Элеонора Татаринцева - Были, не были (сборник)

• Название: Были, не были (сборник)
• Автор: Элеонора Татаринцева
• Жанр: Русское современное
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-906916-84-6

В этом сборнике представлены избранные произведения разных лет, написанные в соответствии с настроением и житейским опытом. Лирический реализм соседствует с философски-мистическими фантазиями, а в некоторых рассказах позволила себе погулять легкая ирония. Надеюсь, что все это сможет позабавить читателя…

---

Эта не будет допускать вариант… А глаза, как у побитой кошки: в себя и в злость. Ну, что ж, можно еще и в подушку – принимай больничная, да не выдавай, тебе привычно.

Вот еще одна. Тихая, вальяжная, женственная. Что у нее? Муж, сын, дом и токсикоз. Тоже причина? Впрочем, что это я в чужих причинах копаюсь – не оправдания же искать! Все сейчас равны, причины не имеют значения. Во всяком случае, для того, что будет завтра.

А что у меня? А у меня тоже сын, лягушонок когда-то, а сейчас верста коломенская, жеребенок голенастый, и вообще – мудрейшее создание в подростковом варианте.

Дружим пока, а это обязывает на равных. А значит, надо было спросить, хотя бы так, хотя бы в шутку:

– Знаешь, Санька, вот возьму и рожу тебе сестричку? Невозмутимое мое и уже слегка усатое чадо чуть подумало и возразило:

– Замуж не идешь, а родить собираешься?

– Ну и что же! – с вызовом уже. – Разве так не бывает?

– Бывает. Только я думаю, что у ребенка должен быть отец.

Хлестанул. Впрочем, ему виднее на собственной шкуре. Быстрый извиняющийся взгляд – и в сторону глаза. Жалеет. А что же делать, сыночка, если судьба послала любимого, да чужого? «Да минует тебя чаша сия!»

Имею ли право оторвать его от своего, уже рожденного ему другой женщиной? Вот и думай тут, стенка больничная!

Какой шаг грозит взрывом? Не проще ли обезвредить запал?

Вот койки уже обжиты, очередь за топчаном. Вспрыгнула на него худющенькая девчонка: ножки – палочки, сама моща – мощой, а шустрая! Сбегала в соседнюю палату к «аборигенам», чай организовала. Молоденькая совсем, а на все ловкая, легкая. К ней не придут: муж в командировке. Хвастает, что лежать долго не собирается, некогда, потому и на топчан не в обиде, и что не придут не в обиде – так задумано.

А вот эта от окна не отрывается – ждет. Все уже знают, как у них с мужем хорошо и какой Костик у них растет славный, крепкий. Муж обещал после работы картошечки отварить. Живут напротив. И картошечка приходит, и селедочка к ней, а вот чай с малиной не доставил недогадливый мужчина, и он отправляется во второй рейс, а вся палата вкушает щедрые угощения. И молодая жена так и светится радостью.

Чему она радуется? Ведь завтра у нее не будет второго ребенка!

И у меня завтра не будет второго ребенка. И ко мне не придут. Хоть бы мать эти два дня без неотложки выдержала! Только и запомнились преданно-беспомощные глаза ее:

– Если бы я могла тебе помочь!

– Лежи уж! Если бы ты могла мне помочь, мне бы сам черт не страшен был.

О, господи! Если бы сейчас – ты! Выскочить в коридор, наткнуться на твои глаза, чтоб в них упрек, чтоб в них – приказ. И тогда – пальто в охапку и домой, домой к моей девочке, которую можно будет ждать…

Чуда не будет! Ты и не знаешь…

Трезво и спокойно фиксируя свои возможности, откладываем на счетах судьбы мамкину пенсию, смехотворные Санькины алименты, весьма сомнительный вариант – подработать, регулярное явление неотложек в нашей жизни и строгие Санькины глаза. Больше нечего.

Чуда не будет! Будет утро. У закрытой двери в операционную соберется очередь. Что-то жалкое в улыбках. Храбримся! Тут, говорят, применяется новейшее достижение науки, операцию ведет вакуумный автомат. «Адская машина», «пылесос» – так метко его окрестили применяющие. Главное – скорость. Вся процедура занимает 2–3 минуты.

«Пылесос», «пылесос», зачем ты так страшно называешься?

Еще можно одеться и уйти, еще есть возможность… Виском к стене – охлади мозги! Из операционной раздался странный гул. «Пылесос» заработал. Один, два, три… сто пятьдесят – остановка. Одного уже нет. Следующий!

Конвейер в действии. Побледневшие и усиленно улыбающиеся, они выскакивают одна за другой и неестественными шагами добираются до своих равнодушных коек. Освободились!

Путь к месту действия отмечен кровью. Теперь уже далеко последующая смотрю на эту густую, кажется, еще шевелящуюся кровь на полу, на больничных тапочках, на ступеньках кресла… И вот – эта посудина, не убираемая после каждой, некогда! А может, специально, смотри! Вот они, едва начавшие жить зародыши человечков, месиво человеческих детенышей. Сейчас здесь будет и мой…

– Ощущаете ли вы свою беременность?

– Сегодня ей ровно восемь недель (день рождения).

– Почему не хотите рожать?

– Я бы родила…

– Так что же, может, пойдете? (Может, и впрямь еще можно?)

– Нет, доктор, нельзя. Я не вытяну еще одного на свою зарплату.

– А муж?

– Нет у меня мужа.

– Простите, пожалуйста…

Вот и все вопросы отметены. Сосредоточенная подготовка, а врач моложе пациентки! Только, почему «простите»? Ты же не виновата, что твои руки будут сейчас убивать. Выбор наш. Твое дело сделать это так, чтобы принести как можно меньше вреда женскому организму.

– Потерпите, будет немножечко больно!

Меня бы назвали в больнице позднородящей. Появился такой термин сейчас – те, кому за тридцать, ринулись в бой. А мне просто будет немножечко больно.

Так – рывок, нажим на живот, туже, туже – тупая тянущая боль.

Прощай, моя девочка! Раз, два, три… шестьдесят восемь… сто пятьдесят. Все! Нет, снова: один, два, три… тридцать шесть… Холодно. Руки принимают стылость кресла, не дышится, не стонется. Под аккомпанемент противного жужжания уходит одна жизнь, за ней тянется другая.

– Не закрывайте глаза! Восемьдесят пять, восемьдесят шесть… Стоп. Все!

– Дойдете сами?

Хватит ли сил сказать: «Дойду, что мне сделается!»

Резко: «Взгляните мне в глаза!»

Летящие молнии воды, толчок сердца – пошло!

– Доведите ее. Быстрее! Следующая!

Койка. Злополучная простыня, прикрывшая чужую кровь, принимай меня, теперь уже пустую. Взрыва не будет. Заплачено!

Пусто. Знаешь, это быстро проходит. Двадцать – тридцать минут слабости и возвращается тепло. Вокруг такие же посиневшие губы, вогнутые лица. Еще немного, и мы потянемся к остывающим тарелкам с мутноватым больничным супом.

И появится голод, протолкнувший противный комок токсикоза теперь уже окончательно в ту пустоту, которая внутри. (Ощущаете ли вы свою беременность?)

Что вы ощущаете сейчас? Неужели только голод?

Не встреча

Вокзал как вокзал. Как сотни таких же по всей России: неприбранный, неуютный, обсиженный транзитными пассажирами до неприличия. Из динамика голос вечно болеющей ангиной дежурной, который в одном конце почти не слышно, в другом оглушает. Но как ни напрягай уши, все равно толком понять слова ее невозможно.

Вокзал – место ожидания, место перетранспортировки тел в пространстве, место встреч случайных или запланированных… На разных перегонах жизненных путей мы сами порой – вокзалы, порой – поезда.

Михаил засиделся на жесткой скамье в зале ожидания, убивая время перед началом посадки на свой поезд. В резерве оставалось еще часа два, дел больше не было, ну не кроссворды же разгадывать? Поглядывал по сторонам: вдруг кто знакомый попадется? Впрочем, вряд ли! Давно не бывал в Красноярске, вполне хватало горизонтов в родном поселке. Город этот, в основном серый по окрасу домов, раскиданный в разные стороны, неласковый. Да и люди, как транзитные пассажиры, все мимо. Он рассеянно скользил взглядом по таким же обреченно-ожидающим лицам и вдруг внутренне дернулся, как будто натолкнувшись на препятствие.

Прямо напротив него расположился парнишка в камуфляже, с рюкзаком. Ладненький такой, плечистый, белобрысый. Михаил рассматривал его со странным ощущением, будто глядел в зеркало. Ну, может, только помоложе лет на двадцать… Сюрпризы генетики?… Парень явно был ему не знаком, но как похож!

Такие же широкие плечи, гордо посаженная голова на крепкой шее, весь спортивный и самоуверенный – это был его портрет двадцати трех лет от роду. Тогда он приехал в Красноярск, чтобы получить корочки для дальнейшей работы. Только что отслуживший, как, похоже, и этот парень. Сидеть на шее ему было не у кого, а шалберничать с детства не приучен, сибиряк все-таки. Так что специализированные курсы в дорожно-технической школе пришлись и к месту и ко времени.

В группе набралось человек двадцать. Среди них две девушки – так себе, неплохие, но и не яркие! Поселили всех в старом деревянном бараке, похоже, времен революции. Ну, так никто не в претензии: до вокзала – рукой подать, до школы тоже. Кто жил неподалеку, на выходные домой срывался. Михаил, или как его сразу окрестили – Мишаня, не рвался в поездки: далековато, да и не к кому.

Девушкам выделили комнату в дальнем крыле, рядом с чердачной лестницей.

У них даже оказался небольшой «предбанник», который послушно стал работать кухней. После лекций на плитку водружалась чугунная сковорода, и обжаренная до золотистой корочки, обалденная сибирская картошечка звала на аромат. В магазинах тогда можно было купить шестипроцентное молоко в литровых бутылках, вкус – это, я вам скажу, нечто! Да, еще если с голодухи. Ну, как вам ужин студента?