Владимир Уланов - Искушение

• Название: Искушение
• Автор: Владимир Уланов
• Жанр: Русское современное
• Год: 2017

Роман Владимира Уланова «Искушение» является художественным произведением об исторических событиях начала 17 века. Это время утраты законной власти, бунтов доведенного до отчаяния российского народа, открытой интервенции Польши. Автор описывает яростную борьбу простого народа под предводительством Ивана Исаевича Болотникова, к которому присоединились дворяне и даже воеводы. Болотников и его народная армия сражались за лучшую долю, за хорошего царя. У богатого же сословия, что шло с восставшими, были свои цели, прежде всего – нежелание служить «самовыдвиженцу», царю Василию Шуйскому. В романе большое количество исторических личностей, художественных персонажей. Драматизм повествованию придает описание масштабных батальных сцен под городами: Кромы, Москвой и Тулой. Любовь и предательство, коварство, обман и искушение властью сопровождают героев романа, что, в конечном итоге, приводит к поражению восстания. Борьба за престол самозванцев: Лжедмитриев, Василия Шуйского, Марины Мнишек – привела их в никуда, к личной драме. В итоге, борьба за власть не изменила хода российской истории, а лишь привела к великим жертвам. Только избрание на престол Михаила Федоровича Романова положило конец разорению России и неоправданным жертвам. Произведение воссоздает атмосферу того времени, где наряду с великими событиями описывается простая жизнь русского народа, его быт, культура.

---

Затем встал и торжественно произнёс:

– Как только самозванца уничтожим, предлагаю собирать народ на Соборной площади Кремля и выкрикнуть Василия Ивановича Шуйского царём нашего государства Российского. Ибо государство не может существовать без управления, и я думаю, что он управится с таким делом! Старец встал, медленно подошёл к Шуйскому, троекратно его расцеловал, осенив крестом:

– Благословляю тебя, боярин, на подвиг и тяжкий труд в такое смутное для России время! Тяжёлый крест тебе, Василий, предстоит нести, но мы все тебе будем помощниками.

Арсений, расчувствовавшись, смахнул слезу, отошёл в сторону, затем присел на своё место. Князья стали подходить к новоявленному царю, троекратно целовать его, говорить ободряющие слова и пожелания, а Иван Иванович Голицын воскликнул:

– Ох, большую ношу берёшь на себя, Василий! Управишься ли?

– Управлюсь, если помогать будете, – уверенно парировал Шуйский.

– Будем тебе верными помощниками! За веру нашу и государство Российское не пожалеем живота своего! – выкрикивали бояре вразнобой.

* * *

Свадьба состоялась на восьмое мая под пятницу. День выдался пасмурный, моросил мелкий холодный дождь. Серые облака низко проплывали над Кремлём. Улицы были пустынны. Дороги все развезло, стояли огромные лужи, перемешанные с грязью и конским помётом. Чёрные вороны, нахохлившись, огромной стаей сидели почти на всех деревьях Кремлёвского двора. Бояре, князья и воеводы, приглашённые на свадьбу, увидев такую картину, набожно крестились, переговариваясь меж собой:

– Ох, не к добру всё это! Ох, не к добру! Плохое знамение!

Молодых провели в столовую палату Кремля, и придворный священник в присутствии всей русской и польской знати торжественно начал венчание.

Русские бояре, стоящие особняком от шляхтичей, возмущённо перешептывались между собой.

– Даже свадьбу и ту по-человечески провести не могут, – сказал князь Романов на ухо боярину Воротынскому.

– Всегда на Руси венчание проходит в церкви, а о царях и говорить нечего! Все наши православные каноны нарушили, – ответил князь Иван Михайлович.

Марина Мнишек была в русском красном бархатном платье с широкими рукавами и в сафьяновых сапогах, на голове ее сиял драгоценный венец. И как только венчание закончилось, Марина бесцеремонно удалилась в опочивальню, потребовала к себе слуг, скинула русское платье со словами:

– Снимите с меня это тряпье и уберите его с глаз долой!

Быстро переоделась в польские наряды и явилась в Грановитую палату, чем еще больше вызвала пересуды у русской знати.

Удивлению и изумлению бояр не было конца; они возмущённо перешептывались, крестясь, тихо восклицали:

– Вот антихристы дык антихристы! Хряста на них нет!

А когда перешли в Грановитую палату, тут и вовсе возмутились, когда увидели два престола: один для Марины, а другой для самозванца. Василий Шуйский, торжественно взяв за руку новоявленную царицу, ехидно улыбаясь в бороду, с наигранным пафосом произнёс:

– Наияснейшая великая государыня! Цесаревна Мария Юрьевна! Волею Божьей и непобедимого самодержца, цесаря и Великого князя всея Руси ты избрана быть его супругою. Вступи же на сей царский трон и властвуй вместе с государем и нами!

Марина, сделав надменное лицо, торжественно села на царский трон. В толпе русской знати прошёл возмущённый гул голосов, и кто-то из бояр громко сказал:

– Невиданное дело, чтобы баба рядом с царём на троне сидела! Тьфу ты! Одно слово – греховодники! Будь они прокляты!

Марина с вызовом посмотрела в сторону раздавшегося голоса, но так и не определила, кто это высказался, так как бородатые бояре, одетые в шубы и бобровые шапки, все были для неё на одно лицо.

К невесте подошёл патриарх, украсил Марину цепью Мономаховой и с молитвою возложил на неё животворящий крест, барму, диадему и корону Мономахову, помазал царицу и причастил, чем несказанно возбудил у русской знати неприязнь и ненависть к самозванцам. Среди бояр прошёл ропот. Иван Иванович Голицын с возмущением забубнил, обращаясь к рядом стоящим князьям:

– Да где это видано, чтобы чужеземка, ещё не жена царя, а уже стала помазанной на царствие государыней!

Дмитрий Шуйский угрожающе зашептал Голицыну:

– Да замолчи ты, Иван Иванович, а то нам всё дело загубишь! Помолчи маленько! Иди вон на целование к руке царицы.

Бояре молча, по очереди, целовали ручку Марины. Иван Михайлович Пушкин после целования долго сплёвывал на пол и вытирал губы платком.

После церемонии князь Василий Шуйский повёл Марину и самозванца под венец.

* * *

После венчания Григория и Марины начался настоящий царский пир, со всем его весельем, плясками и удалью. Пили, кто от радости, кто от горя, кто просто хотел веселиться. Загуляла вся Москва. На улицы по приказу самозванца выкатили бочки с вином и медами для черни. Несмотря на то что шёл дождь, охотников напиться задарма было великое множество.

Григорий Елизаров, мастеровой, кузнец крепкого телосложения, сажень в плечах, с чёрной окладистой бородой, с весёлыми голубыми глазами, балагур и шутник, с ватагой своих подмастерьев пришёл на улицы Москвы повеселиться и выпить на дармовщинку. Мастеровые подошли к одной из бочек с вином, взяли ковш у мужиков, по очереди выпили по черпаку. Вино оказалось на удивление крепким, и после выпитого мужики развеселились, стали шутить, бойко заговорили. Евсей, рыжий, с крючковатым носом, здоровенный детина, опрокидывая очередной ковшичек вина, крякнув, молвил:

– Ох, и хорошащее винцо самозванец выкатил народу! Закусывать не надо!

– А почём знаешь, что царь – самозванец? Может, и взаправдышный, говорят же, что мать признала его своим сыном, – возразил Карпушка, длинный жилистый мужик с насме – шливыми глазами и реденькой узкой бородёнкой.

– Да у самозваного-то царя и борода даже не растёт; сразу видно, что мужик-то не нашенский, а поляк, они, вон, все безбородые, а у русского человека вся сила и мудрость в бороде.

– Это ты верно сказал, Евсей, сразу видно – не наш это мужик, да и с поляками все вожжается, вот и жену полячку взял. Настоящий-то русский царь, наверняка, при бороде был бы, дела имел бы только с боярами и в царицы бы взял русскую девку, – поддержал Евсея Григорий Елизаров.

За разговорами мастеровые хватанули ещё по черпаку и завеселели так, что Евсей заприплясывал, а потом запел:

Ах, по мосту, мосточку по калиновому,
Ай-люли, по калиновому,
По второму-то мосточку по малиновому,
Ай-люли, ай-люли по малиновому…

Не успел мастеровой допеть песенку, как из переулка прямо на весёлую компанию верхом на лошадях выехали шляхтичи – группа всадников из пяти человек. Они тоже были навеселе и, видимо, разгорячённые вином, искали приключений. Кое-кто уже плохо держался в седле. Поляки вплотную подъехали к бочке. Один из шляхтичей, выдернув из ножен кривую саблю, крикнул:

– Эй, русские свиньи, пошли отсюда вон! Скоро мы из вас католиков сделаем, а ваши поганые церкви закроем! Теперь наша царица вами править будет, – и замахнулся саблей на Григория Елизарова. Тот, изловчившись, подставил под удар оловянный ковшик, ловко перехватил руку поляка, сдёрнул его с лошади, треснул шляхтича ковшиком по голове, да, видимо, спьяну перестарался, так что нападающий сразу же отдал Богу душу.

Вся ватага мастеровых, не давая опомниться полякам, набросилась на всадников. Сдёрнули их с коней, отобрали оружие, взяли под уздцы лошадей. Вскоре на подмогу полякам из переулка выскочило ещё несколько верховых всадников. Завязалась ожесточённая потасовка. И вот уже к мастеровым присоединились другие московские жители. В ход шли колья и булыжники.

– Я вам покажу католиков! – кричал Евсей. – Ишь чего выду – мали, антихристы, – с остервенением работая колом по польским спинам, приговаривал Карпушка.

Наконец, всех поляков уложили. Те, постанывая, валялись в грязи. Вокруг собралась большая толпа людей. У многих в руках уже были колья и даже вилы. Разгорячённая толпа всё росла и росла. Григорий Елизаров, вытирая со лба кровь, перемешанную с потом, крикнул:

– Идём громить антихристов, шляхтичей и их приспешников. Идём на Кремль и узнаем, кто там сидит: самозванец или настоящий царь!

Толпа одобрительно зашумела, и все направились к Кремлю.

3

Григорий Отрепьев лежал в брачной постели с Мариной Мнишек. Он спал с женщиной, о которой мечтал вот уже почти год. А теперь к её ногам он бросил целое царство, но радости от достигнутого не было, на душе постоянно лежал тяжёлый камень. Не было покоя и удовлетворения, где-то рядом жила тревога. Он, Гришка, монах-расстрига, ныне царь всея Руси Дмитрий. Казалось, что бы ещё человеку надо? О чём ещё можно мечтать? Но от мысли, что царь он не настоящий, а обманным путём добившийся престола, что любой простой москвич может крикнуть ему вслед «самозванец», в сердце у Григория жил страх, который крепко держал его.