Мария Суханова - Туманное время. Автобиографическая повесть

• Название: Туманное время. Автобиографическая повесть
• Автор: Мария Суханова
• Жанр: Русское современное

Мы читаем лишь начатую автобиографическую повесть, рассказ о подлости и идеалах «Туманное время», документы и фотоматериалы, посвящённые судьбе, воспоминаниям Марии Александровны Сухановой. Знакомимся с примером честности и непосредственности человека предвоенного поколения советской страны. Ощущается выстраданность и эмоциональность излагаемого.

---

Отец часто ходил на многочисленные собрания, которые тогда проводились без конца. Он ждал всё какой-то справедливости в стране и поверил в Новую Экономическую Политику. Мы с мамой сидели на русской печи и его ждали. Много позднее она вспоминала, как не давала мне спать, потому что было страшно. А натерпелись и настоящего страха, а тот страх мамин на печи уже казался смешным. В общем, мои родители были не против Советской власти по ихнему поведению, разговорам как я помню, но в колхоз не записались, да и как потом стало известно, их особенно не звали. Видимо ждали случая, чтоб отнять все, что отец имел и приобрёл за последние годы.

Старший брат отца Павел Кузьмич жил против нашего дома. Этот мой дядя, был женат на очень богатой, а потом с годами и сам стал первым богачом деревни. Мой отец и дядя Павел не дружили, наверное, сказывалось богатство старшего брата, и из нашей семьи кроме меня ни кто к ним не заходил, ну соответственно они также. Дом у них был двухэтажный с каменными амбарами, с добротными постройками, с красивыми парадными воротами и казался крепостью. Загоны и конюшни за двором тянулись по берегу к речке, где у них прямо в реке стоял плот, с которого прислуга могла полоскать бельё и брать воду для нужд хозяйства. В первом этаже дома находилась кухня, прачечная, столярная и помещение где жила некоторая прислуга.

Чувствовалась большая разница нашего достатка во всём, как в обстановке, убранстве, одежде, поведении, в общем, это был совершенно другой мир. А я всё навязывала свою дружбу Наде – внучке моего дяди, но она была немного меня старше, ухоженная, всегда чисто, красиво одета и приучена хорошо себя вести. Во мне плохо по-деревенски одетой не всегда чистой и причёсанной появлялась вдруг зависть, обида за то, что когда дома не было дяди Павла, меня прислуга даже в Надину комнату не пускала. А когда мои родители чуть свет уезжали в поле, оставляя меня одну, запретив выходить со двора, вот тут-то мне и приходилось с большим трудом подманить Надю к подворотне, откуда я могла выглядывать и хорошо поцарапать ей лицо.

На жалобы прислуги мой отец казалось, не обращал внимания. А мама поругает, потом пожалеет, ведь пяти лет ребёнка оставляли без присмотра на целый день с темна до темна с кринкой молока, буханкой хлеба или решетом сухарей. В таком безалаберном доме, дворе с дворовыми постройками, конюшнями – один ребенок, безусловно, матери тяжело требовать хорошего поведения.

Я, так и не знаю, точно, из-за чего у отца и дяди Павла не было дружественных отношений, ведь они оба у меня всегда по-доброму спрашивали друг о друге. Когда дядя Павел был дома, что случалось для меня редко, то мне разрешали заходить во все комнаты. Дядя Павел брал меня на колени и много со мной говорил, и он сказал, что я похожа на его маму, а это значило на мою бабушку Надю, о которой моя мама покойная отзывалась не очень хорошо. Горничная знала, что в такие моменты в угоду дяде, меня надо угостить, чем ни будь вкусным, а этого у них было всегда достаточно. Мои родители не одобряли угощения дяди, но и, кажется, не запрещали, так как я продолжала к ним ходить и особенно когда увижу, что приехал дядя Павлуша, как я его тогда называла. Об одном разговоре с дядей Павлом рассказала маме и, наверное, поэтому запомнила. Он меня спросил, за что я часто обижаю Надю? Я уже не могу вспомнить, как оправдывалась, но он так сильно хохотал на весь дом, до сих пор помню.

Дядя Павел был, как мама говорила, среднего роста, широкоплечий, красивое лицо и широкая, квадратная, чёрная борода. И я вспоминаю, при его присутствии было в доме у них шумно и весело. Жена его то на веранде, то в комнатах находилась, и всегда с книгой в руках, красиво одетой аккуратно причёсанной. Сын их из Белой армии перешёл в Красную Армию, где и погиб. При получении этого печального известия жена его Екатерина, говорили писаная красавица, чуть с ума не сошла, она побежала почти голая в сторону мельницы, где её еле догнали и долго стерегли и лечили. При раскулачивании отца и мать других детей погибшего не пощадили, кроме жены Екатерины и дочери Нади.

Раскулачивали дядю Павла одним из первых, может, поэтому применялось много жестокости к ним, по рассказам моей матери. Отправляли их этапом к станции, где погружали в так называемые телячьи вагоны, в которых многие замерзали и умирали в дороге. Мне, было очень жаль всех, особенно дядю Павла. Через некоторое время и мою семью постигла не лучшая участь.

Наш дом был построен очень давно и как видно без учёта сурового климата Урала. Лето сравнительно короткое, но как я помню жаркое, а зима длинная и холодная. Родительский дом был весь построен из дерева на высоком постаменте, из-за чего продувался всеми ветрами. Дом состоял как бы из двух половин. Первая половина это кухня, служила столовой для семьи, в которой половину кубатуры занимала русская печь. Около двух стен против печи, тянулись широкие удобные лавки для сидения, в правом углу около помянутых лавок стоял большой стол, за которым кушала семья, в том же углу повыше лавок примерно на метр находилась божница с иконами и лампадкой, её мама зажигала перед праздниками.

Мне частенько от матери доставались шалобаны за то, что я, садясь за обеденный стол, забывала перекрестить свой лоб. А отец в такие моменты был всегда за меня. И я ему была благодарна, отвечая признательностью и вниманием, каким могла в те свои годы располагать. Когда отец возвращался откуда-нибудь домой, я первая его встречала, ни стужа, ни дождик мне не мешали встретить своего любимого тятю. Часто мама меня останавливала, чтобы я дала отцу обогреться, если было в зимнюю пору. Я и маму очень любила, но у неё всегда не хватало времени со мной общаться.

Отец тоже постоянно занимался своими неотложными делами, но он умел привлечь меня к себе и исполняя работу. Отец учил меня ездить верхом на лошади и в тех моих нарядах, безусловно, это выглядело не очень хорошо. О лошадях он мог говорить часами. Из всех домашних животных у него лошади были самые любимые, и он за ними ухаживал, знал нрав, настроение, а они отвечали послушанием и терпением.

Отец был высокого роста, худощавый, каштановые с рыжим оттенком волосы и такие же усы. Поил, чистил лошадей или убирал в конюшнях, во дворе часто слышно было его пение. Он как дядя Павел любил шутить и смеяться от души.

Мама, не знаю, любила ли его, но уважала определённо, и где-то казалось, побаивается, хоть я помню, он к ней относился очень ласково. Однако при внимательном и даже ласковом отношении отца к матери, он почему-то не мог её освободить хотя бы иногда от полевых работ, особенно во время беременности перед родами. Это мама уж потом как бы жаловалась на свою судьбу. А всерьёз, она все житейские тяжести считала от бога, и никто судить не имеет право. У нас с ней на тему божьего наказания были размолвки, а этого делать нельзя, как она мне говорила грешно. Тогда в деревнях женщины быстро старились, если им приходилось так же тяжело работать в полях, огородах и выполнять всю работу по дому. У моей мамы рано стала редеть копна когда-то чёрных красивых волос, и стали болеть зубы. Для одних рук хозяйство, казалось бы, и не очень большое, но в тех условиях женской работы было много. Готовить еду семье, стряпать, ведь хлеб пекли сами, в доме убирать, каждую субботу топить баню всё к ней готовить, стирать, доить корову или коров, потом давать корм всей скотине и гусям, курам и когда-то ещё были овцы. Мама вставала очень рано. Топила русскую печь зимой и летом, так как нужно было печь хлеб, готовить еду и кормить скот и т. д. Надо было утром чуть свет кормить отца и Алексея чем ни будь таким, чтоб они могли тянуть свою тяжёлую работу в поле и не упали от слабости.

Ранней весной во время пахоты отец часто меня брал с собой в поле, это было большой для меня радостью. Он подсекал берёзу, а лес там был в основном берёзовый, делал аккуратно желобок, по которому стекал берёзовый сок в какую-нибудь посудину. Ну и я, напившись сока, бегала с кружкой от одного дерева к другому, чтоб угостить отца с Алексеем, когда они сядут отдохнуть и покушать. Мы с отцом очень любили друг друга, я у него была первая дочь и оказалась последней. Когда отец был дома, от него не отходила, даже если он занимался со скотом и другими работами в конюшнях, амбарах. До сих пор своих родителей вспоминаю с большой любовью и с чувством страшной жалости к той муке и жуткой гибели безвинных тружеников, которые не могли предугадать дальнейшее и людскую жестокость от зависти

Как я ранее сказала, что дом наш злополучный состоял как бы из двух половин, вот в первой половине, когда семья сократилась до четырёх человек – отец, мать и мы с Алексеем, стали постоянно здесь жить зимой и летом. Зимой спали на полатях печи, на настиле над голбцом, где был вход со стороны за печью в голбец или как называется подполье, где осенью, зимой и весной хранили картофель, овощи на еду. А во вторую половину дома нужно пройти через сени, которые тянулись через всю ширину дома от двери чулана и лестницы на чердак в малые сени и на крыльцо при выходе во двор. Под крыльцом и сенями держали кур, для них с боковой стороны была дверь. Из сеней заходишь в большую, тогда считалось, горницу, там было пять окошек, печь так называли голландка, высокая от пола до потолка круглая облицованная снаружи черным железом. Печь голландка одним боком выходила в маленькую горенку с одним окошком, туда после смерти бабушки ни кто не входил, просто лежали старые не нужные вещи. Отопление жилья было только дровами и поэтому, через весь двор около заборов всегда стояли высокие поленницы дров.