Сергей Богачев - Век испытаний

• Название: Век испытаний
• Автор: Сергей Богачев
• Жанр: О войне
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-906947-75-8

В книгу известного автора Сергея Богачева «Век испытаний» вошли четыре произведения о событиях, происходящих в Донбассе на протяжении последних ста лет. В жанре политического детектива автор пишет о начале постсоветского периода, дает яркое и убедительное представление о характерах и судьбах как простых людей, так и политической элиты. Драматические события революционного прошлого, создание Донецко-Криворожской республики и гражданская война последних лет стали естественной частью этой книги.Объединяет повествование главный герой – тележурналист из города Лугань Иван Черепанов. В финале, пройдя через ряд тяжелейших испытаний, Черепанов должен принять самое сложное решение в своей жизни: как жить дальше?Книга написана на основе реальных событий.

---

– Я вас люблю, Полина…

– Ну, наконец-то! – Полина протянула руки к подарочной коробочке и тут же её открыла. – Эклеры! Эх, Павел, какой же вы нерешительный в самом деле! Столько ходите за мной тенью и только сейчас сподобились открыться…

– Вы знаете, как меня зовут? – Пашка совершенно опешил.

– Пришлось разузнать! Должна же я знать, кто меня преследует. Можно считать, что мы теперь знакомы, или ты будешь продолжать стесняться?

Пашка просчитывал любой вариант развития событий, но никак не рассчитывал на такой поворот. Удача повернулась к нему лицом, и он явно был к этому не готов. Покраснев, он попытался быть галантным и со словами: «Теперь я преследовать вас не буду!» ринулся вперёд, чтобы открыть Полине дверь. По пути он задел таз с отсевом муки, стоявший под стеной, который с грохотом перевернулся и накрыл Пашку, успевшего к тому времени уже приземлиться на пол прямо перед порогом.

Полина разразилась искренним девичьим хохотом и подала своему вновь испечённому кавалеру руку: «Уж сделайте одолжение, в таком виде тем более не стоит!»

Выбор

Осень 17-го была в Харькове тёплой и солнечной, только ноябрь не пощадил горожан и стал хлестать их дождями и колючим ветром, восполняя всю доброту сентября и октября. Настроение в городе было сродни ноябрьской погоде. Весной Николай II отрёкся от престола, и власть перешла к Временному правительству. С тех пор харьковчане покоя не знали. Всё стало временным – ценности, устои, власть, – всё менялось с калейдоскопической быстротой.

С такой же быстротой стала меняться и Пашкина жизнь. Лето закончилось для него замечательно. Любовь его материализовалась и получила весьма осязаемое подтверждение в виде почти ежедневных свиданий с Полиной. Ромашки, лютики, эклеры, а также мелкие подарки в качестве знаков внимания требовали затрат, а так как попрошайничать деньги у отца Павел не имел обычая, то он попросил того только об одном:

– Батя, подмастерьем быть устал. Мне уж двадцать скоро…

Отец даже не взглянул на сына – вечер был уже поздний, и после смены он имел обыкновение ужинать, а мать всегда использовала этот момент для того, чтобы рассказать все новости дня. Да и вообще, эти вечерние посиделки были традиционными в семье Черепановых.

– Слышь, Трофим, старшой-то чего удумал… – Матушка поставила на стол чугунок с варёной, крупно порезанной картошкой. К тому времени там уже красовалась тарелка с овощами, перьями зелёного лука и салом с прорезью, нарезанным брусочками.

– Слышу. А что, не почётная специальность, сын? Или переработался? – Отец медленно постукивал по столу ложкой, зажатой в кулаке.

Пашка осознал, что батя сейчас выйдет из себя, а это не входило в его планы.

– Хороша специальность. Смотрю на тебя и вижу – в почёте ты у своих в цеху. Только ты сколько лет работаешь?

– Да уж скоро тридцать будет как слесарю, – голос отца стал мягче.

– Вот то-то и оно, – Пашка увлечённо продолжил. – Сколько лет слесаришь, а всё одно и то же. Ты крутишь гайки, а хозяин в прибыли. Ты селёдку себе купить не всегда можешь, а хозяин вон экипаж новый своей жене справил. Ты гайки накрутил, а он твой двигатель втридорога продал. Много он тебе с этих денег оставил? Аж целый шиш и без масла.

Пашкин отец смотрел на сына с удивлением, словно открыл его с другой стороны.

– Вот я и думаю, – продолжил Павел. – Сегодня я ученик учётчика, завтра – учётчик, послезавтра – учётчик и через десять лет – учётчик. Сколько я домой принесу, зависит только от хозяина, а точнее, от того, сколько он соизволит выдать.

– Учётчик – уважаемый человек. Абы кому эту работу не доверят. Был бы ты неграмотным, не знал бы арифметики – прямой путь тебе в кочегары. Ночевать в котельной на куче угля – это что, большая радость? – Трофим всегда гордился сыном в том смысле, что Пашка был обучен. Цифры мог считать в уме и писал каллиграфическим почерком. На фоне поселковой босоты, которая промышляла кто погрузочными работами, кто мелким хулиганством, за что были прописаны в местном полицейском околотке, его сын выгодно выделялся. В этом смысле Трофим не единожды тешил себя мыслями о том, что со временем Пашка станет уважаемым на заводе человеком.

– Вот смотри, батько, паровоз – это ценность?

– Большая ценность. Сложный механизм.

– Паровозы нужны?

– Конечно, как без них уголь возить, людей возить, без них никуда. – Отец не выдержал и подвинул к себе миску с картошкой, стал накладывать себе и сыну.

Павел присел рядом с отцом и вдохновлённо продолжил:

– Как? Объясни мне, батя, как так получилось, что дядька Степан уже третий месяц без работы?

Степан – младший брат Трофима Черепанова, Пашкин дядька, был нечастым гостем в их доме, но последнее время захаживал. Расположение духа у него было скверное. Дядька Степан работал на паровозостроительном заводе крановщиком. Специальность редкая, краны и тельферы были далеко не на каждом производстве, а паровозостроительный был самым мощным заводом в Харькове. И вот в один прекрасный день перед первой сменой их всех собрал цеховой мастер и, поднявшись на станину, ожидавшую установку котла, достал из кармана форменного кителя бумагу, напялил на здоровенный свой нос очки и громко объявил:

– По поручению акционеров уполномочен зачитать приказ! – Двумя руками взял бумагу и приблизил её к носу. – «Согласно постановлению от сего числа завод считается с воскресенья утра 13-го числа сего месяца закрытым. Можете приступить к расчёту всех рабочих[2]».

Толпа загудела грозным басом мужиков. Из этого шума вырывались проклятия и угрозы, кое-кто сжал кулаки и был готов прямо сейчас идти мстить, но пока рабочие советовались, что делать, мастер ретировался. Дальше всё произошло по законам толпы. В этот момент её возглавить было некому, и она разошлась, бурча и матерясь, но уж точно – это на время.

Отцу ответить было нечего. Во всех этих бурях семнадцатого года он устал уже разбираться. Одно только то, что царь отрёкся от престола, многих поставило в тупик: «Без царя в голове? Как теперь жить?» Однако Трофим Черепанов был не из тех, кто поддался панике, он видел своё предназначение в работе, исправно трудился, кормил семью и свято верил в то, что его и всю семью Черепановых эти шторма минуют. Тем более впечатляющий эффект произвело на него выступление сына.

– Ты чего это задумал, Пашка? – Трофим не привык позволять вольностей в семье и не понимал, куда клонит сын. Было очень похоже на то, что привычный уклад жизни ломался, а старшему Черепанову это было не по душе.

Павел встал, одёрнул пиджак таким образом, будто перед ним был большой начальник (собственно, так и было до сих пор – отец для всех был непререкаемым авторитетом), и, выдохнув, произнёс главное:

– С завода я ухожу. К большевикам подамся.

В комнате воцарилось молчание. Отец опустил взгляд, но теперь он не выглядел взбешённым. Скорее растерянным. Момент, когда сын станет сам принимать решения, наступил. Именно об этом сейчас думал Трофим Черепанов: «Не этого ли я хотел? Не об этом ли я мечтал? Он повзрослел».

Отец опёрся двумя руками о стол и медленно поднялся, чтобы огласить своё решение:

– Раз ты решил, так тому и быть. Твоя судьба, твоя жизнь… Я у тебя за спиной стоять всё время не смогу, да и время такое пришло – многого не понимаю. Ты только пообещай мне и матери, что жить будешь по чести. Кто за справедливость – тот всегда прав. Честь, это когда тебе не стыдно за самого себя, когда уважают и друзья, и враги. Черепановы никогда не воровали, не трусили и друзей в беде не бросали. Забудешь об этом, дашь слабину – фамилию опозоришь. Просто всегда об этом помни.

Сын обнял отца так крепко, как мог:

– Не опозорю, отец. Обещаю тебе! – Павел взял на себя это обязательство, но даже не мог себе представить, насколько сложно будет его сдержать в дальнейшем.

С того дня образ жизни Павла Черепанова резко изменился. Дядька Степан, большевик с паровозостроительного завода, на следующий же день представил своего племянника товарищам.

В просторном зале, предназначенном для заседаний разного уровня, но всё больше официальных, на втором этаже здания заводоуправления Гельферих-Саде собралась довольно пёстрая публика: здесь можно было наблюдать и крепких мужиков пролетарской наружности, и щуплых интеллигентов в пенсне, присутствовали даже несколько женщин, которые, не стесняясь мужского общества, дымили папиросами наравне с ними.

Этот зал не предназначался для подобных обществ, тем более что с некоторых пор слово «большевик» вызывало аллергию не только у жандармерии и филёров охранки (во время наших событий в Харькове охранное отделение уже упразднили, но ненависть осталась – враг, он и есть враг), но и стало головной болью собственников, банкиров и прочих предприимчивых людей разного уровня. Поэтому было анонсировано собрание благотворительного общества. Через подставных, приличного вида, заказчиков была внесена оплата за аренду зала на два часа. Управляющий сильно не церемонился и, получив получасовую таксу в отдельный ящичек стола, согласился с тем, что благотворительность нынче, в такое тяжёлое для страны время, явление редкое и очень полезное, но, к большому его сожалению, не сможет проинспектировать лично проведение почтенного собрания. Единственное, в чём не ошибся управляющий, так это в том, что время таки было тяжёлое.