Фредериго Тоцци - Три креста

• Название: Три креста
• Автор: Фредериго Тоцци
• Жанр: Современные любовные романы

Федериго Тоцци (1883–1920) – итальянский писатель, романист, новеллист, драматург, поэт. В истории европейской литературы ХХ века предстает как самый выдающийся итальянский романист за последние двести лет, наряду с Джованни Верга и Луиджи Пиранделло, и как законодатель итальянской прозы ХХ века. В 1918 г. Тоцци в чрезвычайно короткий срок написал романы «Поместье» и «Три креста» – о том, как денежные отношения разрушают человеческую природу. Оба романа опубликованы в 1920 г. посмертно. Практически во всех произведениях Тоцци речь идет о хорошо знакомых ему людях – тосканских крестьянах и мелких собственниках, о трудных, порой невыносимых отношениях между людьми. Особенное место в его книгах занимает Сиена с ее многовековой историей и неповторимым очарованием. Подлинная слава пришла к писателю, когда его давно не было в живых.

---

– По-твоему, оно мне понравится?

– Думаю, да.

– Ты в таких делах не разбираешься, я тебе не доверяю.

– Уж совсем за простака меня держишь!

– И сколько он просит? Скряга, небось? – спросил Джулио.

– Вроде как двести.

Никколо задрожал от возмущения:

– Передай этому священнику, пусть подавится своим распятием! Я с такими, как он, дел иметь не хочу, я покупаю только у тех, кто не умеет торговаться. Увижу его у нас в лавке – поколочу, честное слово! Так и скажи! Пусть держится от меня подальше!

Никколо готов был, казалось, растерзать несчастного гостя. Неожиданно он улыбнулся и спокойно растянулся на стуле, поглядывая то на брата, то на Корсали; глаза его сияли, он словно приглашал их посмеяться вместе с ним. Им передалась его безмятежная, ребяческая радость. Заметив это, Николо как будто оскорбился и закричал не своим голосом:

– Не желаю с вами разговаривать!

Затем, нарочито не обращая внимания на Корсали, обратился к Джулио:

– Ты отправил счета?

– Осталось положить в конверт квитанции.

– Чего же ты ждешь?

– Сегодня все сделаю.

– Ничего не забыл указать?

– Я все переписал, как было в книге.

– А даты?

– И даты тоже.

– Хотелось бы знать, почему они не платят.

– Да просто люди поступают, как им удобно!

Никколо стукнул рукой по сундуку, так что звякнуло кольцо на мизинце, и зевнул:

– Что-то у меня голова болит: все эта острая подлива.

– Ты же просил, чтоб было побольше перца!

– Что у нас на вечер, цыпленок?

– Кажется.

– Если нет – пойду ужинать в ресторан.

– Как хочешь, кто тебе запрещает. Уже не в первый раз…

– А у тебя, Витторио, что сегодня на ужин?

– Да что Бог пошлет – бульончик, кусок вареного мяса и, может быть, головка сыра – самая малость, я ведь ем, как птичка.

Никколо усмехнулся:

– А я вот на завтра, пожалуй, куплю индейку. Я, знаешь ли, вареное мясо просто на дух не переношу!

Он повеселел и даже принялся рассказывать какую-то смешную историю. У него всегда в запасе был новый анекдот, после которого он сам хохотал до слез, приговаривая:

– Вот потеха! Кто, если не я, повеселит вас хорошим анекдотом!

Джулио тоже смеялся, но сдержанно. Никколо не унимался:

– Просто помереть можно со смеху! Аж слезы из глаз! Ой, живот болит! Прошлой ночью моя жена проснулась оттого, что я смеялся во сне – это мне приснился тот анекдот, что я давеча рассказал. Ты вот у Джулио спроси! За мной бы записывать!

Тут вошел Энрико, и Никколо помрачнел. Энрико брел спросонок, словно ошалев, покачиваясь, даже налетел на один из книжных шкафов.

– Какой же я рассеянный! Все потому, что плохо спал: у нас под окнами мраморщик что-то долбил, да так громко! Ведь знает, что люди отдыхают, имел бы хоть немного уважения! Так нет же, как нарочно. И какая необходимость так громыхать!

– Должно быть, мрамор привезли – работа есть работа.

– Чудовищная бестактность! Ведь он не один на свете! Мне до его мрамора дела нет – как и до его рогов! Жена, говорят, каждый день их ему наставляет!

– А ему какое дело до того, что ты спишь?

– Что значит – какое? Со мной все согласятся. Готов на что угодно поспорить – любой порядочный человек меня поддержит! Работал бы себе потихоньку – пожалуйста, сколько хотите! Не будить же людей! Я еле сдержался, проходя мимо, но в другой раз молчать не стану! Эх, доброта – враг мой! Ты что, высосал весь коньяк? – спросил он Никколо.

– Не нравится – покупай себе отдельную бутылку.

– Так и сделаю! А еще братья называются – хоть бы рюмку оставили.

– Выпей воды.

– Воды? Лучше провалиться мне на месте, чем взять хоть каплю в рот! Этой водой только подмываться!

Энрико даже изменился в голосе, что случалось с ним в минуты крайнего раздражения:

– Вы нарочно надо мной издеваетесь. «Выпей воды!» Разве это по-братски? Скажите, Витторио? Ничего, я сумею поставить вас на место! Я себя в обиду не дам! А еще говорят, что я обидчивый – да как тут не обидеться?!

– Сходи лучше проверь, как идут дела в переплетной мастерской.

– Я буду делать то, что считаю нужным. Это мое право. В конце концов, не из моей же кожи делают переплеты! Хотите ссоры – пожалуйста, двое на одного – что ж, ради Бога!

– Никто и не думал с тобой ругаться – напротив, мы всегда готовы тебя выслушать! – вмешался Джулио.

– Конечно, потому что вам нечего возразить!

– Зачем же возражать?

– Значит, вы продолжаете настаивать на своем?

– Послушай, Энрико, у меня нет никакого желания повышать голос.

– У тебя нет, а вот у него есть!

– Джулио, скажи ему – пусть лучше убирается подобру-поздорову! – отозвался Никколо, схватив попавшуюся под руку старинную вазу.

– Хочешь разбить вазу о мою голову? Хочешь подраться – пожалуйста, только вазу не трогай! Не думай, что я испугался – просто надо беречь вещи! Она из тонкого фаянса, дунешь – разлетится в дребезги. И потом – посмотрите, какие вмятины остались от его ног на сундуке! Да он просто вандал неотесанный!

Витторио с трудом сдерживал смех.

– Сделайте милость, перестаньте! Не надо братоубийства!

– Он рад разорвать меня на части! – сказал Энрико.

– Не говори глупостей, – вмешался Джулио.

– Ты всегда на его стороне. Пусть поставит вазу на место. Подумать только, он не слышит! Я ухожу. Как меня вообще сюда занесло!

Он с досадой посмотрел на аккуратно составленные книги и вышел.

Тут Никколо дал себе волю.

– Совсем распустился! Я ему покажу!

– Не надо принимать его в штыки!

– По мне так лучше бы сгинул раз и навсегда!

– Ну, зачем же так? – сказал Корсали примирительно.

– Мое дело, зачем! Лучше не спрашивайте! Если бы не он, все было бы совсем по-другому! Я давно мечтаю, чтобы мы с Джулио остались вдвоем!

– У нас общее дело, мы должны разделить эту ношу – все трое…

Хотя Корсали не понял намека Джулио, Никколо весь задрожал и поспешно перебил брата:

– Замолчи!

Джулио понял свою неосторожность. Его смущение не ускользнуло от Корсали:

– Ладно, не буду вмешиваться в ваши дела. Хотя я как– никак ваш друг, а не какой-то там недоброжелатель или сплетник…

Джулио попытался разрядить напряжение.

– Это все Никколо – навыдумывал глупости…

– Замолчи, я сказал! – прогремел тот, топнув ногой.

– Да что ты на меня напустился?

– Хватит, молчи! – и, словно чтобы его лучше поняли, закрыл себе рот ладонями.

Корсали был явно заинтригован, однако понимал, что вряд ли ему удастся что-то выведать.

– Вижу, вам неудобно при мне говорить – я, пожалуй, пойду.

– Нет уж, пожалуйста, останься! – закричал Никколо. Джулио покраснел, как девушка.

– Лучше бы вы хохотали, как давеча над шуткой, – заметил Корсали.

Тут Никколо взорвался окончательно:

– Я?! Чтоб я хохотал? Да это просто клевета, какой свет не видывал! Я никогда не смеюсь, слышишь? Никогда!

– Да ты просто не помнишь!

– Хватит! Хватит! Хватит! Если я сказал никогда – значит, никогда!

Джулио сделал знак Корсали, чтобы тот вышел. Когда братья, наконец, остались одни, Никколо разрыдался.

– Что с тобой?

– Я так больше не могу!

Джулио встал из-за стола, по его щекам тоже катились слезы.

Они старались не смотреть друг другу в глаза.

IV

Кавалер Горацио Никкьоли, городской асессор и глава нескольких благотворительных учреждений, по обыкновению появлялся в лавке с добродушным видом, ожидая найти неизменно теплый прием. Он чувствовал себя здесь хозяином, однако старался этого не показывать, так как действительно хорошо относился к братьям Гамби.

Никкьоли имел привычку глядеть из-под очков, слегка наклонив голову и как-то по-детски сложив губы в трубочку.

Он заглянул на следующий день после ссоры и потихоньку поинтересовался у Джулио:

– Как идут дела?

Джулио покраснел и ответил:

– По-прежнему.

– Надеюсь, ничего плохого?

– Нет, что вы!

Никколо, видя, как они шепчутся, спросил униженно:

– А со мной почему не изволите разговаривать?

– Да я с обоими рад поговорить. Просто вы вечно сидите там, на стуле… Бедный синьор Никколо!

– Здесь мне удобнее!

Никколо хотел было отпустить в адрес Никкьоли какую-нибудь колкость, но улыбнулся и промолчал. Джулио был как на иголках, ему стоило огромных усилий скрывать свое волнение. Он охотно уклонился бы от беседы, придумав, что ему нужно за марками, и задержался бы дольше положенного. Вот Энрико всегда делал вид, что очень занят, и сразу улепетывал, провожаемый гневными взглядами Никколо.

Иной раз Никкьоли ставил братьев в тупик своим раду– шием.

– Джулио, дай ему стул! – сказал Никколо.

– Сейчас принесу свой.

– Сиди! Уж лучше я встану…

Но даже не пошевелился и продолжал:

– Вы всегда желанный гость в нашей лавке, и мы будем рады, если вы задержитесь подольше.

Кавалер был, очевидно, растроган, братья же продолжали умасливать его вопросами: