Иван Седов - Оригами. Ничто не бывает случайно!

• Название: Оригами. Ничто не бывает случайно!
• Автор: Иван Седов
• Жанр: Современные любовные романы

То, что мы испытываем и чем дышим каждый взрослый день – рутина; все, что мы воплощаем в течение дней свыше, – бутафория судьбы. Мы все в минимальной или более степени даны друг другу, чтобы как-то повлиять на дальнейший ход мыслей, жизни, целей. Каждое наше действие порой принципиально меняет намеченный маршрут на день, каждая встреча вводит нас в различные эмоции, также влияя на дальнейшую судьбу дня, недели, месяца и лет.

---

И во всем протекающем вокруг и подле тебя ты не чувствуешь себя. Это декорации. Вовлеченность, интересы, работа, общение, манеры, жесты. Все смешивается в едином потоке огней, больших и малых, четких и расфокусированных, несущихся куда-то вдаль, будто ты сбоку наблюдаешь за движением на Южном мосту. Все несутся по своим делам, со своими опозданиями, криками, ссорами и преступлениями через интересы дорогого человека. И раз в мы мыслях еще стоим и смотрим на Южный мост, то что может взять и резко изменить это мрачное движение, целеустремленное до глупости?.. Добрый дядя-регулировщик, знаки движения… «Нет, авария!» – резко пронеслось в моем сознании. Ведь, черт возьми, когда мы несемся, не замечая ничего действительно важного на своем пути под гнетом рутины, случается авария. Остановка. Остановка всего того, что за пару мгновений до нее казалось необходимым. Несравненно приоритетным и важным. Авария. Теперь оно и не наступит. Словно и не собиралось. Нет, разумеется, мы рассматриваем случай, когда герои, тяжело дыша от неожиданности, откроют двери машин, смахнут градом льющийся пот и посмотрят на произошедшее. Никаких жертв. Не важно, как долго они будут смотреть на валящий пар из-под капота, тем самым состыковывая материальные ценности, не важно, сколько грязи выльют друг на друга эти герои-водители в горячем споре, кто же виноват. Важно послевкусие. То, кого первым они захотят услышать после всего. Жесткий тест, кто действительно важен. Что же скажут ему, медленно подбирая слова? – что машина была застрахована или как же непревзойденно ценно слышать ныне родной голос? В случае последнего общество еще подает надежду на сохранение истинных ценностей, неправда ли? И остается верить, что до второго шанса они не дорвутся, поняв и усвоив все с первого раза.

В иронии своей судьба вольна не предоставить второй шанс. Так и в аварии, так и в любви.

Я присел на бетонную ограду фонтана вдалеке от падающих капель. Оставалось прождать около сорока минут, прежде чем прозвенит последний звонок, и я отправлюсь сдавать экзамен на профпригодность противоположному полу. И как требует того классика жизни, мысленно я себя накручивал, с каждой минутой ожидая и предчувствуя от встречи все больше, придавая ей все более грандиозный смысл. И хочу заметить внимание читателя, так происходит часто и практически во всем. Даже когда надеваем лучшую рубашку на свадьбу к товарищам, предчувствуя нечто фееричное, хотя прекрасно представляем себе сценарий и смысл гулянки. Особенно с первыми свиданиями. Возможно, это относится больше к прекрасной половине: они представляют, как его волосы будет развевать ветер назад, и как скулы и белоснежная улыбка будут очаровывать ее, как он будет кружить на руках, а затем они вместе укатят в ночь, куда глядят их счастливые глаза. И что утром, с рассветом они дадут клятву верности друг другу. Да абсурдный бред! Это может и идеально, даже несколько утопически, но лучше бы так даже и не было. В конце концов, на работе следующий день ты будешь отвлеченным овощем, лишенным премии. А еще соберешь по свою душу десятка два острых шуток, особенно от Скотта. Чарли вообще шутит как-то грубее. Его механизм остроумия требует смазки уже лет как двадцать.

Однако даже смазанный и готовый к употреблению механизм остроумия не давал мне гарантии и спокойствия за то, как же я себя покажу на встрече. Хотелось положиться на импровизацию. Мой взгляд по-прежнему наблюдал за падающими рядом каплями, и они, одна за одной, исчисляли еле тянувшиеся минуты до заветной встречи. «Как она поздоровается? В каком настроении будет? Платье? Деловой пиджак? Главное, не кожаная куртка с шипами, скрывающая изобилие татуировок, сделанных на спор по молодости», – успокоил я себя. «Интересно, она тоже волнуется?» – вдруг снова забеспокоился мой внутренний я. Наскучившие падать капли заставили перевести мой взгляд на часы, и я удивился, что эти беспокойные мысли заняли все время ожидания. И вот-вот. С минуты на минуту. Suddenly and forever.

Спешат из магазина мама с дочкой, помогая друг другу нести пакеты. На дочке платье цвета морской волны, а волосы прижаты белым ободком. Вот, выплескивая будто ругательства на жизнь клубы черного дыма из выхлопной трубы, повернул на St. Rise старый лимузин. С мрачного монумента взлетел голубь, обыкновенный, городской, серого оперения, сытого телосложения и подлетел к голубке. Белой, радостно воркующей. Черт, где же моя голубка, какими английскими ветрами ее унесло прочь от намеченного фонтана и какое тревожное щебетанье других птиц разубедило ее приехать?!

Надежда еще теплится. Падение капель усиливается. Теперь они звучат о бетон в унисон урчанию моего живота, сегодня не ведавшего почти ничего кроме нервов и будничного табака. Пара движений, и кремниевое колесо озарило искру, едкий дым растворил свежесть зелени у фонтана. Мне не хотелось уходить, и даже оправдывать себя тем более. Может, так оно и лучше, ведь я пришел, прождал, сосчитал капли и прохожих, точно голодный пес, больше не лающий от скуки. Скотт в данный момент принимает по свою грудь за всю нашу творческую кучку от Ларри, который, точно говорю, не рад вестям о тупике. Чарли принимает в данный момент по свою грудь две по пятьдесят. Unusual day сменился на привычность, и следующим напряженным моментом виделся лишь час-пик. Вот-вот на железнодорожных станциях захлопают дверьми спешащие на перрон и сквозь него пассажиры, водители автобусного парка повернут ключи зажигания, и две моих ноги отправятся в путь ко вкусному домашнему ужину.

Уместно было бы в этот момент подметить, что человеку нужно мало для счастья, и весть о надвигающимся ужине согревала не слабее дедовской телогрейки. Но рай в шалаше невозможен без вкусных ужинов. А вкусные ужины без близкого человека. Следственно, мало построить шалаш и купить холодильник. Даже постоянный соблазн человечества увеличивать капиталы, раскрашивать еще более изощренно стены в своем доме, досуг и жизнь тут ни причем. Остановившись с такими мыслями на светофоре, я вдруг почувствовал себя участником той самой притчи, где пешеход с завистью смотрит на велосипедиста, тот на водителя, водитель в свою очередь за владельцем спорт-кара, и последний бдит в небо, восхищаясь полетом железных аэродинамических тел, столь грациозно на закате рассекающих небосвод. Но ведь это все станет ничтожно, даже отвратительно, если не с кем радости новых побед будет разделить.

Перейдя беснующий перекресток, я свернул во дворы, где тихо и спокойно. Обычно в такие моменты в кинофильмах картина становится мрачной, угрожающе показываются стены кирпичных высоток, среди лестничных балконов развешено одинокое белье, и в конце улицы на последнем этаже душераздирающе надрывается трубач, эмоциями затмевающий целый оркестр. Некая нуар-картина времен не так давно зацветшего джаза. Но я даже зашагал увереннее, и снова потянулся рукой в нагрудный карман рубашки за «огнивом», дабы раскурить трубку своего несостоявшегося мира. Внезапно, кроме удручающей пустоты моя рука не нащупала ничего. «Что за, какого черта!» – ведь «огниво» то было мне очень ценно, как минимум, оно было из-за границы и хранило в себе Бог лишь знает сколько пережитых случаев и историй. Машинально мои ноги вновь развернулись к фонтану.

Однажды в детстве на льду я поскользнулся и тормашками вверх приземлился перед возлюбленной девочкой, в весьма неловкой позе. Чувства схожи. На месте, где я сидел у фонтана, был аккуратно сложенный бумажный самолетик, на котором красовалось оставленное ценное огниво. Взяв его в руки, я быстро огляделся вокруг, будто надеялся обнаружить кого-то в кустах, смеющегося и подглядывающего, но площадь жила своим обычным чередом. Никакими духами бумага с крыльями не источала. Но я был явно уверен, что автором этого сюрприза была Хельга. Пытаясь мысленно ответить на еще большее количество вопросов, устремился прочь.

Ночной Оуквуд. Озаренная огнями фонарей старая добрая улочка. Вдох, и никотиновый выдох. Одна за одной беснующие и беспорядочные мысли. Снова с радостными объятиями меня встречает старина Блэр. Я поведал ему сегодняшнюю историю до последнего слова, будто так станет все понятней. «Она так просто не закончится!» – отрезал прочь все плохие исходы, вертевшиеся в моей голове. Свет доброго фонаря значительно поморгал, укрепляя мое успокоение… а знаешь, что, Блэр? —

Будь она столь ярка иль бледна,

Будь ты гением иль дураком,

Доверил бы ее улыбке жизнь свою переменить?

Искра

Из глаз. Из фраз ораторов. Из-под скрипящих колес старых башенных часов на площади. Та, что отправляет в небо салюты в честь главных праздников города, а может, те, что упорным трудом добывали на протяжении лет в пещерах древние потомки?