Виктор Бочаров - Антропология права. Статьи, исследования

• Название: Антропология права. Статьи, исследования
• Автор: Виктор Бочаров
• Жанр: Юриспруденция
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-288-05477-8

Данная книга представляет собой сборник статей, посвященных антропологии права – одному из разделов социально-культурной антропологии. Антропология права исследует причины появления и способы бытования «неписаных законов», которые зачастую вопреки государственному законодательству реально регулируют общественную жизнь. Это-то и порождает явление, которое именуется «правовым нигилизмом». В сборнике присутствуют как теоретические статьи, так и статьи, написанные по полевым материалам. В ряде работ анализируются российские реалии, в которых «неписаное законодательство» играет, как известно, далеко не последнюю роль. Проводятся аналогии с другими государствами, прежде всего Востока и Африки. Некоторые статьи представлены впервые, другие были опубликованы ранее в различных малотиражных изданиях (журналах, сборниках статей и т. д.). Сборник является своего рода дополнением к недавно вышедшей книге автора «Неписаный закон. Антропология права» (РХГА, 2012, 2-е изд. Академия исследований культуры, 2013).

Книга может представлять интерес для этнографов, антропологов, социологов, культурологов, политологов и юристов.

---

Вряд ли тенденцию, получившую развитие в науке, можно объяснить наступившим «концом истории», который констатировал Ф. Фукуяма после краха СССР. По его мнению, эти события подтвердили, что в действительности «существует некоторая Универсальная История, ведущая в сторону либеральной демократии» (Фукуяма). По этой логике естественным образом исчез и сам предмет научного интереса, т. е. процесс общественной эволюции. Представляется, что известный тренд в мировой науке обусловлен причинами как раз обратного порядка, а именно: государства Востока, декларируя, действительно, ценности либеральной демократии, не вписываются в них на практике. Даже в развитых государствах этого региона государство продолжает доминировать в экономике, с большим трудом функционируют демократические институты, а в юридической же сфере в реальности доминирует «теневое право» (Бочаров 2011а, 20116).

Именно это, как представляется, и обусловило глубокий кризис идеи Универсальной Истории, а вместе с ней и эволюционистской парадигмы. В конце XX в. появилась «критическая теория», провозгласившая, что все построения западной науки о странах и народах Востока не реалистичны, а только конструируют западный миф о Востоке (Сайд: 640). Отрицается сам факт существования «традиционного общества» (первобытного, примитивного), которое-де – «иллюзия», сконструированная антропологами. В результате такие понятия, как «эволюция», «развитие», «прогресс», и вовсе объявлены «вне закона». Соответственно, этот привычный для социально-культурной антропологии объект исследования должен быть заменен Культурой (Kuper). Социально-культурная антропология вообще стала рассматриваться «как дисциплина, являющаяся ядром наук о культуре» (Адамопулос, Лоннер: 47).

Культура же понимается как субстанция, не подверженная общим законам эволюции. Показательный пример демонстрирует В. Тишков в своем исследовании «чеченской войны». Критикуя этнографов, предлагающих образ чеченского общества как «традиционного, иррационального, разделенного, статичного и непоколебимого», он пишет: «Мы имеем дело с феноменом антропологического и неоколониального по своей глубокой сути редукционизма, когда по разным причинам культурно отличный, но современный народ квалифицируется как „древний племенной этнос“ или как „досовременная этническая нация“» (Тишков 2001: 508). Иными словами, объект исследования идентифицируется как современная (и уникальная) культура, хотя этнографы фиксируют наличие в ней архаических институтов (рода, клана и др.), определявших некогда, как известно, и западный общественный субстрат. Наверно, подобное утверждение во многом продиктовано не только соображением политической корректности, действительно, не факт, что данный субстрат вообще когда-либо исчезнет на Востоке. Во всяком случае, развитые страны, как отмечалось, дают весомые основания для подобного рода предположений. Поэтому речь должна идти о существовании различных траекторий развития Востока и Запада, так как первый не остается неизменным, а «архаические» модели встраиваются в новый социокультурный контекст, играя в нем несвойственную ранее роль.

Отказ науки от объективистских концепций, соотносящихся преимущественно с парадигмой «общество», в пользу «культуры», не подверженной объективным законам развития, по сути, ставит непреодолимую преграду на пути теоретического осмысления развития Востока. Уникализация объекта неизбежно влечет за собой персонализацию метода. В крайнем варианте это приводит к полному отождествлению субъекта (т. е. ученого) и объекта («объективация субъекта»), где эмоциональные переживания исследователя, погруженного в изучаемую культуру, объявляются критерием истины. Фактически наука замещается искусством как одним из способов познания объективной реальности. Эти тенденции в африканистике достаточно подробно рассмотрены в статье И. В. Следзевского (Следзевский).

Действительно, не находя аналогий в других обществах, ученый неотвратимо при анализе тех или иных реалий прибегает к морально-этическим и нравственным оценкам конкретных персон, заменяя тем самым науку публицистикой. Например, П. И. Смирнову причины «катастрофического» положения России после развала СССР видятся «в аморальном поведении советской власти» (Смирнов: 257). Б. Раушенбах увязывает причины «неудач» России по пути к цивилизации с тем, что «у власти в России всегда были плохие люди» (Раушенбах).

Словом, на повестке дня создание эволюционной теории для Востока, так как применительно к нему существующий «эталон», построенный на «западном материале», не работает. Первоначально необходимо понять истоки отношения к «культуре», которая сегодня претендует на ключевое понятие, заместив собой «общество», к которому как раз применимы универсальные законы развития. Во многом насыщение понятия «культура» современным смыслом произошло в процессе изучения Африки и России, которые давали для этого весомый повод. В частности, историческая динамика данных регионов наиболее зримо демонстрирует несоответствие реального процесса классической эволюционной парадигме.

Понимание культуры в известном смысле восходит к немецкому романтизму Й. Г. Гердера (1744-1803), отождествлявшего культуру с «народным духом», данным этносу от рождения и неизменным. Впоследствии эта идея разрабатывалась немецкими антропологами во многом на африканском материале. Ф. Ратцель (1844-1904), яростный противник эволюционизма, в работе об африканских луках сформулировал теорию «культурных кругов» (Ratzel). Однако наибольший вклад в разработку понятия «культура» внес африканист Л. Фробениус (1873-1938) (Frobenius). Он воспринимал культуры как «живые организмы», которые рождаются и умирают. Пищей для «организмов» является хозяйственная деятельность: охота, рыболовство, скотоводство, земледелие. Культура рождается «от культуры, как клетка от клетки». Какова она будет – зависит от природных условий. Существование культур является вечно неизменным, начиная от ледникового периода. В них он различал не только «анатомию» и «физиологию», но и пол. В Африке Фробениус находил мужские и женские культуры, впоследствии распространил тендерную оппозицию на весь мир, разделяя Восток и Запад. Восток – женская культура, с «пещерным чувством», неподвижностью, идеей судьбы. Запад – мужская, динамичная, с идеей личности и свободы. Каждая культура имеет свою душу «пайдеума» (от греч. – воспитание).

Впоследствии тема «африканской души» зазвучала у африканской интеллигенции, прежде всего для обоснования отличного от Запада пути развития. Главным теоретиком стал Л. Сенгор (1906-2001), разработавший концепцию «негритюда». По Сенгору, африканец связан с внешним миром «жизненными силами», в то время как европеец не имеет уже первородной связи с природой. Соответственно, европеец и африканец обладают различными способами познания: первый – дискурсивно-логическим, второй – эмоционально-партиципным. Черный африканец выражает себя через ритм. Он преобразует в свою ритмику все ритмические движения внешнего мира: сезонные циклы, смены дня и ночи и т. д. (Корнеев: 262). Сенгор отмечает «возвышенную духовность негро-африканской цивилизации», Запад же антигуманен и бездуховен – продукт ума и дел белого человека. Африканец обладает «способностью видеть сверхъестественное в естественном, умением чувствовать трансцендентное…» (Летнев: 227-228). Африка, по Сенгору, должна взять у Запада только ценности и технику. Африканцы не должны быть ассимилированными и в то же время обязаны заявить об оригинальности своей личности (Senghor: 39, Корнеев: 259). Л. Сенгор первым ввел термин «африканский социализм» в конце 40-х гг., на котором строится концепция особого, «третьего пути» развития (в отличие от социализма и капитализма), отвечающего потребностям негро-африканской души. Многие африканские государства, освободившись от колониализма, взяли курс на построение «африканского социализма». Суть данных идеологий – ориентация на сохранение традиционных ценностей, присущих африканцам: природного единства и природного гуманизма, наследия предков, духа сотрудничества. В качестве базового традиционного института была выбрана африканская большая семья (уджамаа), которую предполагалось «распространить до масштабов государства и наций» при построении «справедливого, бесклассового общества» (Бочаров 1992: 254-256).

Близкие по духу идеи получили широкое распространение в России, начиная с середины XIX в. Например, славянофилы (И. В. Киреевский, 1806-1856; А. С. Хомяков, 1804-1860; К. С. Аксаков, 1817-1860) также отвергали западный умственный рационализм, в котором видели причину политического радикализма, сопряженного с насилием. Они считали государство чуждым стране (общине), которая живет не государственными законами, а естественным (обычным) правом и властью авторитета. Русскую культуру характеризует сочетание разума и веры, которое определяет естественное отношение русского человека к природе, обществу и миру (Киреевский: 315). Западному социальному индивидуализму противопоставлялась идея «соборности». Соборность для русского человека является «дисциплинарной матрицей» его жизнедеятельности. Холодному расчетливому европейскому рассудку противопоставлялись естественность и цельность русской культуры, замешанные на любви сердца, вере и надежде (Хомяков: 312).