Елизавета Дворецкая - Ольга, княгиня воинской удачи

• Название: Ольга, княгиня воинской удачи
• Автор: Елизавета Дворецкая
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-04-089186-3

Молодая правительница Руси Эльга, провожая в поход на Греческое царство своего мужа, князя Ингвара, надеется лишь на удачу и милость богов, ведь всё, что ей остается, – ждать вести о победе или поражении. Однако вдали от нее всё складывается так, как она и представить себе не могла. Князь Ингвар, оказавшийся на земле болгар без своего войска и вынужденный искать поддержки у союзников, должен сделать крайне непростой выбор: взять в жены красавицу Огняну-Марию, союз с которой спасет державу русов, или же сохранить в целости сердце любимой Эльги и, возможно, лишиться всего…

---

Багаиновы слуги сперва не хотели допускать Смиляна и его родичей: у хозяина шел пир, ему было не до каких-то селян. Лишь услышав о разбойниках-русах, ключник дрогнул: задержи он такие сведения, и самому могло не поздоровиться.

– Идите за мной, только тише! – велел он Смиляну. – Я сам о вас доложу.

Вслед за ключником трое селян прошли в дом. В хозяйском покое сияли десятки золотых огоньков: горели восковые свечи в медных подсвечниках, и оробевшим восхищенным селянам казалось, что здесь светло как днем. Гости сидели на скамьях за длинными столами, уставленными той греческой посудой, что в обычные дни украшала стены.

Издалека через раскрытую дверь доносились некие звуки, от чего селяне затаили дыхание и дальше шли на цыпочках. Глубокий, звучный мужской голос выпевал строки под перезвон гусельных струн:

Из того ли да из морюшка из синего
Остров Белый над волнами поднимается,
Волны пенные под ним да колыхаются,
Вихри лютые над ним да возъяряются.
Правит островом сам грозный Царь Морской:
Сто палат в его чертоге да еще полста,
Сто столов стоит в палатах да еще полста,
На столах стоят да блюда – красна золота,
На других стоят да чаши – чиста серебра,
А на третьих стоят чаши – скатна жемчуга.
Там гостей к себе сбирает грозный Царь Морской,
Сам хозяин с молодою хозяюшкой.

Гордость звучала в нем, когда он описывал богатое убранство, и сами звуки гусельных струн казались светлыми, будто играл он не на позолоченной бронзе, а на солнечных лучах.

Заслышав этот голос, Смилян перекрестился, то же сделали его родичи. Так делали почти все, кто впервые слышал, как Боян сын Симеона говорит и тем более поет. Казалось, этот голос шел из неведомых глубин мироздания и касался напрямую души каждого, кто его слышал. Особенно чаровал он женщин: они замирали и готовы были слушать сколько угодно – о чем бы ни шла речь. Что и подкрепляло Боянову славу как человека «знающего».

Как плывут по синю морю три кораблика,
А на них святой Андрей с дружиной верною:
Сорок с ним людей – святых мужей,
Все Христу творят молитвы – Сыну Божьему.

Всколебалось сине море, всколыхалося,
Закричал тут Царь Морской да громким голосом:
Ой ты гой еси, силен-грозен муж,
Ты зачем в мои владения пожаловал,
И зачем с тобой дружинушка хоробрая?
Отвечает ему сам святой Андрей:
Из числа дружины я Христовыя,
Я порушу твое царство все поганое,
Затворю ворота преисподние,
Да не станешь ты топить крещеный люд,
Погублять да души христианские.

Отвечает ему грозный Царь Морской:
Не боюсь тебя с твоей дружиною,
У меня дружина – посильней твоей,
Сто палат в моем чертоге да еще полста,
Вихри буйные – то слуги мои верные,
Волны синие – мои служаночки,
Я дохну – все море восколышется,
Свистну – вихри лютые возвеются,
Топну – скалы крепкие порушатся.
Размечу по свету стрелы острые,
На кого взъярюся – тому смерть придет.
Чем, святой Андрей, взамен похвалишься?
Чем порушишь царство мое славное?

Звон струн сгустился и потемнел: теперь в нем слышалось завывание бури, свист ветра, и каждый ощущал в душном покое дуновение соленого, холодного морского ветра. Становилось жутко, будто неукротимая стихия вставала во весь рост, знаменуя свое вечное торжество над слабым смертным.

Вслед за ключником пробравшись в хозяйский покой, селяне встали за спинами. Отсюда было видно лишь мерцание свечей, верхний конец стола заслоняли спины челяди. Но весь покой заполнял голос, шедший, казалось, с неба и одновременно – из глубины души каждого слушающего.

Отвечает ему сам святой Андрей:
У меня вода живая – слово Божие,
Моя сила – вера христианская,
Меч мой острый – сам Иисус Христос.
В нем людскому роду обновление,
Всем болезням лютым исцеление.
Тем порушу царство твое славное,
Сброшу тебя в бездны преисподние.

Тут огневался владыка – грозный Царь Морской,
Засвистел, владыка, по-змеиному,
Зарычал, змеяка, по-звериному,
Всколебалось сине море, всколыхалося,
Потонули разом три кораблика,
Да со всей дружинушкой Андреевой.
Как вознес молитву сам святой Андрей,
Наложил заклятье – слово Божие,
Повелел волнам сейчас унятися,
Мигом-разом стихли ветры лютые,
Унялись шальные волны синие,
Не посмели слова Божия ослушаться.
И пошел Андрей до Бела-острова,
По волнам пошел, как ровно посуху…

Не только селяне – все слушали, затаив дыхание: и сам багаин Самодар – немолодой грузноватый человек, толстощекий и толстоносый, с вислыми полуседыми усами, – и его приближенные, и дружина Бояна за длинными столами. Здесь, вдали от Великого Преслава и греческого двора царицы Ирины, все носили болгарское платье: полураспашные кафтаны с пуговками до пояса и полукруглым меховым воротником, с поперечными полосами золотной тесьмы на груди. Все брили бороды, оставляя длинные усы, а самые знатные выбривали и голову по бокам, в височных частях, волосы с затылка заплетая в косу.

И взошел он на крутые скалы белые,
И вознес молитву он Христовую,
Всколебалось сине море, всколыхалося,
Да и вынесло на берег всю дружинушку.
Да опять вознес молитву он Христовую –
Глядь, жива его дружинушка хоробрая,
Сорок всех людей – святых мужей,
И поют все славу Сыну Божьему.

Как поднял Андрей свой посох кипарисовый,
Да ударил в тое идольское капище,
Развалились все палаты по кирпичикам,
Во сырую землю провалилися.
Как опять поднял он посох кипарисовый,
Да ударил во всю силу в скалы белые,
Раскололся остров да по камушкам,
На дно моря синего обрушился.
Взял он в третий раз свой посох кипарисовый
Да ударил самого царя поганого.
Провалился тот во бездны преисподние,
Там и быть ему на веки да на вечные.
Нету больше в море Бела-острова,
Нет на острове том капища идольского,
А Андрею слава и царю Петру.

Поющий голос умолк, но никто не решился заговорить: в переполненном покое висела плотная, напряженная тишина, полная дыхания сотен людей, не смеющих пошевелиться. В этой плотности ощущалось присутствие высших сил, призванных сюда голосом певца и сошедших по нему, как по волшебной лестнице, в сердце каждого. И никто не решался своим голосом, движением, дыханием потревожить эти силы. У всех на глазах вновь свершилось это чудо – торжество Христовой веры, Божьего слова, способного повелевать и стихиями, и их духами, ибо лишь Бог создал мироздание и правит им единовластно.

– Вот такую песнь, отец Тодор, я сложил во славу Господа нашего Иисуса и святого апостола Андрея, – певец, давно привыкший к воздействию своего голоса, сам первый нарушил тишину и отложил гусли. – Чтобы славить их, я и езжу на Белый остров каждую весну, как утихнут зимние бури.

– Уж не кощунство ли сие? – недоверчиво покачал головой отец Тодор.

Это был новый священник, которого сам же знатный гость и привез сюда – служить в церкви Апостола Андрея, после того как год назад прежний настоятель, отец Христо, умер зимой от жестоких морских ветров. Отец Тодор, средних лет человек, был неглуп и весьма учен. Его далматика, хоть и простой некрашеной шерсти, но тонкой, явно греческой работы, источала сладкий дух сирийских благовоний; рыжеватая шелковистая бородка была тщательно расчесана, красивые белые руки, бойкие глаза и яркие полные губы намекали на пристрастия отнюдь не духовного свойства. Как священник, он был даже слишком хорош для Ликостомы, но в Великом Преславе у него вышла какая-то неприятность, и епископ был рад наконец удовлетворить просьбу багаина Самодара о присылке нового попина.

– Разве нет? – улыбнулся Боян. – Ведь сказал царь Давид: и подойду я к жертвеннику Божию, к Богу, веселящему юность мою, и на гуслях буду славить Тебя, Боже мой! Гусляром был один из самых первых на земле людей – Иувал, об этом сказано в Библии, и он был отцом всех играющих на гуслях и свирели.

– Но в житии святого Андрея нет ничего подобного!

– Когда апостолы по жребию делили страны, куда каждому идти возвещать людям Благую Весть, Андрею достался Понт Эвксинский, то есть наше море Греческое, ведь верно?

– Но Епифаний Монах писал, что Андрей совершил три апостольских путешествия, однако все они… Постой… – отец Тодор задумался, – вместе с Петром обошел Андрей Антиохию, с Иоанном – Эфес, Фригию и Никею, Никомедию… и другие земли, был он в Эдессе, Алании, Зихии… Но все это – южный и восточный берег Понта.

– Я слышал, магистр Симеон, ученый муж и собиратель деяний святых, полагает, что Андрей был и на Дунае тоже, – возразил Боян. – Ведь Скифией называют также Малую Скифию, а это здесь, в устье Дуная. Я слышал об этом от моей невестки, царицы Ирины.

– Ну, если преподобный Симеон… – с сомнением промолвил отец Тодор.