Виктор Усачёв - Атаман ада. Книга первая. Гонимый

• Название: Атаман ада. Книга первая. Гонимый
• Автор: Виктор Усачёв
• Жанр: Историческая проза

Эта книга об авантюристах начала 20-го века, людей, изменивших течение истории российского государства. И среди них один из величайших авантюристов – Григорий Котовский. Именно такие люди, как Котовский, во многом определили развитие нашей страны на долгие десятилетия. Автор попытался по-новому взглянуть на роль личности в истории нашей страны.

---

Оба убийцы были арестованы и препровождены к судебному следователю. Нараставшая было ненависть к евреям сошла на нет, и в Дубоссарах вновь жизнь вошла в тихое неспешное русло заштатного провинциального городка… чего нельзя было сказать о Кишинёве.

По требованию уездного исправника Крушеван вынужден был напечатать опровержение своих домыслов по поводу нашумевшего убийства, но… мелким шрифтом, да на последней странице. Было уже слишком поздно… и город захлебнулся в крови невинных жертв озверелых погромщиков.

Однако Пётр Чеманский был отмечен и выделен самим исправником.

Азарт, упрямство, честолюбие… это сразу заметил и оценил в своём помощнике Хаджи-Коли (сам был таким!), постепенно поручая своему заместителю всё более сложные и сложные дела. А через год он ему стал доверять самое сложное и ответственное: внедрение зашифрованного сыщика в уголовную среду. Чеманский подбирал из сотрудников полиции наиболее подходящего для внедрения агента и работал с ним, маскируя его под уголовника или барыгу*, или бродягу и т. п. Готовил документы на вымышленное лицо, готовил легенду и под благовидным предлогом готовил к контакту с главарями преступного мира для внедрения в банду. Да ещё готовил обязательное прикрытие. И неустанно изучал, под руководством пристава, блатной мир.

А вот агентуру Хаджи-Коли своему заместителю не доверял.

– Константин Георгиевич, – недоумевал Пётр, – зачем обижаете? Думаете, не справлюсь?

– Да нет же, нет, – горячо возражал пристав, – я эту воровскую среду знаю, как свои пять пальцев. И знаю, что опытный вор с таким, не обижайтесь, юнцом на контакт не пойдёт. Только, уж извините, с опытным. И только так. Так что, Пётр Сергеевич, набирайтесь опыта – да вы же ещё так молоды!

Работа в сыске всё более и более захватывала Петра, а того более – укрепился азарт! Он себя чувствовал гончей (полицейских блатные ещё прозвали «легавыми» за ношение за лацканом пиджака значка бегущей легавой собаки), идущей по следу. И он ждал, и верил, что его ждут большие, интересные дела.

И также верил в большие дела другой человек – Котовский.

Глава шестая

Одесса, куда прибыл Григорий, жила спокойной размеренной жизнью: по улицам свистели паровички, любовно называемые населением «Ванька Головатый» за широкую трубу, доставляя одесситов по своим делам, бойко шумел Толчок, степенно прохаживалась вдоль по Приморскому бульвару благородная публика, и день, и ночь, не умолкая, работал порт.

Адрес, по которому направился Григорий уже под вечер, находился на самой окраине города – рабочей окраине.

Небольшой внутренний двор двухэтажного каменного здания с облупившейся штукатуркой был чу̀ток на любой звук (проходя гулкими подворотнями, Григорию невольно почудилось, что кто-то невидимый сопровождает его, как бы оценивая) – даже было слышно, как где-то наверху шкворчит сковородка.

В обшарпанном подъезде смешались запахи кислых щей, помоев, мышиного помёта… и ещё чёрт знает чего! Словом – типичное жильё пролетариев.

Поднявшись по застонавшей на все лады лестнице на второй этаж, Григорий условленно постучал и застыл в ожидании. Вскоре из-за двери послышалось сиплое:

– Кто?

– От С-Самуила Давидовича, – произнёс условленную фразу Григорий.

Одесская конка

Дверь приоткрылась, и он увидел патлатого парня, в косоворотке, сапогах, с подозрением оглядывающего гостя, одетого в полупальто, сапоги и шапку.

Войдя в прихожую, Григорий тихо назвал пароль и только после этого был допущен в комнату.

– Да вы не раздевайтесь, – предупредил парень, – у нас холодно.

Хозяин или постоялец был нечёсан, небрит, имел измятое лицо, словно от перепоя, и от него разило дешёвым табаком. Не приглашая гостя сесть, он начеркал несколько слов на грязном листе, после чего протянул его Григорию со словами:

– Вот… адрес… ключи… деньги на первое время. Живите… пока там… вам сообщат… когда понадобитесь.

Уже выйдя из двора, Григорий оценил положение квартиры, её, как говорил Дорончан, конспирацию: двор, где слышен каждый шаг, «поющая» лестница, да ещё второй этаж – пожалуй, будет время… ежели что.

«Молодцы», – похвалил он незнакомых конспираторов.

Комнатка, где он нашёл временный приют, располагалась в таком же рабочем районе и была разве что ещё меньше предыдущей, да убранство: стол, стул, железная кровать, печь для обогрева убогого жилища. Внутри – холодина, хуже, чем на улице.

Григорий, не раздеваясь, сел на стул, тупо уставившись в пол.

«И это мой приют?! – думал огорчённо он. – И что дальше?»

Надежды, связанные с Дорончаном, начали стынуть в этой жалкой комнатушке, из которой путь был невесть куда. Но, поразмыслив, Григорий решил подождать – всё одно деваться некуда.

Одесса ему ещё понравилась в первый визит, и он решил, благо располагал временем, поближе ознакомиться с городом, где ему предстояло хлебнуть всего: и славы, и горечи, и побед, и поражений.

Потолкавшись на Толчке, плотно закусив в одной из многочисленных «обжорок», он направился на Приморский бульвар, где с Ришельевской лестницы у памятника Дюку* открывался дивный вид на порт.

В конце бульвара натужно ползла вверх конка, которую тащили четверо рослых битюгов, как вдруг лопнули сразу два толстых ремня. Вагон медленно, набирая ход, покатился вниз по рельсам. Но тут конюх, правивший лошадьми, соскочил с козел и бросился вслед. Подскочив сзади, он упёрся плечом в вагон, пытаясь остановить. Гуляющая публика ахнула, послышались возгласы:

– Раздавит… как есть раздавит парня!

– Да… куды, куды тя чёрт несёт?!

– Да… помогите же кто-нибудь ему!

Григорий, видя, как тяжко приходится парню, бросился помогать.

Но парень, широко облапив вагон и упираясь ногами в мостовую, сумел не только его остановить, но и начал толкать вверх. Да ещё успел натужно крикнуть Григорию:

– Стой, паря! Не лезь! Сам… сп… справлюсь!

И Григорий невольно остановился, мысленно повторяя – напрягая мышцы – усилия парня.

Два одессита с физиономиями то ли биндюжников, то ли владельцев лавчонок, в приличных пальто, с тросточками в руках лениво делились мнениями.

– А шо, Фроим, скажешь за этого… биндюжника? – спрашивал один, кивая на пыхтящего, как Ванька Головатый, конюха. – Запихнёт таки наверх?

– За это я имею тебе сказать, Эмиль, пару слов, – лениво отвечал второй, одноглазый, – шо таки нет.

Первый снисходительно, как человек, имеющий физическое превосходство над другим человеком, но в то же время почтительно, как человек, признающий верховенство другого человека, посмотрел на своего спутника и сказал:

– Ставлю рубиль против барашка, шо запихнёт.

– Идёт.

Меж тем вихрастый конюх загнал вагон наверх, чем заслужил аплодисменты многочисленных зевак. И Григорий, в совершенном восторге, подбежал к парню, которого окружили благодарные пассажиры.

Смущаясь и тяжело дыша от перенапряжения, конюх таращил серые глаза и переминался с ноги на ногу, бормоча под нос:

– Господа… господа… извольте садиться, вскорости поедем-с.

Григорий, глядя снизу вверх – на голову выше оказался парень – на богатыря, хлопнул того по плечу.

– Н-ну ты да-ал! Откуда такой с-силач?

– Да… рязанские мы, – скромно ответил конюх.

– А з-звать-то тебя как, рязанский?

– Ванька… Чуфистов.

– А м-меня Гришка… Котовский. Сам не с-слабак, но такого силача не встречал… р-разве что в цирке.

При этом слове Иван встрепенулся, широко улыбнувшись, застенчиво признался:

– А я…я цирк люблю.

– П-правда? – обрадовался Григорий. – Тогда айда, давай с-сходим в цирк? Где т-тебя ждать?

Договорившись с Иваном о встрече, Григорий, поминутно оглядываясь и мотая восторженно головой, ушёл. Тогда к Ивану, терпеливо дождавшись покуда разойдётся толпа, подошли два господина.

– Молодой человек, – обратился к нему одноглазый господин, – я говорю мало, но говорю смачно – браво! Но я имею до вас ещё сказать два слова: я имел проигрыш целого барашка. И за вами долг.

Иван, завязывая оборвавшиеся постромки, удивлённо уставился на одноглазого – какой ещё долг?

– Какого такого… барашка? – недоумённо спросил он.

– Эмиль, объясни мальчику, – сказал одноглазый.

– Пятишницу… пятишницу ты должен этому почтенному господину, – охотно пояснил второй, с наглой мордой, господин.

Иван смотрел, хлопая глазами и ничего не понимая.

– За …за что?

Одноглазый, которому надоела эта игра слов, коротко приказал:

– Эмиль… скажи этой деревенщине за долг, да проще.

После чего повернулся и направился к тротуару, но, не успев дойти, он услышал за спиной мягкий шлепок и вскрик:

– А-ай!

Обернувшись, он увидел у своих ног распластанное тело Эмиля и услышал всё разрастающийся смех пассажиров конки.