Николай Гайдук - Царь-Север

• Название: Царь-Север
• Автор: Николай Гайдук
• Жанр: Русское современное
• ISBN: 5-7509-0275-7

Самобытный сибирский писатель Николай Гайдук, обладая богатым жизненным опытом, создал произведение, интересное широкому кругу читателей. Роман написан «уютным», доверительным и оригинальным языком русской классики. Неожиданные, а подчас невероятные сюжетные ходы, многоплановость повествования Н. Гайдука позволяют говорить не только о добротном увлекательном романе, но и о своеобразном учебнике жизни с ярко выраженной авторской позицией.

География романа – Кольский полуостров, Якутия, Таймыр, Центральная Россия. Борьба за чистоту родной земли, приключения, опасности, любовь и упорный поиск нашей далёкой древней прародины Гипербореи – вот что движет главными героями, жизненные пути которых мистическим образом переплетены, а сердца и души отданы великому, царственному Северу.

---

Сильный ветер подхватил его! И понесло, помчало, покатило Антона Храбореева по землям и водам Русского Севера. И он потом неоднократно вспоминал печального поэта, может быть, случайно, а может быть, и нет оказавшегося уроженцем Русского Севера. Гонимый жизнью, поэт вздыхал:

Как будто ветер гнал меня по ней –
По всей земле – по селам и столицам,
Я сильный был, но ветер был сильней,
И я нигде не мог остановиться!

Через полгода Храбореев покинул Кольский полуостров. Уехал в Архангельскую область. Вкалывал на озерах, на реках. Рыбу ловил, древесину сплавлял. Так продолжалось года три. Он зашибал добротную деньгу, выпивал на радостях и посылал куда подальше тот промозглый Север. Жил какое-то время на родине, в Туле. Затем опять душа зудела и звенела, звала в дорогу. И Храбореев уже стал догадываться: дело не в деньгах. В Туле тесть нашел ему прекрасное местечко. При окладе, при власти. При теплом унитазе. Отказался. Поехал на Север, даже сам удивлялся: неужели правда Полярная звезда – небесный Кол, вокруг которого все на свете вращается?

За три года странствий он посетил много прекрасных и печальных уголков Русского Севера. Был в тех местах, где затравленные церковью и властью старообрядцы годами прозябали в ледяных могилах северных острогов, перебиваясь день за днем крошкой хлеба да глотком воды. На северной реке Пинюге видел остатки разрушенного старообрядческого скита. Кое-где перед избами ещё стояли восьмиконечные листвяжные кресты, казавшиеся металлическими – топор отскочит, если рубануть. Рукой снимая занавеску паутины, Храбореев заходил в сумрачные сени, где стояла вековая домовина, приготовленная к смертному часу. В избе висели медные потускневшие складни, кожаные чётки. И в той загадочной дали сердце Антохи обжигалось диковинным чувством родства. Как будто он здесь жил когда-то. Как будто здесь – его далекая прародина.

6

В Мурманске, встречаясь с дядей Никанором, племянник затевал разговоры о Севере; в нём пробуждался живой интерес.

Однажды поехали поохотиться на озера. Наблюдая за птичьими караванами, Антоха сказал:

– Интересно, и чего они, как дурные, каждую весну летят на Север? Ну, человек – понятно, за деньгами… А птица? Сидела бы на юге, брюхо грела.

– Генетическая память, – ответил профессор Усольцев. – Генетическая память гонит птичьи стаи на Север.

– Что за память такая? – Антоха не совсем понимал заумный язык «остепенившегося» дяди Никанора.

Профессор привел пример.

– Возьмём тебя, или меня. Оба мы родились в деревне. Так? Мы помним деревенский дом. Теплый, добрый, бревенчатый. Там было хлеба полно. Там была материнская ласка. Сказки. А затем пришли другие времена. деревенский дом сломали. Сровняли с землей. А вместо него – построили каменный дом. И теперь тебе, Антоха… или мне… Теперь нам незачем туда лететь. И далеко. И накладно – билет дорогой. Но память, память, милый мой племянник! Генетическая память говорит нам: ах, как было в той избе нам хорошо, какое счастье мы там испытали! И мы с тобой, Антоха, собираемся и летим за тридевять земель. Вот какая штука получается!

Пример был убедительный. Доходчивый.

Храбореев задумался. Верхней губой до носа дотянуться попробовал.

– Дядя, ты хочешь сказать, что на Севере было когда-то тепло, уютно?

– Это не я говорю, дорогой мой. Это доказано учеными. Раньше климат Арктики был мягким. А Северный Ледовитый океан был теплым. Правда, очень давно. Пятнадцать или тридцать тысяч лет до нашей эры.

– Ну-у! – засмеялся племянник, перезаряжая двустволку. – У меня такие цифры в башке не помещаются.

– Поместятся, если будешь этим вопросом интересоваться.

– Меня пока другие цифры интересуют, – признался Антоха. – Зарплата.

– Ничего, это пройдет. Как золотуха.

– Думаешь?

– Да я уверен.

– Может, и пройдёт, а пока… – Храбореев посмотрел в заманчивую даль. – Хочу рвануть в Якутию.

7

Якутский дикий Север полюбился ему, как ни странно. Буровые вышки, забурившиеся в недра вечной мерзлоты. Его поразили фантастические факелы, бесконечно греющие стылое небо, чтобы оно, «не дай Бог, не лопнуло, не треснуло по швам», как объяснял один электросварщик. Якутский Север много дал ему. И речь теперь уже не о деньгах. О душе. О крепости духа. Храбореев заматерел в Якутии. Здесь он впервые – в упор – глянул смерти в глаза.

– Ничего, симпатичная баба! – говорил позднее мужикам.

– Надо было под бочок подсыпаться! – Смеялись.

– К ней-то? Всегда успеется.

Хорошо жилось ему у нефтяников на буровой. Только бригадир попался нудный. С гонором. Бригадир Бадягин падкий был на подхалимов. Любил, чтобы ему «шнурки завязывали», кланялись. На этой почве Храбореев с ним поссорился однажды и послал бригадира – подальше. Бадягу этим не удивишь. В рабочей среде да на Севере матерками крепкими зачастую греются, как крепким чаем. Бадягу поразило и глубоко оскорбило другое.

Храбореев, перед тем как «посылать», рассказал всей бригаде нефтяников про дядьку своего, профессора Усольцева, который занимается загадками и тайнами Русского Севера.

На Кольском полуострове на Сейдозере есть огромная скала Куйвы. И там изображено какое-то человекоподобное гигантское существо… Мужики, представляете, какой у него инструмент? Слышь, Бадяга?

Нефтяники заржали. Бригадир стал бледнеть.

– Ты хочешь сказать, что посылаешь меня…

– Боже упаси! Бугор, ты про меня плохо думаешь. – И Храбореев продолжал: – А недавно ученые сделали открытие. На юге Австралии… Слышишь, Бадяга? Запоминай адресок. Там, пролетая над пустынным местом, летчик с высоты трех километров обнаружил фигуру гигантского существа… Рисунок, мужики, длиной в четыре километра.

– Ого! А какой же… Кха-кха… инструмент у него?

– Двести метров.

Нефтяники в красном уголке со стульев попадали (собрание было).

– Что вы ржете? – одернул Храбореев. А в глазах играли чертенята. Он посмотрел на бригадира. – Бадяга! Ну, теперь ты понял, куда нужно идти? На двести метров!

Мужики от смеха плакали. Тряслись.

Эти «двести метров» Бадягин ему не простил. Через месяц у Храбореева срезали премиальные. Антоха выпил и дал «в пятак» бригадиру, похожему на сытого борова. Драчуна уволили. Когда он уходил – бригада руку жала тайком и шептала: «Молодец. Хорошо припечатал». Храбореев без особого сожаления покидал буровую. К тому времени он уже освоился на якутском Севере. Перебрался в бригаду газовиков. Голова и руки у Антохи были на месте, работы никогда не боялся. Газовики зауважали, стали звать по имени-отчеству.

– О! Так вы – Северьяныч?! – воскликнул молодой конопатый мастер участка.

– Ты так обрадовался, будто встретил родню!

– Северьяныч, – улыбался конопатый, глядя поверх очков, – это вроде бы как… настоящий, северный человек.

– А ты сомневался?

– Нет, но когда увидишь документ, – отшучивался мастер, – доверия все-таки больше.

Храбореев поймал на слове:

– Если доверия больше, так и денег должно быть побольше.

– Так-то оно так. Можно было бы вас, Северьянович, по ставить старшим в вашей смене, но… – Конопатый сквасился и развел руками. – Вы вот, например, не партийный.

– А я вступлю! – пообещал Храбореев. – Мне что в партию вступить, что в г…

Мастер сделал вид, что не услышал богохульства.

– Да к тому же, говорят, вы неженатый.

– Брешут! Я – неоднократно холостой, – сообщил Храбореев.

Мастер снова поглядел поверх очков.

– Первый раз такого вижу…

Ему, «неоднократно холостому», несладко приходилось без жены. Всё думал, всё надеялся Марью подтянуть на Север. Она была не против, только жить, увы, негде. Насчет квартиры – глухо. Сам Северьянович кантовался в балках, вагончиках. Даже в туристических палатках – летом в тайге. Деньги он регулярно Марье высылал. Письма изредка царапал. Напоминал о Москве, о клинике, в которой надо подлечиться. Но Марье было некогда – пропадала в школе. И Храбореев стал понемногу злиться на неё: «Что тебе – школа дороже? Или здоровье? Годы уходят. Скоро вообще родить не сможет».

Душа у него остывала к Марье. Может, Север остужал любовь, а может… трудно разобраться. В общем, стал он присматриваться к незамужним девицам. А холостячки на Севере – к мужикам присматриваются. Так что там – кто кого «переприсмотрит». Игра для взрослых.

Шальные деньги позволяли нефтяникам и газовикам так «газовать» – северному небу временами жарко становилось. Храбореев и сам не заметил, когда у него изменилось отношение к деньгам. Сорил во хмелю – как бумагой.

* * *

Бабником он не был никогда, поэтому нервничал, когда знакомился. Балагурил, старался казаться бывалым, тертым. Все ему нипочем, все «до фени и до фонаря». А у самого под жидкой бороденкой (недавно обзавелся) румянец помидором созревал. Трезвому было нелегко, а то и бесполезно заводить знакомство. А когда маленько засандалит – совершенно другой коленкор.