Виктор Дрожжин - Кубанский хмель. Мюзикл

• Название: Кубанский хмель. Мюзикл
• Автор: Виктор Дрожжин
• Жанр: Прочие приключения

«Кубанский хмель» – это весёлая музыкальная история о молодых талантливых влюблённых, кубанских казаках – музыкантах и нечистой силе, которая есть наркобизнес.

---

Раздались восторженные аплодисменты, говорящие о том, что молодой автор и исполнитель собственных песен пришёлся публике по вкусу. Раздались щелчки по малому барабану, задающему ритм, и в зал плеснулась зажигательная мелодия самбы. После недолгого оркестрового проигрыша вступил молодой голос.

Отплясался полуденный дождик, ну как мальчишка,

По асфальту, по лужам, по листьям и на окне.

И помчался по мокрым проулкам босой лгунишка,

На бегу обещая всем радугу, но не мне.

Повстречал я недавно знакомую мне девчонку,

Словно утром ударил по крыше весенний град.

Она скромно, потупивши очи, прошла сторонкой

И, теперь ошалелому, нет мне пути назад.

В зале хмельные партнёры старательно пытались изобразить танец в стиле «латино», но танцевать самбу они не умели и лишь вихляли бёдрами, да мешали друг другу. Зато неимоверно стройные девчонки дансинг-группы, в одних лишь сверкающих плавочках, бюстиках и коронах из павлиньих перьев двигались на высоких каблуках так, будто всю жизнь прожили в Рио – де – Жанейро, с пелёнок участвуя в национальном карнавале.

Первый, не утерпев, распахнул шторы будуара и все трое жадно слушали и внимали.

Сыплет солнце на дорогу

Золотисто тёплый свет,

Все, судачат понемногу

Мол, любви на свете нет.

А, черёмуха за окнами

Нежданно расцвела,

И печаль в душе заблудшей

Словно не была.

А, черёмуха за окнами

Нежданно расцвела,

И, печаль в душе заблудшей

Словно не была.

Трубы и флейта, словно раздухарившиеся соловьи свистели и стрекотали где – то на верхних нотах, струнники метали искры латиноамериканских наигрышей, в чём – то схожих с цыганскими переборами, палочки барабанщика метались по тарелкам, том – тому, бонгам, а «чарльстон» одурело джмякал и шлёпал вызывая восторженный визг танцующих посетительниц.

Нарвала в палисаднике чудный букет ромашек,

Искупала, с улыбкой, его в дождевой воде,

Не видал, я девчонки милее её и краше,

Мне девчонки такой, не сыскать и вовек нигде.

Как поведать, с какой безнадёжностью, я влюбился,

Что неведомой силой желания, я пленён.

Круто мир мой с внезапною силою изменился,

А, часы и минуты не дремлют когда влюблён.

– Да – а – а …, – промычал Первый, – этого парня обязательно надо захомутать. Он будет нашим самым надёжным прикрытием, – объяснял своим компаньонам вожак. – Сейчас же к нему в оркестровку зайду с предложением, – под припев песни закончил он. А, голос исполнителя продолжал:

Ну, зачем, ну, зачем ты упрямо отводишь взоры

Знаю, знаю про то, что глаза твои синий лён.

Как сказать мне о том, что внезапно я, в эту пору

Лишь в мгновенье одно, потерял и покой, и сон.

Надо ждать и надеяться хоть на какое чудо.

Под окном её стану упрямо рассвет встречать.

Пусть я чайкой смешной, однокрылой безумною буду.

Моё сердце теперь ни за что не заставишь молчать.

Сыплет солнце на дорогу

Золотисто тёплый свет… —

пел припев юноша, явно завершая исполнение, а трое в будуаре с раскрытыми шторами стояли, совершенно забыв, что «светиться» им вовсе и не надо было бы. «Сигуранцы» не дремлет. Но, такова сила искусства, а песенного в особенности. И, когда песня действительно заслуживает внимания, человек забывает о том, что он есть и, где он находится. Так случилось и с этими тремя, уж очень хорошо известными в Государственной Думе, деятелями. А, точнее, депутатами.

Раздавшиеся неистовые аплодисменты «переходящие в овации» встряхнули далеко не святую троицу и они как – то уж очень не по солидному суетливо вернулись за стол, к своим рюмкам, тарелкам, икре и прочей снеди.

– Ну, что господа, промычал, ещё не пришедший в себя от песни, Первый. Будем прощаться. Вы как знаете, а мне ещё к этому певучему хлопцу зайти надо с деловым предложением. Встречаемся первого июля, здесь же. Чтобы к этому времени, в основном всё было готово. Приведёте тех, кто непосредственно на местах будет заниматься, задуманными нами, мероприятиями. Сами понимаете, от успеха будет зависеть наша свобода или … «динь – бом, динь – бом слышен звон кандальный, динь – бом, динь – бом путь сибирский дальний, динь – бом, динь – бом слышно там и тут, нашего товарища на каторгу ведут», – с издевкой пропел он выкладывая на стол три стодолларовых купюры. Поднялся, пожал руки двум остающимся и вышел из кабинета.

В «музыкалке» на стульях сидели двое – Егор и его друг и коллега балетмейстер, руководитель и постановщик танцев дансинг – группы Алёша Пятницкий.

– Ну, что, – допытывался Алёша, – не пишет и не звонит? —

– Нет, – как—то уж очень спокойно ответил Егор, перебирая струны гитары.

– Да – а – а – … казачки кубанские они такие, – сочувственно протянул Алёша не зная чем ещё утешить друга.

– А, ты – то откуда знаешь, какие они. Что тоже обжёгся? – с улыбкой парировал Егор.

– Да откуда ж мне знать. Эт, я так, к слову. Чтоб тебя утешить. А, то ты весь как увядший мандарин. Смотреть не хочется, – участливо глядя на друга, пробормотал Алёша.

– Да мне и самому на себя противно смотреть по утрам. Так бы и дал по носу, чтобы в себя прийти, – ответил Егор джмякнув по струнам.

– Что, и на звонки не отвечает? – вновь допытывался Алёша.

– Сразу отключает «сотик», как увидит кто звонит, – с грустью отозвался Егор, благодарно глядя другу в глаза. – И всего – то делов, что выпью грамм стопятьдесят после работы. А, ей, видите ли, вообще, не пей. Тоже мне борец с пьянством и алкоголизмом, – досадливо скрипнув стулом, глянул, на бутылку с коньяком стоящую на столе, Егор.

– А, ты знаешь что? Возьми, да и закрути роман с какой – нибудь красавицей из моей танцевальной группы. От чего заболел, тем и лечись. Клин, клином вышибают. И, потом. На твоё творчество такие переживания очень плохо влияют. Ты ничего не пишешь и не сочиняешь. Эдак, ты скоро всем надоешь с одними и теми же, пусть и талантливыми, своими песнями. Надо работать, работать и работать, как говорил наш великий русак Михайло Васильевич Ломоносов, – патетически закончил свою речь Алёша.

– Это когда он говорил? – удивлённо глядя на друга, спросил Егор.

– Не знаю когда, не знаю где, не знаю кому, не знаю зачем, но говорил. И явно не тебе Егор, который с высоких гор, – ухмыльнулся по доброму Алёша, – знаю только, что работа от всего лечит. Даже от безнадёжной любви. Ну, давай, наливай, а то фуражка болит, – кивнул он на початую бутылку коньяка. Егор потянулся, взял бутылку налил Алёше и себе грамм по сто, и протянул стакан другу. Они чокнулись, выпили стали закусывать дольками разрезанного апельсина, а следом ветчиной, хлебом и квасом, невесть откуда взявшимся здесь. Едва Алёша потянулся к бутылке, чтобы налить ещё коньячку, как дверь «музыкалки» отворилась и вошёл мужчина лет пятидесяти пяти с гладко выбритой головой и лицом, в великолепном костюме и, с таким же великолепноуверенным выражением всей своей наружности.

– Вот тебе и яйцеголовый, хотя и почитатель твоего таланта, – в спокойствии духа пробурчал Алёша, как бы вполголоса. Однако пришелец, на удивление, не обиделся, а даже наоборот, улыбнулся и вежливо поздоровался за руку с обоими.

– Надеюсь, я вижу перед собой своих кумиров? – вежливо метнул «леща», гость. Вы, Егор Завьялов. Талантливый автор и, талантливый же исполнитель своих собственных песен. И не пытайтесь возражать. Я закончил консерваторию имени Петра Ильича Чайковского по классу флейты. И, уж поверьте, кому, как ни мне знать, что такое хороший звук и чудесная мелодия. О стихах ваших, я уже и не говорю. Они выше всяческой похвалы. А, вы – обратился он к Алёше, – талантливый постановщик танцев к песням Егора, Алексей Пятницкий. И, фамилия – то у вас, какая знаменитая. —

– Знаю, знаю, – перебил его Алеша, – только я, к основателю русского народного хора имени Пятницкого, не имею никакого отношения. Смею вас разочаровать в этом – с …. Да – с..с..с.. —

Пришелец же, только вновь мило улыбнувшись, продолжил:

– Дело в том, что ровно через три месяца, то бишь 19, 20, 21 августа сего года в курортном городе Сочи, в честь избавления России от коммунистического ига, состоится фестиваль молодёжной песни и танца. И, мне очень бы хотелось, чтобы вы, оба моих кумира, блеснули своим талантом на этом празднике жизни. Всё финансирование вашей поездки и непосредственного вашего участия в этом фестивале – карнавале, я оплачу со своих личных счетов. Ну, так как? Уразумели, что я вам предлагаю? С вашей же стороны только «да» или «нет». Впрочем, ни о каком отказе от моего предложения, не может быть и речи. Я, уверен, вы согласитесь. О вас, с вашим шефом, я вопрос решу. Место в этом элитном ресторане останется за вами. И вы, после блиц – турне, c триумфом вернётесь к своим почитателям и фанатам. Я, не слышу оваций господа мои кумиры и восторженных криков «браво» и, даже «брависсимо». В общем на размышления у вас не больше месяца. Через месяц вновь буду у вас здесь в гостях и вы мне сообщите о своём решении, в котором я нисколько не сомневаюсь. Будем здравы, – закончил он, без разрешения налив себе коньяку из чужой бутылки и залпом выпив рюмку.