Джонатан Кэрролл - По ту сторону безмолвия

• Название: По ту сторону безмолвия
• Автор: Джонатан Кэрролл
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2005

В жизни Макса Фишера все складывается удачно. Его комикс «Скрепка» пользуется устойчивой популярностью у широкой публики и благосклонностью у высоколобых критиков, его новая любовь Лили отвечает ему взаимностью, а ее десятилетний сын Линкольн души в нем не чает. Но в прошлом, по ту сторону безмолвия, таятся призраки, угрожающие его счастью, рассудку и самой ткани бытия...

---

Иногда обе фигуры помещались по одну сторону рисунка, иногда — позади, так что торчали только головы, иногда — входили или выходили из него. Они могли висеть на ниточках, как ангелочки в кукольных спектаклях, или сидеть в креслах спиной к нам и смотреть на «фотографию», как на киноэкран. Им случалось плыть мимо картинки на лодке, бегать трусцой над ней и под ней, пускать друг в друга стрелы, стоя по разные стороны. Но принцип был неизменен — две очень непохожие фигуры и все более реалистичная, но все более загадочная «фотография» между ними.

Я часто вспоминал миссис О'Хара и ее «сыщика сути»: по нескольку месяцев обдумывая новую серию комиксов, я понимал, что ищу ответы на вселенские, хотя и частные, вопросы — вроде тех, что интересовали ее. Я не предлагал решений, но, судя по реакции зрителей и письмам, которые я получал, мои работы чаще попадали в цель, чем мимо.

Итак, вот кто я такой. «Скрепка» принесла мне зрелость, статус знаменитости и обеспеченность. Автор комиксов должен уметь изъясняться кратко и емко. Если можешь сказать тремя словами лучше или смешней, чем четырьмя, — отлично. Я мог бы сколько угодно болтать о том, как жил дальше, но дальше в моей жизни была лишь одна по-настоящему важная полоса, и началась она в тот день, когда я встретил Лили и Линкольна Ааронов. Так что тут я остановлюсь и дважды быстро «перемотаю» свою историю вперед: сначала — до тридцати восьми лет, а потом — до сорока пяти.

Представьте себе мужчину, направляющегося ко входу в Окружной музей Лос-Анджелеса. Он черноволос, коротко стрижен, носит пижонские очки в синей оправе, небрежно одет: брюки цвета хаки, старый серый свитер и дорогие кроссовки. Обычно он так одевается для работы дома — удобно и неярко. Вам кажется, что вы уже видели его раньше. И вы правы: о нем несколько раз писали в журналах. Но известность ему принесли не внешность или характер, а работа. Сам он думает, что похож на школьного учителя химии или продавца электронной аппаратуры, который свысока смотрит на покупателей.

Это произошло спустя три недели после его, то есть моего, тридцативосьмилетия. У меня была отличная работа, кое-какие деньги и не было девушки, что, впрочем, не слишком меня печалило. Оглядываясь назад, могу сказать, что в моей жизни то была пора спокойствия и успеха. Мне хотелось бы иметь жену и детей, которых я мог бы повести в музей, хотелось бы, чтобы «Скрепку» публиковало больше газет. Но и то и другое казалось вполне достижимым. Да, в то время исполнение всех моих желаний было не только возможно, но и вполне реально.

Ааронов я увидел почти сразу же, как вошел в здание. Женщина стояла ко мне спиной, и мне сперва показалось, что они брат и сестра. Оба невысокие, в джинсах и футболках. Лили, ростом примерно пять футов и два-три дюйма, была выше мальчика, но ненамного. Волосы она зачесала назад и стянула хвостом, как девочка. Они спорили. Лили говорила громче, чем ей казалось: ее голос, очень женственный и взрослый, ясно доносился до другого конца вестибюля, где стоял я.

— Нет. Сначала музей, потом ленч.

— Но я есть хочу!

— Очень жаль. Есть надо было раньше. Женщина повернулась, и я увидел, что она хороша собой, но у меня уже сложилось нелестное мнение: вот одна из тех претенциозных и поверхностных мамаш, что всюду таскают своих детей, приобщая их к «культуре» посредством тыканья носом, как нагадившего щенка в дерьмо. Я отвернулся и прошел на выставку.

У меня злое, порой грубое воображение. Возможно, без этого не станешь заниматься комиксами. Так или иначе, в тот день оно нарисовало мне картину: стерва-мамаша и голодный ребенок. Я не мог отделаться от воспоминания о хнычущем мальчике, о том, как женщина прикрыла глаза, когда громко отчитывала его. Почему просто не купить мальчишке хот-дог — он, как все дети, проглотит его за пару минут, — а потом уж идти на выставку? Я не слишком-то разбираюсь в вопросах воспитания, но у некоторых моих подружек были дети, и я с ними отлично ладил. Иногда даже лучше, чем их мамы. Мой опыт свидетельствовал, что ребенка надо водить как рыбу, попавшую на крючок. То чуть отпустить леску, то снова потихоньку выбирать. Ты знаешь, что ты хозяин положения; фокус в том, чтобы вываживать рыбу так, чтобы ей казалось, что все наоборот.

Этой выставки я ждал давно. Называлась она «Ксанад» и была посвящена фантастическим городам. Там были работы живописцев, архитекторов, дизайнеров… Даже нескольких рисовальщиков комиксов вроде Дейва Маккина, Массимо Йозы Гини и меня. Двумя днями раньше меня приглашали на торжественное открытие, но на открытии толком ничего не посмотришь, потому что вынужден толкаться в толпе сияющих хищниц и строящих глазки девиц, старающихся выглядеть невозмутимо, но при этом покрасоваться новыми платьями, посплетничать или присоседиться к какой-нибудь кинозвезде. А я любил не спеша бродить от картины к картине, делать для себя заметки и ни с кем не разговаривать.

— Привет, Макс Фишер! «Скрепка», верно? Я обернулся с непроницаемым лицом. Молодой человек и его подружка, довольные, улыбающиеся.

— Привет. Как поживаете?

— Отлично. Я не стану вам докучать, Макс. Только хотел сказать, что нам очень нравятся ваши комиксы. Мы смотрели все выпуски до единого. И здесь видели вашу работу. Потрясающе! Верно, милая? — Молодой человек взглянул на жену, та энергично закивала.

— Что ж, большое спасибо. Вы очень любезны.

— Не за что. Это вам спасибо! — Они застенчиво махнули мне рукой на прощанье и отошли.

Как мило. Я постоял, глядя, как они исчезают в толпе. «Скрепка» давалась мне так легко, что в глубине души я всегда немного стыдился такого везения. Другие вкалывают как проклятые, а в награду получают крохи. Я уж не говорю о тех, кто родился уродливым, больным, неполноценным. И почему мой бутерброд столько лет падает маслом кверху?

Размышляя об этом, вместо того чтобы улыбаться комплименту, я услышал детский голос:

— Мам, знаешь, чего я по-настоящему боюсь? Тощих статуй.

Я вытащил из кармана ручку и записал на ладони: «Тощие статуи». Надо будет потом использовать в комиксе. Интересно, что ответит мать?

— Я понимаю, о чем ты.

Тут уж я не выдержал и обернулся. Стерва-мамаша и ее голодный сын. Она увидела, что я смотрю на них, и со следующей фразой обратилась уже ко мне:

— Тощие статуи, тощие люди. Тощему доверять нельзя. Он или тщеславен, или наркоман со стажем.

— Никогда не смотрел на худобу под таким углом. Она почесала в затылке.

— Потому что такое уж у нас общество. Мы превозносим худобу, потому что нас так учили, а сами наслаждаемся всем жирным: жирной едой, роскошными домами, распухшим гардеробом. Какую машину вы купите, если разбогатеете? «Роллс-ройс». Маленький дом? Ну нет. Не важно, что денег у вас мало, дом надо купить как можно больше. А почему? Да потому что в глубине души мы обожаем жир. Люди приходят в ресторан, где я работаю, и притворяются, что им нравится «новая французская кухня», но это неправда. Когда они смотрят на счет, видно, что они чувствуют себя обманутыми, потому что должны столько заплатить за такие маленькие порции. А в этом-то и состоит вся «новая французская кухня» — новый умный способ вытянуть из клиента деньги. Подайте ему парочку ростков спаржи, красиво их оформив, и вы сможете содрать больше, чем если бы подали пять. Господи, я слишком много болтаю. Я — Лили Аарон, а это мой сын Линкольн.

— Макс Фишер.

Пока мы обменивались рукопожатием, парень, который только что восторгался моими комиксами, вернулся с каталогом выставки в руках.

— Извините, что снова беспокою, но вы не подпишете? Надо было раньше спросить, но я как-то постеснялся приставать. Ничего? — Решив, что Лили со мной, он переводил взгляд с нее на меня и назад, словно спрашивая разрешения у обоих.

Ну, стерва она или нет, а нет ничего приятнее, чем публичное признание на глазах у хорошенькой женщины.

— Конечно, конечно. Как вас зовут?

— Ньюэлл Куйбышев. Повисло молчание.

— Простите?

— Ньюэлл Куйбышев.

Я беспомощно посмотрел на Лили. Она улыбнулась, и улыбка ее, казалось, говорила: «Выпутывайтесь с честью, мистер важная шишка».

— Боюсь, вам придется диктовать по буквам, Ньюэлл.

Он медленно продиктовал, я записал. Мы пожали друг другу руки, и он ушел.

— Вот кого надо бы заставить носить, не снимая, значок с именем.

— Здесь выставлены ваши работы?

— Да. Я автор комикса «Скрепка».

— Не знаю такого.

— Не беда.

— Вы слыхали о ресторане «Масса и власть» на Ферфакс?

— Боюсь, что нет. Она кивнула.

— Значит, мы квиты. Я там работаю.

— Вот оно что.

— Ма, мы идем или как?

— Да, милый, уже идем. А вы не покажете нам свои работы, Макс? Я бы хотела начать с них. Ладно, Линкольн? Ты ведь не против?

Мальчик пожал плечами, но потом, когда мы двинулись, сорвался с места и исчез за углом. Мать, похоже, не расстроилась. Через несколько минут он возник снова, чтобы объявить, что нашел мой рисунок и отведет нас к нему. Подкупающий жест. Бедный ревнивый ребенок. Он не знал, как быть со мной и с материнским ко мне интересом, и перехватил инициативу: нашел мою работу и, объявив, где она, как бы присвоил ее. Мы пошли за ним, болтая на ходу.