Юрий Жук - Игры для мужчин. Проза времен соцреализма

• Название: Игры для мужчин. Проза времен соцреализма
• Автор: Юрий Жук
• Жанр: Русское современное

Повести и рассказы времен соцреализма. Для читателя всех возрастов без ограничения и политической ориентации в том числе.

---

– Вот это да, вот это да… – как заведенный, повторяю я.

– Ага, проняло, – смеются ребята, – то-то!..

Но я их не слышу. Впрочем, не слышу я и слов артиста, хотя, видно, говорит он что-то очень смешное, потому что в зале громко хохочут и аплодируют. Начинаю хлопать в ладошки и я, по-моему, даже что-то кричу от восторга вместе со всем залом. Какие там китайцы и ксилофоны, ведущие и певицы! Все это затмил собою образ маленького рыбачка в огромной раме, так неожидан¬но и волшебно вдруг ожившего на время.

Номер, между тем, подходит к концу. Рыбачок вновь встает на свое место в раме, свет, падавший на нее, меняется, и картина блекнет и тускнеет. Рыбачок вновь кажется нарисованным. И лишь глаза его, озорные и немного грустные, чуть поблескивают в свете многочисленных прожекторов. На какое-то мгновение мне кажется, что он смотрит прямо на меня, улыбается и вдруг подмигивает неожиданно. Но, может быть, мне это только кажется.

Потом, через много-много лет, будучи уже совсем взрослым, я увижу эту картину в одном из залов знаменитого музея.

И на секунду мне померещится, что вот сейчас рыбачок в раме приложит палец к губам и, как тогда, озорно и немного грустно скажет:

– Тише, вы мне так всю рыбу распугаете, – и подмигнет мне.

И странное щемяще-теплое чувство родится во мне.

И долго я буду стоять перед этой картиной, вспоминая то далекое и невозможно родное время, в которое уже никогда не смогу вернуться.

Зеленый остров

В детстве для меня любимым блюдом была картошка. Обыкновенная картошка, но приготовленная руками моей бабушки. Мелко нарезанная, она плавала в соусе, заправленном поджаренным луком, лавровым листом с добавлением чеснока и зелени. Все это так и называлось – жареная похлебка с чесноком. Любая хозяйка может поднять меня на смех: нашел, мол, чем хвастать! Да такое чудо каждая мало-мальски соображающая в кухарском деле женщина приготовит за пятнадцать минут, не затрачивая особых сил и умения. И, наверное, по-своему будет права.

Но вот сколько я ни стараюсь приготовить знаменитую бабушкину похлебку – не получается. И не потому, что не умею. Просто не хватает бабушкиных рук. Таких проворных, ласковых, везде успевающих и все умеющих пары рук. А без них бабушкиной похлебки не получится, сколько ни бейся. Хотя, наверное, и продукты в этом деле тоже играют не последнюю роль.

Я хорошо помню ту особенную картошку, которую мы каждый год выращивали на Зеленом острове, где всякую весну раздавались в аренду наделы земли. Это сейчас остров превратился в узенькую полоску песка, на которой вдоль берега дружка на дружке тянутся фанерные сараюшки, важно называемые «дачами», а то и еще лучше – базами отдыха с громкими названиями вроде «Вешние зори».

А раньше, в годы моего детства, Зеленый остров, не затопленный теперешней Волгой, был огромными угодьями со своими лесами, полями, речушками и озерами, с такими названиями, как «Круглое», «Щучье».

По осени туда стремились городские охотники на утиные зори и вальдшнеповую тягу. Там же раздавали и участки под бахчи, картошку и огороды. Все это хозяйство требовало ухода, и потому каждое воскресенье толпы огородников устремлялись на Зеленый, чтобы успеть, обернувшись за день, как можно больше сделать на своей делянке. Оно и понятно: хоть небольшой, но участок. И та же грядка огурцов, десяток кустов помидоров, пара грядок лука или дружные всходы картофеля требовали и окучивания, и полива, и прореживания от сорняков.

Потому-то в страдную жаркую пору мы, то есть бабушка, мама и я (тетки мои не были большими охотницами до этого дела, а дед и вовсе своей обязанностью считал лишь посадить и убрать урожай), рано-рано утром отправляемся на берег Волги к пристаням, захватив с собой тяпки, ведра и нехитрую снедь, чтобы поспеть на один из первых речных трамвайчиков, курсирующих между городом и островом.

Но на берегу у пристаней уже яблоку негде упасть. Желающих плыть на остров – море, и речники не справляются. Однако отчаиваться рано, потому как тут же у дебаркадеров, уткнувшись носами в песок, стоят частные лодки-гулянки. Их владельцы, зная о великом спросе на водный транспорт, по воскресеньям утром времени не теряют и, по-деловому подойдя к этому вопросу, делают свои деньги.

– Кому на Сазанку? – слышится с одной из лодок. От очереди отделяется десяток-другой желающих и устремляется к ней. Зевать не приходится, если хочешь уехать. Людей много больше, чем лодок.

– На Шумейку желают? – орет только что подъехавший малый – косая сажень в плечах.

На Шумейку, конечно же, желают, и лодка вмиг заполняется людьми.

– Зеленый. На Зеленый кому? Этой фразы довольно, чтобы лодку начали брать штурмом. Каким-то чудесным образом и мы трое оказываемся в ней, со всех сторон стиснутые такими же спешащими огородниками. Лодка оседает все ниже и ниже, и вот уже нет никакой возможности принять на борт хотя бы одного человечка, а желающие все лезут, как-то умудряясь протиснуться между ведрами, лейками, узлами и лопатами, тяпками и граблями.

– Все. Хорош. Мать вашу… – орет хозяин, которого все равно никто не слушает. Ему с силой приходится стаскивать с рундука лишних пассажиров. В лодке шум и ругань. – Куда ж ты своей лейкой тычешь мне в живот? Я те грядка, что ли?

– А ты сдвинь его в сторону. Всем ехать надоть,

– Это живот-то сдвинуть? Ну сказанула… Чего ж тебе это стул, что ли. Убери, говорю, лейку!

– Куды ж мне ее?

– А хоть куды…

– Гляди-ко, расселась. Ишь, цаца! Небось потерпишь чуток. Я твои ведра на своих ногах терплю…

– Эй, отец, ты узел-то убери с моей головы.

– Гляди-ко, и впрямь голова. А я думаю, чего-то мне тут мешает? Извиняй, сынок, не углядел.

– Граждане, чуток сдвиньтесь, мальчонку надо посадить.

– Ну куда, куда лезете? Сказано ж, нет места более. И так лодка перегружена… Утопнуть хочите?

– Давай, милок. Давай отчаливай скорее. Солнышко эвон где!

Но тут оказывается, что лодка, загруженная людьми и скарбом, так плотно села днищем на песок, что столкнуть одному ее нет никакой возможности. Двое-трое мужчин из числа пассажиров вновь выскакивают в воду и под дружное: – «И раз, и два-а-а… И еще, и наддай…» – наконец, сталкивают ее на глубину.

Хозяин пробирается чуть ли не по головам на свое место к мотору и, дернув заранее накрученный на маховик ремень, пытается завести мотор. Тот «чихает» раз, другой и затихает. Ремень снова накручивается, и снова – дерг, и снова – чих. Начинается великое дерганье и чиханье, перемежаемое не очень печатными фразами хозяина, которыми он вспоминает всех своих родственников до седьмого колена, и посылает этот упрямый мотор много дальше того места, куда можно дойти пешком.

Наконец, очередной раз чихнув, мотор неожиданно взрывается дробным стрекетом, и лодка, вся дрожа мелкой дрожью, чуть не черпая бортом воду, берет курс на Зеленый.

Шлепая носом по волне, она поднимает тучи брызг, которые обильно окатывают сидящих. Женщины взвизгивают и смеются. Забыты скандалы, и все неурядицы позади. Всегда находится в лодке самый активный или активная, которые громко объявляют:

– Ну, бабоньки, передавайте.

И все уже знают, что это значит. Из рук в руки в сторону рулевого передают по пятьдесят копеек старыми с человека за перевозку. Рулевой невозмутимо принимает собранную мелочь и, не считая, горстями отправляет ее в боковой карман обычно драного, всего в масляных пятнах пиджака.

Лодка же исправно шлепает по волне, мотор невозмутимо стрекочет, и Зеленый – все ближе и ближе. Наконец, вот и песчаный пляж острова. Тяжело груженая посудина к самому берегу подойти не может – мелко. Мы выгружаемся прямо в воду.

До нашего участка идти метров пятьсот вдоль неширокой и извилистой речушки, что вытекает из Щучьего озера. В этом году нам с делянкой повезло. Одним концом она выходит прямо к берегу этой речушки. Не надо далеко ходить за водой.

Первая моя обязанность по приходу на место – аккуратно уложить принесенные с собой продукты, чтобы до них не добрались вездесущие муравьишки, и закопать п прибрежный песок бидончик с домашним, настоянном на жженых корочках ржаного хлеба и потому темным, и резко шибающим в нос квасом.

Пока я развешиваю по кустам ракитника сумки и вожусь на берегу с бидончиком, мама с бабушкой успевают сделать массу дел. Бабушка тяпкой окучивает уже зацветшие кусты картошки, а мама с ведром и лейкой торопливо снует от речушки к грядкам с помидорами и обратно.

Под каждый куст нужно вылить не меньше ведра и лейки воды, чтобы земля глубоко напиталась влагой, и ее хватило до следующего нашего приезда. Где-нибудь среди недели мы с бабушкой обязательно вернемся сюда, чтобы опять полить. Но бабушка старенькая, ей не под силу одной справиться с этой трудной работой. И, конечно же, обильного полива не получится. Вот потому-то мама и старается вылить под каждый помидорный куст как можно больше воды из реки.