений. Вот только как, когда мой муж сам стал их причиной?!

Нужно успокоиться. Дыши глубже.

Еще он говорил, что тени прячутся, когда занимаешься тем, в чем ты силен. И это правда – становится в разы легче, когда я пишу, причем от руки и полностью сосредоточившись.

Тошнота вроде прошла, и я встала. Перед глазами все потемнело, и предательский комок страха застрял в горле, даже при условии, что я понимала, что это происходило лишь из-за повышенного давления. Меня снова замутило, и я все-таки склонилась в унитаз.

Как же это противно…

Подождала, когда тело успокоилось от после-рвотной дрожи, и затем очень медленно пошла в комнату. Пока я сидела в ванной, за окном стемнело, а экран компьютера погас. Ступая на носочках, тихо, я быстро включила люстру. Она была очень большая, иногда мне казалось, что она занимала одну пятую потолка, зато свет от нее словно двигался под разными углами, просачиваясь во все пугающие темные места.

Как же я любила свою квартиру. Здесь было множество стеллажей из дорогих сортов дерева, которым по одной, по две сотни лет, старинные позолоченные каминные часы в виде филина, картины, представляющие собой репродукции именитых и подлинники малоизвестных авторов, фолианты с желтыми страницами, фарфоровые статуэтки, китайские вазы… Ощущение антикварного магазина, не иначе!

Все имущество, вместе с квартирой, досталось мне от прадеда – он был увлечен всеми этими вещицами. И я вслед за ним.

В ящике стола нашла изрядно помятую тетрадь и открыла новую страницу. Взяла ручку, а затем вперилась взглядом в лист, не имея ни малейшего понятия, о чем писать.

«Придумай что-нибудь, моя хорошая», – всегда говорил мне Леша.

Он помогал справляться со страхом, достаточно было ему обнять сзади и спеть на ушко, а по ночам, когда тени подбирались слишком близко, и я начинала кричать, мой муж разгонял их всех до единой. Сражался с ними так, как не могла я.