Юлий Крелин - Притча о пощечине

• Название: Притча о пощечине
• Автор: Юлий Крелин
• Издательство: Издательство «Советский писатель»
• Жанр: Юмористическая проза
• Год: 1987

Притча о пощечине… Великолепная повесть Юлия Крелина о столкновении двух таких разных людей. Хирург и прораб, что между ними общего? Каждый из них крутится в своем мирке повседневности, лишь по случаю пересекающихся территориально. У них разные заботы, разные взгляды на жизнь, разные стремления… Почти единственное, что их объединяет, заставляя думать друг о друге — это ПОЩЕЧИНА…

@Marina_Ch

---

Так же и докторов всегда спросят про лечение, но потом обязательно, поскольку у большинства есть что сказать по этому поводу, добавят «пару слов» более точных, чем докторские рассуждения, и завершат: «Точно тебе говорю». Прекрасная фраза. Многознание не признак мудрости еще и оттого, даже прежде всего оттого, что многие, большие знания придают уверенность, ну, например, в отсутствии каких-нибудь незнаний.

Как приятно слушать, когда врача учат лечить, или при нем наставляют кого-нибудь, как правильно вести себя в болезни, или попросту, без дураков, упоенно рассказывают врачам о профессиональном скудоумии их коллег.

Дуэль Пушкина — она как медицина: все про нее знают, все про нее понимают и все обязательно про нее расспрашивают. У Евгения Максимовича тоже была своя точка зрения, своя «пара слов» на эту тему, которую он жаждал поведать другим. Правда, эта «пара слов» распространялась лишь на хирургический огляд раны Пушкина и лечение ее. У многих хирургов есть свое мнение о том, как надо было лечить поэта. Однако цена им, как и всем «парам слов». «Если бы, кабы…»

***

— Я тебе скажу, Антон, все они держатся за какие-то правила, и до меня им дела нет. Вот. Был у судьи — такие дела не принимают. Ты думаешь, чего я пью? Не знаю, что делать, — вот потому. Мне и не надо. И не хочу. Я и сам против. Но ты выпей чуть. Не стесняйся. Пригубь только. Выпить я и сам могу, а ты только пригубь со мной. Я ж понимаю, что женщина и не должна пить, как мы. Пусть и мы не должны. Так? Ну вот. Хорошо, что пришла — сделала какую-то заедку. А то огурец да колбаса. Нет, нет. Я тебе точно говорю: пить больше не буду. Да я и не пил никогда. Ты пойми, должен же я правду найти. Ты как считаешь? Так. Он меня оскорбил? Оскорбил. Ну мало ли, что он там хотел. Что мне за дело до его дел! При всех на работе по морде мне дал? Дал. А я не могу — он мать мою оперировал. Мать умерла? Умерла. Ну и что, что рак? Я ж не знаю. Я знаю, что он оперировал, а мать все равно умерла. К тому же он не сам и зашивал. Сама сказала. Ты сказала. Так? Я знаю. Все равно он же вроде бы по-товарищески сделал — для меня — матери операцию. По просьбе. Так? Я ему не платил. Мог бы зашить сам. Да? Я ремонт ему если б делал — взял бы. И тогда мог не сам…

При всех по морде. Я что, не человек? Я кто? Тряпка на полу? При чем тут ремонт? Я, что ли, виноват? Все так. «Кабанчики»! Нет, вы докажите, что я человек, а он — нет. Чтоб государство всем официально сказало. Вот! Он не по-человечески поступил. Докажите, что он не прав. Не прав. Я, извините, за пятак таких пучок куплю. Вот как рухнут все плитки со стены после ремонта… А я при чем? Я к судье. Не принимает. Оскорбление, унижение человеческой личности. Моей. Не принимает. Мне и адвокат так сказал. Прокурор сказал: напиши с адвокатом объяснение, заявление и приходи, разберемся. Вот. А адвокат? Говорит: зря писать будем, потому как дело такое не примут. И опять талдычит: товарищеский суд, общественные организации…

Ну, еще по одной. Да и бутылка уже кончается. Это хорошо, что мы картошку сделали. И тушенку с картошкой. Это нам тушенку в заказе дали. А в магазине ее нет. Ты, Антон, молодец. Как мать умерла, так я только в столовках ем горячее. А почему не женился? Так сложилось. Ты пригубь, пригубь. Мать давай помянем. Вот. А если адвокат будет мне заявление писать, я ему заплатить должен за это. Прейскурант есть. Все написано. А если заявление не примут?

Зачем ему платить тогда? Надо после всего. А я должен сразу, как напишет, прямо в консультации. Как в парикмахерской. Я адвокату и говорю: пусть докажут и объявят, что я человек и нельзя меня по морде. Я им не тряпка на полу. У него высшее образование — у меня среднее. Так? Он начальник. Я вон получаю больше его. У меня зарплата больше. А он по морде. Адвокат говорил так умно, что я ничего не понял. Личность, говорит, утверждается обществом… Или как-то так. Не понял. Ну и что? При чем тут моя личность? Вот дал бы я ему тоже по морде, была бы драка, побои, увечья — тогда бы суд, говорит. При чем тут общество? Суд нужен, а не общество. Суд! Тогда и общество будет. Не так? Понимаешь, Антон? Все. Ничего не осталось. Вот. При матери я не пил. Все пили, а я не пил. Почему? Не пил, и все. И сейчас не пью. Ты вот пришла. Женщина пришла ко мне — надо выпить. Я человек. Положено так. Оставайся у меня, и посмотрим… докажем с тобой, кто человек. Ты одна в общежитии, и я один.

Ты мне помогла с матерью. Спасибо тебе. И матери была удача. Помогла ей. Умерла хоть как человек. Спасибо тебе. Ты помогла. А он — нет. Если я человек и ты человек — вот тогда узнает. Выпить нет больше? Выпить нет. И хорошо. А то зачем? Адвокат мне все про общественность. А где суд? Да он меня первый раз видит — как в парикмахерской. А у меня есть парикмахер, чтоб всегда один? Или если как участковый мой… Врач участковый… Или милиционер тоже. Знал бы он меня… Адвокат участковый. Ведь не знает меня и общества моего. Что ж доказывать через мое общество? Общественность! "А где суд-то? Пусть, говорит, общество докажет, что я на самом деле человек. Так? Или нет. Это не адвокат сказал. Кто это сказал? Или не так? Я говорю им: переведите меня на другой объект. Вот, вот. А они мне… Они мне… Начальник говорит: работой докажи им, кто из вас настоящий человек. Вот. Он мать не спас, а ты ему… Нет. Это не начальник. Кто ж это сказал? Кто-то сказал: он тебе по морде, а ты так наработай, чтоб знал… Нет, ты мне суд подавай.

Все. Пить больше не буду. И нечего. И не хочу. И никогда не буду. Все забыл. Все не понял. Все не так как-то…

Вот заем лучше. Антон, спасибо тебе. Антон, сделай чайку. Знаешь — где? Чайку сделаем сейчас… Выпьем сейчас чайку… Кто же это сказал?..

Иной из страдальцев норовит затуманить голову, размыть сосредоточенность, скинуть пелену с глаз и кидается к вину.

Извечная ошибка слабых. А то еще и с подсказки полудураков, полураспущенных или бессмысленно жизнелюбивых. Фикцией оборачивается и сострадание и жизнелюбие. Однако вино всякий очаг возбуждения фиксирует еще резче, превращает в яркую точку на безбрежном поле мозга, притормозив работу остальных его областей, размазав, растворив мышление, эмоции либо пьяными слезами, либо необоснованным смехом, либо агрессией и базарным азартом казармы, где слезы — не плач, смех — не веселье, а нападение не понуждено защитой. Точка страдания из тлеющего огонька преобразуется в разрушительный пожар, постепенно превращая мозг в прах.

***

Евгений Максимович решил пойти на симпозиум в институт не столько для новой информации, а, что называется, людей посмотреть. Себя показывать он резона не видел — хотел развлечься, забыть свои смурные больничные дела, опостылевший ремонт, зачумленного главного доктора, оскорбленного прораба, опохабленное вечным ремонтом отделение; отвлечься от дома и кукольной квартиры, которую порой приходилось дублировать в доме товарища, приезжая туда с собственной женой, родившей ему прекрасного сына с неприлично чутким сном. Хотелось отвлечься от Макарыча, Мироныча и Маркыча, забыть и не чувствовать себя Максимычем, а просто Женькой, как встречали его здесь друзья студенческих лет. Забыть бы и эту бесовскую Тоню, роль которой в его жизни он понять и оценить не мог, да и не старался, хотя какой-то груз на его душе она умножала.

После симпозиума из аудитории все пошли в клинику, в отделение к известному в стране хирургу, организатору прошедшего собрания. Кто пошел в ординаторскую, кто в операционную или в лабораторию, а кто и в палаты. Хозяева демонстрировали гостям все, чем могли порадовать. Профессура была приглашена в кабинет к шефу.

Евгений Максимович с другими нетитулованными докторами прошел в операционную посмотреть новую аппаратуру, о которой они в своей лечебнице пока и не мечтали. Даже увидеть ее было негде, хотя все начитаны и наслышаны о ней были предостаточно. У входа в операционную его перехватил один из бывших соучеников, а ныне профессор соседней клиники, и позвал в священную обитель здешнего шефа, члена-корреспондента академии, который почему-то попросил познакомить его с легендарным Евгением Максимовичем.

Наш герой заробел и не понял, в чем причина его легендарности. Но миф и легенда двигают мир, пойдешь и все узнаешь, Женя, решил он про себя. И пошел, поскольку предложение было достаточно лестным. Кто его знает, во что может вылиться, какие блага принести встреча с таким высоким боссом. Может, какой аппарат обломится отделению…

В большом кабинете по разным углам, креслам и диванам были разбросаны широкоизвестные в узком кругу хирургов маститые профессора. На маленьком столике пускал пары электрический самовар, рядом довольно объемистый чайник для заварки, сахар. Конфеты и печенье в вазочке и блюдечках по всему длинному столу заседаний. Несколько пустых чашек еще оставалось на маленьком столике. В руках у корифеев, словно операционные инструменты, были надежно фиксированы чашки, заполненные ароматным, дымящимся чаем.