Алик Затируха - Искатели сокровищ

• Название: Искатели сокровищ
• Автор: Алик Затируха
• Жанр: Прочие приключения

Главные вопросы для читателя – что и как написано в предлагаемом его вниманию сочинении? Отвечаю: Что? Приключения. Как? Как смог.

---

Оказалось, не всегда рассчитывают.

– Рюрик педикулёзный… – негромко, но отчетливо сказала «боярынька», проходя мимо нашего стола на выход из столовой.

Облизывая ложку, Витя сказал:

– Ну, что такое Рюрик, – это я приблизительно знаю. А вот что такое «педикулёзный» Рюрик? Что-то венерическое?

– Хуже, Витя, – огорчил я его. – Педикулёз – это вшивость.

После обеда мы снова работали на ферме рядом.

Пока краном подавали очередной швеллер, Витя спросил:

– А чего ты, Алик, от бригадирства отказался? Большинство было бы за тебя…

– Не хочу никого обманывать, Витя. Не блестящая строительная карьера – настоящая цель моего приезда в Москву. Меня влекут более возвышенные занятия. Например, работа ночным сторожем. Одна из древнейших и почетнейших профессий. Она очень стимулирует творческие способности. Оставляет досуг для глубоких философских размышлений и многогранной общественной деятельности. Если когда-нибудь получу постоянную московскую прописку – сразу уйду в ночные сторожа.

– И с чего начнешь свою общественную деятельность?

– Наметки, с чего начать, есть. Можно начать, например, с бескомпромиссной борьбы за превращение Садового кольца действительно в кольцо садов. А то – одно название. Приезжает человек в Москву, идет к Садовому кольцу полакомиться яблоками и грушами, а что вместо этого получается? Вместо этого, отравленный выхлопными газами, он становится жертвой дорожно-транспортного происшествия с многочисленными сотрясениями и переломами. И хорошо ещё, если это произойдёт рядом с Институтом Склифосовского… А Коля Ведяшкин будет хорошим бригадиром, вот увидишь, Витя. По моим наблюдениям, природа лепит лучших бригадиров по единому шаблону: нос – картошкой, ладонь – лопата и угрюмости в лице – на три похоронных команды. Нос и ладони у Коли – что надо. Угрюмости вот пока маловато, но это дело наживное…

Переодевшись после работы в своей бытовке, всей бригадой вразвалочку отправляемся за получкой и премией. Контора СУ-203 рядом – на Старокалужском шоссе.

– Дни получки чем-то сродни самой весне. Правда, Вася? – спрашиваю у Васи Волка, добродушного увальня, приехавшего в столицу из глухой белорусской деревушки. – Ожидания, томления. К кассе идешь как на свидание. Получка – это праздник души и сердца. А все виды искусств почему-то стыдливо обходят эту тему. Чему и чему только не посвящают свои песни поэты и композиторы, а вот дням получки – ни одной не посвятили. А им не песни, им крупные музыкальные формы надо посвящать. В связи с этим, решил я, Вася, замахнуться на оперу. Хочу посоветоваться с тобой, известным почитателем оперного искусства, – правильно ли я расставляю в ней акценты?

– Давай-давай, Алик, сочиняй, – улыбаясь, одобрил мой замах Вася, заманить которого на оперу можно было только обещанием предоставить ему постоянную московскую прописку уже после ее увертюры.

– Рабочее название оперы: «От получки до получки». Четыре части. Часть первая – «Долги». Жалобно посвистывают свирельки и флейты. За кулисами слышен унизительный звон пустой стеклотары, которую сдает главный герой. Выйдя на сцену, он надрывным тенором пересчитывает медяки на ладони и тут же пытается убедить героиню не уходить от него, впереди – лучшие времена. Она горько плачет колоратурным сопрано… Часть вторая – «Аванс». Оркестр становится многоголосым, музыка – жизнеутверждающей. Главный герой уже не в одних трусах, героиня уже не стремится каждый раз убежать от него на другой конец сцены… Часть третья, кульминация оперы – «Ура – получка!»

– Правильно расставляешь акценты, Алик. Правильно! – одобрил Вася название кульминации оперы.

– Разом ударяет вся оркестровая медь. Хор славит героя. Он сорит деньгами. Героиня, прижимая к пышной груди подаренную им зубную щетку, заливается счастливой соловушкой… Четвертая часть пока условно названа мной так: «Похмелье». Я понимаю, Вася, как это грубое слово режет слух такого тонкого ценителя бельканто, как ты. Но это, повторю, только рабочее название. Итак, четвертая часть. Жалобно стонет одинокая скрипка. Героиня, уходя к баритону, в своей душераздирающей заключительной арии прощает герою всё-всё, даже те три рубля, которые он занял у нее в первой части, да так и не вернул. Герой, беря самые верхние нотки, снимает с себя купленные в получку выходные штаны и несет их за сцену – продавать на барахолке Тишинского рынка… Вася, ты позволишь мне дать главному персонажу оперы твое звонкое имя? Тебя будут петь первые тенора страны. Представляешь афишу у Большого театра: «Действующие лица и исполнители: Вася Волк, сварщик четвертого разряда, – Народный артист СССР Иван Козловский». Согласен?

Вася Волк не успел ответить.

По Старокалужскому шоссе прокладывали коллектор. На дно земляного рва глубиной метра в три укладывали трубы самого главного подземного калибра, которые потом прикрывали железобетонными коробами такой же высоты. Получился тоннель, между стеной которого и стеной самого рва до его засыпки оставался метровый промежуток.

Чего нам было делать крюк – тащиться до устроенного вдали временного деревянного перехода через коллектор. Прыгнуть с края рва на крышу тоннеля, пройти по ней несколько шагов, снова небольшой прыжок на другую сторону рва – и вот она, контора.

Под Васей край рва обвалился. Коротко вскрикнув, он упал вниз. Землей его придавило к железобетонной стене по грудь.

Спрыгиваю рядом и начинаю руками отгребать от него тяжелую сырую землю. Ребята побежали за лопатами.

– Ну как ты? – спрашиваю у Васи, наполовину откопав его.

– Согласен… – под смешки облегчения всех членов бригады ответил главный персонаж оперы «От получки до получки».

Подсаживаю Васю снизу, когда его поднимали наверх.

Меня поднять не успели. Потревоженная земля снова грузно обвалилась. Она повалила меня и накрыла с головой.

Глава II. Везде люди живут

– …Это хорошо, Алик. Эта прыть – верный признак того, что дела у тебя пошли на поправку, – снисходительно сказал Виталий Данилович при обходе. – Но все-таки волочиться за женщинами тебе еще рано. Вот когда сможешь на своих двоих дойти от койки до сортира… И в тот же день возвратиться обратно…

Неужто ревнует доктор? «Волочиться»! Лежа на кровати, немощной рукой я пытался лишь слегка приласкать красавицу медсестру. Много ли делов наворочаешь в таком положении?

Шлепающей дырявой тряпкой в нашей палате тете Зое я пообещал пригвоздить администрацию больницы к позорному столбу мирового общественного мнения – за такое черствое отношение к робким росткам больничной любви.

– Первые строчки открытого письма на имя Генерального секретаря ООН у меня уже готовы. «Глубокоуважаемый господин Вальдхайм! Как неоднократно утверждалось с высокой трибуны Генеральной ассамблеи, ничто так не способствует правильному сращению сломанных ребер, как нежные чувства между больными и хорошенькими медсёстрами. А вот руководство больницы №50 всячески препятствует проведению этих резолюций в жизнь. Позор!..» Надеюсь, Зоя Терентьевна, вы будете в числе первых подписанток этого обличительного документа. Заодно поставим перед Советом Безопасности назревший вопрос о новом ведре и тряпках для вас.

Поставить любой вопрос в устной форме Зоя Терентьевна была готова не только перед господином Вальдхаймом, но даже перед самим товарищем Кругловым, завхозом больницы. Но подписывать никогда ничего не будет.

– У нас что ни подпиши, обязательно или дураком, или предателем окажешься. Зять вон подписал письмо против директора их научного института и теперь не ученым-ихтиологом работает, а грузчиком в рыбном магазине. Днем работает, а вечерами письма пишет, справедливости везде ищет. Позавчера в «Спортивную рыбалку» отправил свою жалобу. Да чем, говорю, тебе эта «Спортивная рыбалка» поможет? Опарышей, что ли, пришлет?

– Нет, не поможет ему наша печать, – согласился я. – Она на одни отписки горазда. Я в этом убедился еще в пятом классе. Решил я тогда отблагодарить родину за свое счастливое детство. И заодно показать – какое ей перепало сокровище в моем лице. Написал политико-фантастический роман, где родина оставляет от мира капитализма лишь груду дымящихся развалин. Роман как роман, не хуже многих. А убитых и раненых в нем было даже больше, чем во всей остальной советской литературе вместе взятой. Как и полагается прогрессивному писателю, отослал свое сочинение в «Новый мир». К моему великому удивлению, «Новый мир» отверг его. Но не сам факт отказа больно уязвил мое авторское самолюбие, а иронично-оскорбительная отписка: «Не рановато ли в двенадцать лет браться за решение таких глобальных проблем?..» Здрасьте! А когда же еще решать глобальные проблемы, как не в молодые годы? В девяносто? В девяносто у человека остаются только свои проблемы – какой у него сегодня будет стул, и не подорожали ли опять ритуальные услуги?