Аджи Диас - Торговец счастьем

• Название: Торговец счастьем
• Автор: Аджи Диас
• Жанр: Триллер

Век пара, празднества и порока. Конец начнется раньше срока. Самозванка соберет сломанный меч, Папа Принц захочет всех сжечь. Ведьма, оборотень и Зверь. Словам мертвеца ты не верь. Тень Легиона восстанет вновь. Точно, прольется невинных кровь. Потерянный принц и старый тиран. Коварство, жестокость и наглый обман. Восторг, и радость продам я всем. А звать меня Торговец счастьем. Рифма не очень, но история хорошая. Читай-читай. Не пожалеешь.

---

Причина внезапной доброты воспитателей была проста, и Коул понял ее очень рано. Иногда, раз в несколько месяцев, приют посещали местные меценаты, директора и хозяева местных фабрик. За несколько дней до прихода важных гостей, детишек переодевали в более чистую и новую одежду, сытно кормили, угощали сладостями и учили, что можно говорить, а о чем стоит молчать. Богачи приходили посмотреть, на что уходят их пожертвования и, довольные видом счастливых детишек, с чувством преисполненного долга, возвращались в свои особняки-мельницы и облачные башни.

Как только гости уходили, новая одежда, угольки и игрушки возвращались в сундуки Врабие. Нет сладостей, нет улыбок на лицах воспитателей, порции еды уменьшались почти вдвое, становились стандартными, а вместо беззаботных игр приходило время работы. С утра до ночи. «Вы рождены в грехе. Через труд вы очиститесь» сухим голосом говорила мадам Врабие, заходя в подвал, где около пятидесяти детей и подростков, от пяти, до семнадцати лет, не покладая рук «очищались». Сколько себя помнил Коул, он вечно был чем-то занят: стирал чью-то одежду, чинил чью-то мебель, шил что-то, таскал, поднимал, готовил. Словом, ни минуты покоя. Подвал приюта, обычно закрытый во время визитов покровителей, представлял собой настоящее многофункциональное производство. Если одна часть помещения являлась прачечной, где в огромных чанах стиралась одежда, то другая уже была мастерской, где чинили мебель, обувь или часы.

Коул взглянул на свои ладони, кожа на которых была жесткой и покрытой множеством мозолей.

Теперь я чист, подумал Коул, без всякой радости.

Теперь он мог отправиться куда угодно, стать кем угодно. Но вопрос – куда и кем? Зачем нужна свобода? Как ей распоряжаться, если нет мечты, если вообще не веришь, что можешь выбиться в люди и особо не с чего выбирать? Хотя, недавно появился довольно заманчивый вариант.

Несмотря на всю строгость и фанатизм, мадам Врабие готовила своих выпускников к жизни в жестоком внешнем мире, где они никому не были нужны. Да, она зарабатывала на них немалые деньги, жестоко наказывала, вбивала в голову религиозную чепуху. Но за годы тяжкого труда, дети набирались опыта и приобретали множество различных навыков, которые помогали им в поисках работы. Никто из выпускников Врабие не давал себя в обиду, и друг за друга стояли горой. Их так и называли в Манселе «Сиротки Врабие». Точно неизвестно, когда и как появилась эта община, но почти все, кто выходил из приюта мадам Врабие, направлялись на юг города, где жили «свои». Прачечная, мастерская, лавки, магазины, швейная. Все это принадлежало им. Почти целый городской квартал в управлении двух поколений выходцев «Государственного детского дома №17».

Мечты, которые они рисовали в детстве перед приходом богачей, воплотились в жизнь их же собственными руками. Большая дружная семья из десятков «братьев», работающих вместе и живущих бок о бок. Именно туда Коул отправился после своего совершеннолетия. Его приняли в общину, устроили на работу, помогли с жильем. Он даже нашел себе девушку. Жизнь начала налаживаться, грех было жаловаться.

Многие из «братьев» Коула недолюбливали старую монахиню, но в душе каждый знал, что она, так или иначе, была права, и лишь ее строгое воспитание приготовило их к испытаниям жизни в городе. Когда они выпивали в пабе, кто-нибудь из «братьев» Коула восклицал: «За здоровье старой ведьмы Врабие! Да хранит ее Люциэль!», и все без исключения поддерживали этот тост. Коул прожил среди них полгода, он освоился и привык к мысли, что всю оставшуюся жизнь проведет со своей большой семьей. Но где-то в глубине души он понимал, что этого мало, что жизнь не ограничивается одной лишь работой и пьянками по выходным.

И в один из вечеров в пабе к нему за стол присел усатый мужчина в дорогом костюме. Он был «чужим». Уточнив имя и фамилию Коула, гость передал ему письмо. Прочитанное повергло Коула в шок.

«Теряешь одно, получаешь другое», вспомнил Коул одну из многочисленных изречений мадам Врабие.

Как оказалось, его ждало наследство, оставленное родителями. Родителями! Люди, о прошлом которых он вообще ничего не знал: кем они были, как умерли, почему оставленный ему дом находится в столице, а не в Манселе, почему ему никто ничего не рассказывал?

Слишком много вопросов. Коул терзался мыслями и сомнениями. А вдруг обман? Вдруг какая-нибудь афера? Но мысль о родителях, о возможности узнать их прошлое не покидало Коула целый месяц, пока он все же не решился на поездку.

Вокзал, касса, билет и, вот, он в поезде, который должен привезти его домой.

Дом, повторил про себя Коул. Даже в моих мыслях это звучит как-то странно.

Ни облачка. Ни тучки.

Кера чертыхнулась, стараясь не поднимать голову, скрывая свои желтые глаза под плотным капюшоном. Она не любила жару, солнце и яркий свет. Они были вредны для ее кожи, белой с легким голубоватым оттенком, и ограничивали способности восприятия. Но на того, за кем она пришла, солнечный свет действовал еще сильнее. В этом она видела свой козырь. Там, откуда Кера была родом, в стране осени и теней Киддер, всегда было туманно, сыро и дождливо. Ночи там длились по двенадцать часов, а в дневное время царили блеклые сумерки.

До одинокого, скрюченного дома, посреди пшеничного поля, было идти совсем немного. Кажется, когда-то это была мельница, правда от ее крыльев ничего не осталась, половина шиферной крыши провалилась внутрь, а вокруг валялся самый разнообразный мусор: старые заржавевшие запчасти трактора, покорёженные бочки, сломанный трехколесный велосипед и прочая мелочь.

Очень многие ошибочно считали Керу и ей подобных всесильными и бессмертными. Правильно говорить «бездушными». Имморталисты были гораздо сильнее и быстрее обычного человека, не старели, и болезни их обходили стороной, но все же их можно было убить. А после смерти их ждало вечное проклятие, ибо Жнец не жалел никого, и за неудачи наказывал даже своих «агентов». Поэтому каждый из них всеми способами пытался отсрочить свой страшный час.

Над входом в хибару бледнела кривая запись «УХОДИ! ЗДЕСЬ ДЬЯВОЛ!».

Ага, как же, фыркнула Кера про себя, входя в блаженную темень здания, если эту развалюху можно было так назвать.

– Калео Вагадар! – громко произнесла женщина. – Некромонтул. Морталист. Более известный в народе Киддера, как «Вижский гробовщик». Вы обвиняетесь по четырем пунктам основного закона Киддера: незаконное занятие некромантией, вандализм, порча имущества государства, несанкционированное убийство живых граждан Киддера…

– Черт. Сейчас же день! – послышался хриплый голос в глубине хибары. – Отстань, женщина, дай поспать. Приходи ночью, тогда и поговорим.

– Я в такую даль не разговаривать пришла, – вздернув бровь, ответила женщина и достала из-под плаща два пистолета. – Ты вернешься в Киддер, где тебя осудят, или окажешь сопротивление, и я вернусь домой с тем, что от тебя останется.

– В обоях случаях… – существо встало со своего насеста и почти по-человечески потянулось. – я окажусь у Жнеца. А это, милочка, в мои планы не входит.

– Значит, второй вариант? – Кера уже собралась стрелять, выставив оружие вперед, но существо остановило ее жестом.

– Стой-стой-стой! У меня есть встречное предложение.

Со стороны это выглядело достаточно странно. Женщина в каком-то сарае, с громадными пистолетами, разговаривает… с псом. Старый колдун закрыл себя Аурой, скрывавшей от глаз простых смертных его уродство. Простой человек, без помощи магии или анимаскопа, никогда не смог бы увидеть это скопление тел, нагроможденных друг на друга и грубо сшитых толстыми нитками. Еще при нежизни в Киддере старый некромонтул любил приделывать себе лишние конечности, но общественное неодобрение и закон сдерживали его. Но теперь, вдали от родины, он наслаждался наличием четырех пар скрюченных рук и тремя почти полностью сгнившими головами, торчащими из одной толстой шеи. Ноги некромонтула были слишком короткими, а руки слишком длинными…

Почти как паук, подумала Кера, целясь в боковые головы существа, взиравшие на мир мутными, белыми глазами. Эти головы молчали, а говорила только собственная голова Калео, та, что посередине, без губ, без носа, с торчащими кривыми зубами и семигранной пиктограммой на лбу.

– Вот посмотри на нас! – развел всеми восьмью руками Калео. – Мы – две стороны одной монеты. Противоположности. Душа, заключенная в мертвое тело, и бездушная оболочка, в которой бьется сердце. Нам не обязательно сражаться. Я могу дать тебе то, о чем мечтают все имморталисты. Я могу вернуть тебе твою душу.

– Что только не скажешь, чтобы не быть уничтоженным?

Кера навела оба пистолета на среднюю голову.

– Нет-нет! Стой! – попросил некромонтул. – Хорошо. Я не могу этого сделать, признаюсь. А вот мой новый господин может. Тот, кому я с недавних пор служу верой и правдой. Он может помочь тебе. Присоединяйся к нам. Этот мир ждут большие перемены. Скоро Великая Тень снова возрастет, и Спящий пробудится.