Виталий Акменс - Четвёртая ноосфера

• Название: Четвёртая ноосфера
• Автор: Виталий Акменс
• Жанр: Научная Фантастика

Ноосфера – это вам не интернеты из слепых времён… из чьей головы я вспоминаю это древнее слово? В один прекрасный кровавый век мы все устали – от самих себя. Но мы справились. Мы перековали свои нервы, получив удобные, чистые комнаты. Мы обрели новых друзей, партнёров и врагов, с которыми пушисто и нескучно. И теперь, когда весь этот бардак висит на волоске по вине чьей-то глупости – кто её только выдумал называть смертью? – кто-то вложил в мою голову это странное, крамольное слово: Выйти.

---

«Извините, я сейчас не могу общаться в связи с состоянием глубокого сна», – доносится до меня ответ, минуя сотни транзитных узлов. А может, и не сотни. Формулировка настолько привычная, что наверняка буферизуется.

«Отвянь, я сплю!» – прилетает, словно баллистический плевок, из другого мозга. А может, и не мозга. Такому хамству можно хоть седалищный нерв научить.

Ну да, часовые пояса, помню. Забываю, что вы теперь паиньки. Занятость, режим, не до ночных гулянок. Жаль. А я вот тоже буду ночью спать. Мне понравилось. Сны – это самое безопасное из неустойчивого. Сегодня так хорошо выспался! Хочу повторить. Без ссадин, обид и бородатых людей, которые, в отличие от некоторых, не стесняются забрасывать в эту глушь свои ленивые титулованные тушки.

Ах ты ж прядь вашу за ногу! Легки на помине.

Прячусь за фонарь. Одмины выплывают из-за угла, словно тяжёлые крейсеры. Остановились. Что-то обсуждают, переминая в руках туго свёрнутые тряпки. Кого, Кожиных обобрали? Кстати, где эти голубки? Вроде бы в эту же сторону шли. Или спрятались, как я, за фонарь, чтобы второй раз не покалечили? Кто ж от одминов за фонарём прячется?

Только несравненный Турбослав Рось. Но бородачи упорно делают вид, что не замечают меня. Хороший знак. Значит, я у них не первый на очереди.

Но какого гыргына? Кажется, кто-то велел забыть неудачный разговор и никому не рассказывать. А сами решили весь город переполошить? Сейчас сбежится детвора: «Живые одмины! Живые одмины!» А я окажусь виноватым.

Однако же, второй день на своих ногах! Значит, не обознались. Не прав братец Петя, не миф, не детская страшилка, вечно молодая, потому что никто ею не увлекается. Может, и Марко де Лукво с этим как-то связан?

Да ну, бред. Просто сбой. Всплеск уровня ГЭ. Лакуна же. Вечно что-нибудь теряется. Или, наоборот, всплывает. Да ещё сами одмины профилактику любят – дай только повод, разомкнут всё к чёртовой матери, чтобы ра… чтоб возмущения не распространялись, вот! И не придерёшься – на дырявом корабле переборки важнее, чем груз. А то, что со всего корабля задраят исключительно меня – так это «ради вашего же блага», и опять не придерёшься – сами признали, что беспомощны в нашем плюгавом городишке. В общем, старая песня на новый лад.

С другой стороны, как он там говорил? «Горячая смерть на домене?» А что такое домен? Мы проходили, что ноосферы оптимизируют метрики и домен уровня первичных затрат энергии похож на зону мозга, то есть вполне себе локален. Как, например, наш город с окрестностями и захолустьями – то, что многие даже ртом зовут не иначе как Русин-Дварис. Но это идеальный случай, на практике существует общая память, сильные связи, а также инерция, миграция…

Как быстро вспоминается программа выпускного класса! Недооценил меня экзаменатор, совсем недооценил. Что там было? Гетерогенная структура устойчивой ноосферы? Бр-р, аж передёргивает. Вот загремел бы Марко де Лукво на полгода раньше, может, и выучил бы как следует.

Ладно, Марко тут точно ни при чём. А вот насчёт миграции – это идея. Почему умереть должен кто-то у нас? Мало ли, осел гордый сын Новоултарска где-нибудь… на Хоккайдо, а связи, знакомства, воспоминания из детства – всё старое, тутошнее. И будут таковым ещё не один месяц, пока чужой домен окончательно его не подцепит, не буферизует и не сделается своим. Как будто мало от нас упрыгало за последние годы. Эля, Димыч, Янка… в конце-то концов Мэмыл с Пашком… которые не отвечают.

Не может быть. Нет!

Странное чувство. Выкрикиваешь протест на всю черепную коробку и как бы слышишь ответ судьбы: «Хорошо, хорошо, успокойтесь». Но белая комната пуста. И гостиная пуста, и даже кабинет сознания не видит ничего, кроме автоматических отговорок. И внутри, словно серпантин из хлопушки, разворачивается ужас, длинный, как лента нашей совместной памяти. И начинаешь вспоминать и убеждать себя: ну и что? Ну дела у людей, ну не высыпаются, и вообще они полные эщулгыны. И я полный эщулгын, раз лучших друзей не удержал. Нет, исключено, они живы, они отвечают, пусть и краешком мяти, но они живы – и Мэмыл, и Пашок, и…

Вот с Элей, конечно, хуже.

Хватит. Покидаю тень фонаря и бегу туда, где только что стояли одмины – вот кто всё знает! Вот кто сейчас выложит мне всю правду! Но «только что», как известно, типичное начало типичного же облома. Я замираю на обочине, оглядываюсь на дома, на кусты и на мои персональные клубы пыли. Не могли далеко уйти, но ни один нервишко не чует цель. Почему они исчезают каждый раз, когда в них нуждаются?!

Сходил, называется, в лес. Не надо было даже вспоминать. Поворачиваю назад. Пойду домой; или в шарагу вернусь; или к Кожиным на чай; или даже к морю, от которого ноги трясутся – как много ещё осталось способов зажить прежней, спокойной, устойчивой жизнью! Надо понижать уровень ГЭ, пока не перевалил за пятнадцать процентов – пока нет нужды в ритуалах. Можно просто считать шаги: раз, да, три, четыре… или, вон, фонари, те самые, что линяют один раз за сутки во имя интеллектуального богатства наших людей. И наслаждаться ощущением, будто и дни бегут так же, не меняясь, только красятся в разные крапинки. Пусть красятся, я не гордый.

– Ах, вот ты где!

Спотыкаюсь и сбиваюсь со счёта. Поднимаю голову и топаю до боли в пятке. Бедный я, бедный. Не успел оправиться от шока выдуманного, как на тебе проблемку настоящую.

– Думал, отделался от меня?

Евбений Белышев вальяжно, почти не бесясь, приближается ко мне. И я, почти не дрожа, пячусь.

– Ну что, где твоя леталка? Давай вместе полетаем. Я ногой, ты телом.

Да что ж это такое? Почему он ещё на свободе? Почему его не арестовали, не посадили, не огрызли? Куда смотрят одмины? Про местные власти я вообще молчу.

– Сволочь недоношенная. Герой десятилетних сопляков. Все гадости в этом городе из-за тебя.

Он бубнит, еле открывая рот; не от лени, а из трезвой экономии сил. По крайней мере, мне так мерещится. На его кулаках больше нет ни крови, ни её заменителя, зато видны несколько ссадин и царапин. Сходная картина и на лице. Только, в отличие от Кожиных, эти раны не ослабляют, а, наоборот, как будто армируют звериную шкуру. Что же делать? Улыбаться? Не получается. Вечно молодая хныкалка так и давит из глубины горла.

– Слу… слушай…

– Что мямлишь? Боишься? А ты не бойся, это не больно. Потом заболит, когда срастаться начнёт. А ну сюда иди, не пяться как нянька! Будь мужиком!

– Я… я…

– Признавайся: ты?! Ты это сделал?!

Ах, какой момент! Он раскроет тайну! Надо только подобрать осторожные слова, помочь отгадке родиться, и о казусе с педагогом можно смело забывать. Где же кнопка «Отключить дрожь»? Нет такой кнопки. Что это он себе рукав оголяет? Показать что-то хочет? Или достать? Не могу. Пячусь. Опускаю взгляд на ноги – первая стадия, дальше разворот и бегство по земле вперёд коленками…

Что-то не так. Он не бежит за мной. Я, правда, тоже осилил не больше четырёх шагов, но он даже не сдвинулся. Разве что в обратную сторону. Слышу досадливый возглас. Можно подумать, что он испугался моей спины, но это не так. Я вновь оборачиваюсь туда, куда намеревался бежать, однако смотрю уже не под ноги, а выше.

Поторопился я забывать о них. А вот они никогда не торопятся. Идут медленно, лениво, бесшумно, словно голограммы, не видящие живого, материального меня. Вот так, мечтай теперь об ответах на вопросы.

Я отхожу с дороги, не сводя глаз, ища формальный посыл в одминских лицах и прихожих, но ничего не вижу. Не по мою душу. К Белышеву. Или вернее сказать – за Белышевым?

Доигрался, богатырь земли Новоултарской. Самое время запрыгать от счастья. Может, даже состроить поучительную рожицу. У него, кстати, физиономия уже поучительна. Губки бантиком, бровки домиком, глаза скошены в небо, и это спустя три секунды после морды разъярённого зверя.

На мгновение Белышев пересекается со мной взглядом, и я вижу нечто живое. Но не животное. Его тело сотрясает неуклюжий спазм, и в глазах проявляется жидкость – чуть больше, чем надо мужику для счастья. Или так кажется? Из-за насупленных бровей, не жалеющих боли для себя и меня.

Но вот затылок одмина застит обзор, и связь обрывается. Тяжёлый, нервный выдох, и, кажется, моя челюсть наконец-то захлопнулась. Как же сухо во рту!

– Э-э… – пытаюсь возникать, бесполезно вытягивая шею. – Я хотел спросить… я… хотел…

Ничего я не хотел. Нет, не надо, пусть они не оборачиваются. Пусть не замечают! Вот так. Пора уматывать. Если я не первый на очереди, то почему бы не второй? Как хорошо, что ноги не умеют считать вероятности. Они просто бегут.

День третий Сохранность 78%

Я лежу, заложив руки за голову, и пускаю мысли, словно воздушные змеи, за пределы черепного свода. Подо мной проплывают египетские пирамиды, ветшающие со скоростью один век в секунду. Я поскальзываюсь и царапаюсь о чешуйчатые купола деревянных церквей и азиатские башни, уходящие в облака. Из облаков вырастают отпечатки человеческих рук на стенах пещеры. Картина древним пигментом сменяется картиной маслом, кисти европейца Джона Кольера. Я задерживаю взгляд, опускаюсь чуть ниже довольной мордочки змея, но опять поскальзываюсь и влетаю в какой-то тучный орбитальный склад времён позднего СРаМа. Склад унылый и аполитичный, но и здесь висят плакаты про бдительность и агентов Щепи, прям как у нас в шараге: «Следи за своим уГЭ!» На складе есть двери, но я не могу вообразить, что за ними – не пускают. Я размазываюсь по стенке и падаю назад. Я рисую по глазам французский гербовый fleur-de-lys, и он сминается волнами ускоренного времени, обзаводясь ещё двумя отростками, снова принимая вид пятипалой человеческой руки. На этот раз не менее гербовой. Люди есть пальцы…