Владимир Резвин - Прогулки по Москве. Москва деревянная: что осталось

• Название: Прогулки по Москве. Москва деревянная: что осталось
• Автор: Владимир Резвин
• Жанр: Визуальные искусства

В этой книге автор раскрывает особенности эмоционального восприятия московской архитектуры – каким мы видим город, как формируются первые впечатления о нем, как они меняются во время неторопливых прогулок. Эта книга поможет вам узнать старую деревянную Москву. Автор как бы берет читателя за руку, подводит к старому особняку и увлекательно рассказывает о его истории и особенностях архитектуры. Главное внимание в книге уделено сохранившимся деревянным памятникам, таким как дом Палибина на Плющихе, усадьба Хрущовых-Селезневых на Пречистенке, усадьба Шаляпина на Новинском бульваре и др. Автор образно и доходчиво объясняет специфику московской архитектуры, стремится показать прекрасное там, где люди зачастую его не замечают.

---

Деревянные особняки хороши для небольших, например, детских, библиотек, домов детского художественного творчества или учреждений культуры. Так, в доме Палибина – ему в книге посвящена глава – находится один из отделов Института реставрации, которым руководил С. В. Ямщиков. Это почти идеальный вариант.

Савва Ямщиков

Часто обсуждается вопрос о передаче памятника в долгосрочную аренду на льготных условиях хозяину, который берет на себя серьезные обязательства. Во-первых, реставрировать памятник на свои средства под наблюдением реставраторов, во-вторых, содержать его в надлежащем состоянии под контролем органов охраны памятников и сделать хотя бы иногда доступным для публики. Автор, к сожалению, не располагает сведениями о результатах такого эксперимента. Как правило, бывает наоборот. И в советское время, и сегодня, получив в аренду деревянный дом, новый арендатор чувствует себя в нем полным хозяином, которому все дозволено. Редки случаи, когда дом попадает в хорошие руки и арендатор понимает, чем он теперь владеет. Особый случай – дом Муравьевых-Апостолов на Старой Басманной. Он восстановлен на средства потомков бывшего владельца, живущих за границей. Особняк прекрасно реставрирован и содержится в идеальном состоянии. Туда можно пойти на экскурсию.

Автор не мог обойти вниманием неизменно актуальную тему так называемых новоделов – копий старых зданий, построенных на месте снесенных. Здесь все не так однозначно, как представляется некоторым, и тема эта требует серьезного профессионального обсуждения.

Автор признает, что в своих предыдущих книгах о Москве уделял внимание преимущественно архитектурной стороне, почти ничего не сообщая о людях, в разное время живших в том или ином доме. Эта ошибка будет по возможности исправлена. Жизнь москвичей прошлых лет для читателя так же интересна, как и история строительства домов.

В книге рассказывается о некоторых деревянных памятниках, которым повезло – они уцелели. И не только уцелели, но реставрированы и продолжают жить. С реставрацией таких домов у автора связаны многие годы работы и тесного общения с людьми, которые их восстанавливали и затем использовали. Именно эти деревянные памятники ему хорошо знакомы – о них он и решил написать. Но в Москве еще стоят десятки скромных деревянных домов, что не числятся памятниками и не находятся на государственной охране. Их никто не изучал, о них нет научных публикаций. Поразительно, но автору даже не удалось найти официальный список деревянных домов Москвы: его не оказалось в организациях ГлавАПУ[3], куда автор обращался. В конце книги приводится, к сожалению, далеко не полный перечень таких домов. Их необходимо зафиксировать, а затем обследовать. Снос таких домов без предварительного обследования – непоправимая ошибка, так как они, возможно, таят сюрпризы, подобные тому, какой преподнес реставраторам дом Палибина.

К решению проблемы выявления, обследования и возможного сохранения рядовой деревянной застройки Москвы призывает эта книга. Ведь, по некоторым оценкам, старых деревянных зданий осталось в столице не больше полутора сотен.

Считаю своим непременным и приятным долгом выразить благодарность всем, кто помогал мне в работе над книгой: Н. И. Смолиной, И. М. Коробьиной, Б. Д. Лурье, Э. О. Товмасьяну, В. И. Иванову, Е. С. Башкировой, Ф. Ш. Рысиной, Е. В. Гарбер, И. А. Желваковой, Л. В. Федоровой, Г. Е. Духаниной, В. В. Кузюбердину, Александру Колпаксиди, Кириллу Лебедеву, А. Б. Богдановой, В. Б. Богдановой, Л. Ю. Бобровой и Союзу архитекторов Москвы.

Деревянные дома, и как их строили

Жилая застройка Москвы начиная с момента основания города была деревянной. Это главным образом были избы, которые мало отличались от таких же деревенских. Россия была страной крестьянской. Огромные лесные массивы являлись неисчерпаемым источником строительного материала. Несмотря на то что такое бедное жилище, в котором проживало подавляющее большинство населения, строилось повсеместно, оно хуже всего описано и изучено. Знаток русского жилища Л. В. Тыдман справедливо отметил, что «…мы имеем десятки и даже сотни изображений единственного в Петербурге дворца Меншикова и почти не имеем столь же обстоятельного описания хотя бы одного дома – беднейшего жилища»[4].

Самые ранние сохранившиеся деревянные памятники жилой архитектуры в Москве относятся к XVIII столетию. Объясняется это главным образом частыми пожарами. Они «пожирали» иногда целые районы города. Один из первых больших пожаров, когда выгорел Кремль, случился 3 мая 1331 года. А в 1365 году в деревянной церкви Всех Святых от свечи начался пожар, уничтоживший не только жилые дома, но и дубовые стены и башни Кремля, построенного Иваном Калитой. В летописи этот пожар назван Всехсвятским. После Всехсвятского пожара, зимой 1366 года, Дмитрий Донской начал строительство стен и башен Кремля из белого камня. В XV веке в Москве произошло шестнадцать больших пожаров, когда город выгорал полностью, а в 1493 году Москва горела дважды. Историки подсчитали, что за четыре с половиной столетия Москва тринадцать раз выгорала дотла и около ста раз частями. Только при Иване III, в 1493 году, появились первые противопожарные правила, а спустя полтора столетия – должность «объезжего головы», который должен был контролировать их соблюдение. Люди, специально поджигавшие дом, так называемые «зажигальщики», карались смертной казнью. Царь Алексей Михайлович в грамоте от 1668 года повелел: «Будет загорится в Кремле городе, в котором месте ни будь, и в тую пору бить во все три набата в оба края по скору…» С тех пор о пожаре стали извещать колокольным звоном. Количество пожаров стало сокращаться с началом производства обожженного кирпича и с появлением ручных пожарных насосов.

Пожар Большого театра, 1853 г.

Большие пожары случались и позже, и не только в Москве. 17 декабря 1838 года полностью сгорел Зимний дворец в Петербурге. Николай I лично руководил его тушением и спасением художественных ценностей, которые складывали вокруг Александровской колонны. А спустя пятнадцать лет в Москве сгорел незадолго до того восстановленный Большой театр. В пожаре погибли семь человек, убыток составил огромную сумму – восемь миллионов рублей.

О реальном характере древнего жилища сегодня можно говорить лишь предположительно, но его изучение возможно. «Образ дома создавался на основе представлений жителей о доме и семье, о традициях и религиозных воззрениях. Неизменность этого образа, его консерватизм особенно заметны при изучении как сельского, так и городского деревянного русского жилища»[5].

Ситуация с деревянным строительством на Севере была особая. «Деревянное зодчество Русского Севера – суверенный мир, как бы выпавший из времени. Внешние влияния на него были минимальными. Он рос и формировался по собственным законам»[6].

Историк деревянного зодчества И. Н. Шургин, вспоминая свои поездки вместе с реставратором Б. П. Зайцевым, связанные с обследованием деревянных церквей Подмосковья, пишет, что «…мы тогда никак не думали, что большинство из них исчезнет еще при нашей жизни»[7].

В Москве, в пределах Белого города, деревянных храмов почти не осталось уже к концу XVII века. Периодическая активизация строительства деревянных церквей была связана с частыми эпидемиями. В 1771 году, например, во время эпидемии чумы очень быстро построили шесть деревянных церквей на московских кладбищах. «Последним построенным до пожара 1812 года храмом стала Введенская церковь за Салтыковским мостом. После ее постройки к дереву как материалу для строительства храмов не возвращались до второй половины XIX века»[8].

Остановимся подробнее на жилище небогатого человека и его семьи, в том числе в допожарной Москве. И в городе, и на селе это была бревенчатая изба. Бросается в глаза разительное отличие между скромными избами Центральной России и монументальными, большими домами деревень Русского Севера. Причина, в частности, в том, что на Севере не было крепостного права. Быт помещичьего крепостного крестьянина среднерусской полосы был очень тяжел. «Жизнь крепостного крестьянина была заполнена тяжелым изнурительным трудом. Бесправие, нищета, забитость, неграмотность сформировали тип крестьянина, который описали многие литераторы России… Свободных дней у помещичьего крепостного было два в неделю. В остальные дни он трудился на господина»[9].

Крестьянский дом в Кижах. Рисунок В.В. Алексашиной

Крестьянская изба в Симбирской губ. Фото 1900-х гг.

Внутренний вид крестьянской избы

Изба – очень консервативный вид жилища. Быт людей, живших в избах, не менялся на протяжении столетий. Но было бы неверно думать, что изба не эволюционировала и оставалась в неизменном виде. Отличие хорошо видно при сравнении бедного народного жилища начала XVIII века и домов более позднего времени. Раньше большинство изб были курными, то есть топились «по-черному». До 1700 года поголовно все беднейшее население не только деревень, но и городов жило в таких избах. Но в течение XVIII–XIX веков количество «черных» изб неуклонно уменьшалось, и к середине XIX столетия их оставалось не более 20–30 %. В Москве в 1722 году появилась особая инструкция. В пункте 9 этой инструкции предписывалось во всех городских «черных» избах сделать трубы и впредь строительство «черных» изб запретить. В «черных» избах не только отсутствовала труба для отвода дыма, но и были земляные полы. Редко когда в таких домах полы были дощатые, и у современного человека это вызывает удивление. В своей книге исследователь архитектуры Л. В. Тыдман пишет: «Современному человеку трудно понять, почему семья, в которой есть мужчины, владеющие плотничьим мастерством, не могла обзавестись дощатыми полами и белой избой. Во-первых, помещичьему крестьянину не безопасно было выделяться каким-либо признаком зажиточности – это могло вызвать увеличение оброка. Другая причина – боязнь осуждения со стороны односельчан»[10]. Тут имеется в виду общераспространенное в деревне и существующее до сих пор чувство зависти к более трудолюбивому и удачливому соседу. Зависть часто приводила к поджогам, которые становились для крестьянина непоправимой катастрофой. Именно зависть является одной из причин того, что в современной деревне частное фермерское хозяйство не может укорениться. Однако вернемся в далекое прошлое. Полы в избах до начала XVII столетия продолжали оставаться земляными.