Патрисия Гуччи - Во имя Гуччи. Мемуары дочери

• Название: Во имя Гуччи. Мемуары дочери
• Автор: Патрисия Гуччи
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-699-96605-9

Честная история об Альдо Гуччи и созданной им империи: все, что было скрыто от широкой аудитории в одной книге. Патрисия Гуччи рассказала о своем отце как о человеке, а не как о главе бренда. Настоящие эмоции и страсти, любовь и предательства: эта часть семейной саги оставалась неизвестной, а попытки раскрыть её натыкались на сопротивление представителей династии. Вы прочувствуете атмосферу, царившую внутри знаменитой семьи, увидите уникальные архивные фотографии и прочтете откровенные письма, которые Альдо Гуччи писал своей возлюбленной.

"Публике кажется, что закулисье модных домов также гламурно искрится, как модели на подиуме. Но на деле все оказывается совсем иначе. Даже у великих дизайнеров есть много скелетов в шкафу. Эта книга – по-итальянски яркая история любви, ненависти и предательства."

Журнал COSMOPOLITAN

---

И когда она читала эти строки, прорастало семя, из которого выросла их судьба – а со временем и моя.

Глава 7 Что стало переломным моментом

Уверена, все мы храним в памяти те головокружительные дни, когда только-только влюбились в кого-то и мысли об этом человеке поглощали каждую минуту нашего бытия. Лично я определенно ощущала эти чувства чаще, чем мне хотелось бы признавать.

Казалось, и мои родители ничем не отличались от других влюбленных. Папа уже некоторое время был влюблен без памяти, но теперь и моя мать начала стремиться к их романтическим встречам с таким же волнением. Смеясь над его шутками, она слегка прислонялась к его плечу, когда он шептал ей на ушко любовные глупости за ужином и вином, и упивалась своим ощущением того, что ее обожают и дорожат ею – и это состояние не омрачается «подводными течениями», столь свойственными их отношениям с Пьетро.

– Я была Алисой в Стране чудес, – рассказывала мне мама. Она дерзнула поверить, что, хотя их любовь и была окутана завесой тайны, но у нее появлялся шанс на иную жизнь. Увы, счастье было окрашено растущими опасениями, что их отношения в конечном счете обречены, и постоянным страхом разоблачения – особенно со стороны Пьетро. Это едва не случилось однажды в пятницу, когда ее жениха не было в городе, но он позвонил домой сразу после установленного ее братом «комендантского часа» – девяти часов вечера – и выяснил, что ее нет дома. На следующее утро, когда Пьетро приехал, чтобы забрать ее, он казался чем-то озабоченным и сказал ей, что ему, мол, надо ненадолго заехать домой, прежде чем они проведут день вместе. Когда они добрались до его дома, он запер ее в гараже и грозно навис над нею, требуя отчета, где она была прошлым вечером.

Дрожа от страха и заикаясь, она стала утверждать, что была в местной пиццерии с подругой, но быстро осознала свою ошибку, когда он напомнил ей, что эта пиццерия закрыта. Моя мать никогда не видела Пьетро таким возбужденным. Он схватил ее за руку, потребовал назвать ему имя «подруги» и стал угрожать, что она не выйдет живой, если не скажет ему правду.

– Это была Вилма, женщина, с которой я работаю! – выкрикнула она. – Когда мы увидели, что ресторан закрыт, мы решили пойти померить платья. Я клянусь! Клянусь могилой моего отца!

Тогда Пьетро стал требовать отвести его к Вилме, а она умоляла не позорить ее. В какой-то момент, когда он усадил ее в машину, чтобы направиться к Вилме, она попыталась сбежать, но он схватил ее и с силой усадил обратно. «Я была в ужасе», – рассказывала потом мама.

Ей потребовалось несколько минут, чтобы успокоить его, но, немного остынув, он поставил ей ультиматум.

– Мы женимся! – объявил Пьетро. – Выбирай день в октябре, ближе к твоему дню рождения. Я достаточно долго ждал.

До этого дня – маме должен был исполниться двадцать один год – оставалось меньше трех месяцев. Это означало, что к концу 1958 года – самого бурного года в жизни моей матери – ей суждено стать законной женой Пьетро.

Опасаясь его возможной реакции в случае отказа, она неохотно согласилась. «А что еще мне оставалось?» – говорила она мне. Годом раньше она приняла его предложение и знала, что единственный достойный выход из этой ситуации – сдержать данное ею слово. Пришло время положить конец безумию ее интрижки с моим отцом. Ей еще повезло, что она не зашла слишком далеко.

Однако при мысли, что придется сообщить эту новость папе, у нее едва не случился нервный срыв. Мысленно перебирая причины, по которым следовало завершить их роман, она играла в адвоката дьявола, – с этой игрой мне предстояло близко познакомиться, – бесконечно перебирая все «за» и «против». В конце концов, если дотторе Гуччи был из числа тех, кто изменяет своей жене, то он наверняка со временем начнет обманывать и ее. А если они действительно решат быть вместе, в случае разоблачения оба могут оказаться в тюрьме, к своему вечному позору.

Множество противоречивых мыслей вызывало смятение. К ней снова вернулась бессонница. В тревожные ночи (они стали для нее обычным явлением, чему я сама часто была свидетельницей) ей снились кошмары, и она просыпалась, перепуганная и дрожащая, не имея возможности с кем-нибудь поделиться своими ночными страхами.

Папа чувствовал, что ее тревожит какая-то новая беда, и попытался снова достучаться до нее. Он написал ей среди ночи после одного ужасного свидания за ужином, во время которого она едва ли произнесла пару слов. Его письмо лежало на ее рабочем столе на следующее утро, когда он снова летел в Штаты через Атлантику.

Прошла всего пара часов после того, как я пожелал тебе спокойной ночи. …Ты повернулась и пошла прочь так, словно незнакомка в ночи и наши сердца никогда не соприкасались. Мое драгоценное сокровище, какая это была мука, какая пытка! Я знаю, что ты меня любишь. Знаю это, потому что ты сама мне призналась, и это сделало меня неописуемо счастливым и наполнило мою душу радостью. Вот почему я понимаю твой трепет и ощущаю тревогу в немом языке любящего сердца!..

Ей пришлось ждать возвращения моего отца мучительный месяц, и тогда она собралась с мужеством, чтобы сказать: его чувства к ней абсурдны, и им нужно прекратить встречаться. Расстроенный, он спросил ее, что изменилось за это время, и тогда она рассказала ему о ярости своего жениха. Снова повторив, что их отношения аморальны, незаконны и в конечном счете невозможны, она объявила: «В октябре я выхожу замуж за Пьетро», – а потом поспешила выйти из кабинета.

Не имея возможности дотянуться до нее никакими иными средствами, мой отец снова захлестнул ее волной писем, чтобы попытаться удержать рядом – по крайней мере, духовно. В этих письмах он умолял ее «не позволить занавесу опуститься так скоро». И предостерегал ее, говоря, что она готова смириться с будущим, которое лишит ее «главной составляющей счастья», и ей нужно тщательно обдумать негативные последствия такого выбора. Он сам, писал мой отец, несчастен и «одинок среди бури» и полон решимости «сражаться за жизнь, которой стоит жить». Уверял ее, что их совместное будущее не так невозможно, как она воображает, особенно при «средствах, имеющихся [в его] распоряжении». Утратив ее общество, он возвращался на свою виллу – «в холодный, пустой за́мок, лишенный кислорода и атмосферы, позволяющей [ему] дышать».

Свое письмо он завершал драматически: «Я торжественно клянусь перед Богом, что, если моей душе будет отказано в возможности духовного роста, я превращусь в циника, озлобленного и безжалостного… Никогда не смогу изгнать тебя из своего сердца».

Втайне она обожала его романтические увертюры и упивалась каждым словом, погружаясь в любовное письмо по пути домой.

Прочтя очередное послание, она бережно складывала листок и прятала его под блузку, ближе к сердцу. Какой бы путь ни выбрала, она знала: у нее навсегда останутся его прекрасные, пусть и безответные письма.

Всякий раз, когда она отвергала его ухаживания и напоминала ему о приготовлениях к свадьбе, которые шли полным ходом, он писал ей очередное письмо; и тон его писем становился все более отчаянным. Он даже пытался воздействовать на нее, прибегая к «шоковой терапии» и полностью прекращая общение между ними, но это молчание продлилось ровно десять дней. Отчаяние его было столь велико, что моя мать опасалась, как бы он не заявился на ее свадьбу, чтобы закатить сцену. В ожидании приближающейся роковой развязки он предпринял последнюю попытку убедить ее быть с ним, пока еще есть время.

Прости меня, если, несмотря на мое обещание не возвращаться к этому спору, снова скажу, как важно для меня подносить перо к бумаге… Я люблю тебя, Бруна, люблю так, что, возможно, это выходит за границы твоего понимания… Наше чувство – это дар Божий… Ты должна хорошенько поразмыслить… это важное решение, отложи все, это переломный момент, Бруна, переломный.

На сей раз ему удалось достучаться. С приближением октября ее сомнения нарастали, и она все больше понимала: брак с Пьетро наполнит ее жизнь сожалениями. Разве мать не предостерегала ее, что спустя три дня она прибежит обратно домой? Неужели решение быть с любимым мужчиной чем-то хуже, чем замужество с нелюбимым? Мой отец ссылался на собственный опыт: лучшие годы своей жизни он провел в браке из-за ошибки молодости.

Он писал ей с некоторой горечью: «Счастье – это духовное благо, которое человек необязательно находит в браке. От нас зависит, сумеем ли мы распознать и верно истолковать этот божественный дар. Все прочее – лишь компромисс, горькое прозябание, способное угнетать душу до полного искоренения любви. Знаю это по собственному опыту… Я поддался давлению, не спросив совета у своего сердца. Теперь этот важнейший источник, который питает наши сердца, полностью пересох во мне. Мне трудно так жить и печально! Иногда материальное благополучие способно это компенсировать… но не всегда, – на самом деле, почти никогда».