Лев Усыскин - Необычайные похождения с белым котом

• Название: Необычайные похождения с белым котом
• Автор: Лев Усыскин
• Жанр: Русское фэнтези

Крестьянская девушка Гретхен скитается по дорогам Германии начала XVI века вместе с говорящим котом – в поисках колдуна, который один только может спасти старого алхимика, попавшего в беду. Священники и головорезы, нищие и аристократы, проходимцы и паломники, игроки в шахматы и моряки, мышиный король и дома с говорящими стенами – кого только ни доведется повстречать героям книги, прежде чем судьба вознаградит благородство их помыслов.

---

«Что же ты замолчал, Альбрехт-философ? Понял ли ты вопрос наш? Готов ли ты дать на него ответ?»

«Да, – Мастер Альбрехт неожиданно усмехнулся, – Я готов вам ответить честно и не таясь, да только вряд ли ответ мой придется сейчас по нраву задающим такие вопросы…»

Рыхлое лицо шорника от этих слов продернуло короткой судорогой возмущения:

«Что ты там мелешь, несчастный? Поясни-ка сейчас же! Уж не думаешь ли ты водить всех нас за нос своей мнимой ученостью? Знай же, что подобное тебе не удастся, ибо мы не расположены выслушивать здесь книжные слова и латинские изречения… У нас слишком мало времени, и потому отвечай кратко: есть у тебя та краска или же нет?»

Ко всеобщему удивлению, обвиняемый усмехнулся вновь:

«Несомненно, она была бы сейчас в моих руках… как была она в моих руках еще нынешним утром…»

Шорник с замочником дружно нахмурили брови:

«Ты, видать, пытаешься запутать нас, наглый старик! Последний раз предупреждаем тебя: говори-ка просто и прямо, а не то тебя станет учить этому вон тот скучающий молодец!..»

Сказав это, шорник указал на палача – тот, словно бы и в самом деле скучая, безмолвно стоял возле своих орудий подобно деревянной статуе.

«Я сказал, как мог сказать. Краска была у меня – и в этом всякий мог убедиться, войдя в мой дом. Могли ее увидеть хотя бы и вы, делая свой обыск. Ваши люди, однако, предпочли иное и в спешке опрокинули в горшок с изготовленным мною запасом несколько фунтов отличного купоросного масла. Добро, не возникло пожара… что уж тут говорить о какой-то краске!»

Лицо шорника побагровело от гнева. Привстав со своего места, он медленно открыл рот и заревел, словно бык:

«Да ты издеваешься над нами, жалкий ста…»

Однако замочник не дал ему разойтись:

«Послушай, – он положил руку на плечо своему товарищу, – Возможно, он и прав, черт его знает…»

Шорник проглотил слюну.

«Что?»

«Возможно, так и было, как говорит этот старик… чем черт не шутит… Я, кажется, видел что-то… какой-то горшок разбился в самом деле… дым даже пошел немножко… я просто не подумал тогда, что это важно…»

Воцарилось молчание. Судя по всему, оба ремесленника потеряли нить допроса и в непроизвольной растерянности обратили взгляды к графу. Тот, впрочем, также не знал, что делать дальше: вдобавок, к охватившей его растерянности примешивалось сейчас еще и чувство сильной досады – досады на то, что приходится почему-то подчиняться какой-то чужой, неведомой воле, заставлявшей его, графа, поступать не так, как ему бы того самому хотелось. Все же надо было двигаться дальше. Граф сделал строгое и, как ему казалось, непроницаемое лицо, затем поднял руку, словно бы прося всех замолчать, – притом что никто сейчас и не пытался что-либо произнести.

«Хорошо. Мы выяснили, таким образом, судьбу пресловутой краски. Осталось выяснить судьбу этого человека, стоящего перед нами на коленях».

Он деланно усмехнулся. Затем обернулся к Гурагону, все это время безмолвно сидевшему от него по левую руку.

«А каково будет твое мнение, чужестранный лекарь? Ведь это ты сказал нам, кажется, что колдовство есть причина постигшего меня недуга?»

Поклонившись с почтительной улыбкой, Гурагон поднялся со своего места и, шагнув к обвиняемому, несколько мгновений глядел на него молча. Затем вернулся на свое место.

«Позволено ли мне произнести свое скромное слово в присутствии столь умудренных и почтенных мужей? – начал он, поклонившись вторично, – Ибо, восхищенный здравомыслием и рассудительностью здешнего собрания, я лишь немногое способен добавить к уже сказанному…»

«Говори же, не медли!» – процедил граф нетерпеливо в ответ.

«Видится мне, что корень всего лежит… в книге… в книге, которую поминает все время этот человек и которая, по его словам, является якобы его источником и руководством… Уму непостижимо, почему книгу не забрали при обыске (замочник недовольно поморщился): ведь это первое, на что принято обращать внимание в подобных делах!… Если обвиняемый нами действительно колдовал с помощью найденных в его доме костей и кореньев, то книга, скорее всего, есть именно то, что научило его этому богомерзкому занятию… В таком случае вина его становится очевидной, и вы с чистой совестью передадите этого человека суду епископа. Если же уроки колдовства в этой книге все же отсутствуют… если мы их не найдем… то в этом случае ему все равно надлежит изобрести себе убедительные оправдания, – ибо коренья и кости были найдены при обыске и от этого при всем желании никуда не деться…»

Повисла пауза. Первым нарушил молчание шорник, уже порядком изнуренный подвальной духотой, а также неопределенностью происходящего. К тому же он, в глубине своей мелкой и нелюбопытной души, побаивался всего, что было связано с какими-либо книгами, отличными, само собой, от книг конторских.

«Велика ли польза нам от этой его книги? – начал он хрипловатым своим голосом, – Едва ли способны мы разобрать в ее латинских закорючках что-либо путное… Конечно же, можно бы привлечь сюда знающих латынь священников – но те тогда отстранят нас от этого дела вовсе… ибо обвинения в колдовстве – их исконный хлеб, как известно… отстранят, не преминув, однако, выставить довольно серьезные претензии, коли, чего доброго, наши подозрения не подтвердятся…»

Все закивали согласно, не имея, что возразить. Однако Гурагон вновь поспешил к ним на выручку:

«Если позволит мне почтенное собрание… я буду только рад послужить ему своими ничтожными умениями…»

«Ты понимаешь латинский? – обрадовался замочник, – И можешь изложить нам… то, что написано… в этой непонятной книге?..»

Гурагон лишь молча наклонил голову. В напряженной тишине раздался всеобщий вздох облегчения.

«В таком случае не станем терять больше времени, – подвел черту граф, – Пошлите кого-нибудь в дом этого человека… пусть принесет нам книгу, о которой вы все здесь мне твердите… Мы же пока успеем отобедать, как видно, – ибо у меня, признаться, чертовски сводит желудок от голода…»

Сказав это, он поднялся со своего кресла – остальные члены суда немедленно последовали его примеру.

28

Воистину, жизнь порой бывает устроена странно. Иногда плохое несет в себе хорошее, иногда же – наоборот. Слава богу, самый вместительный из имевшихся в лабораториуме Мастера Альбрехта сундуков оказался изготовленным не слишком искусно да, вдобавок к этому, еще рассохся слегка от давности времени и неподвижного своего стояния в углу. Слава богу, ибо, спрятавшись в нем, Гретхен не только смогла, прижав к себе Тимофея, вполне вольготно вытянуть ноги почти во всю их длину, но также умудрилась сквозь плохо пригнанные или, может, разошедшиеся деревянные ребра наблюдать происходящее – ведь стоял сундук так, что почти вся комната оказывалась теперь перед ее глазами.

Первое время, однако, ничего не происходило вовсе, лишь откуда-то снизу, из-за двери доносились громкие грубые голоса. Чуть погодя, в дополнение к этим о чем-то спорившим голосам, послышались неторопливые шаги деревянных мужских башмаков: кто-то подымался сюда по лестнице. От страха Гретхен старалась дышать как можно реже: ей казалось, что дыхание непременно выдаст ее, позволит обнаружить место, где она прячется, стоит лишь незваным гостям войти в их лабораториум. Однако страх этот все же оказался преувеличенным: пришельцы, хотя и показались в лабораториуме сразу же, как поднялись на второй этаж, но стоящими там сундуками не заинтересовались. Да и вообще – они, говоря по правде, вели себя в лабораториуме столь шумно, что едва ли в состоянии были расслышать что-нибудь даже и более громкое, чем дыхание спрятавшихся в сундуке кота и человека…

Это были неприятные люди со злобными и грубыми лицами, один из них, как знала Гретхен, служил у графа на конюшне, тогда как другой по виду был типичным городским подмастерьем – девочке приходилось иногда встречать его на рынке или в иных подобных местах. Войдя, они наскоро окинули взглядами углы и стены, после чего вопросительно и тупо уставились друг на друга:

«И где ее искать, эту чертову книгу, скажи-ка на милость?»

Подмастерье в ответ лишь пожал плечами:

«Придумают тоже… Сказали бы сразу, что, мол, книга им нужна… а то теперь вот ищи ее здесь, после того как мы же утром все и разворошили в хлам… поди разбери, что тут чем засыпано!..»

«Им-то чего… – вторил ему конюх, – в голову ударит чепуха какая-нибудь – и тут же, глядишь, приказ готов… потеть-то другим придется!..»

«То-то и оно, что не им потеть, не им…» – пробурчал подмастерье.

Он поддел носком башмака какую-то тряпку, валявшуюся на полу, затем шагнул вперед, наклонился и с видимым трудом поднял прямоугольный медный лист, на котором Мастер Альбрехт имел обыкновение измельчать получившиеся после прокаливания в атаноре твердые субстанции.