Джон Карр - Табакерка императора

• Название: Табакерка императора
• Автор: Джон Карр
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Классический детектив
• Год: 1972

Джон Диксон Карр – американский классик детективного жанра, 'вечный соперник' великой Агаты Кристи. Напряженная интрига, парадоксальное развитие событий, неожиданная развязка 'невозможного' преступления – характерные особенности произведений Дж.Д.Карра.

«…Я думаю, что он захватил с собой какое-то оружие, бесшумное оружие, на случай, если среди каминных приборов не окажется кочерги. Но напрасно он беспокоился. Кочерга висела на месте. Из того, что он говорил Еве, мы знаем, что ему было известно о глухоте сэра Мориса. Он отворил дверь, схватил кочергу и сзади подошел к своей жертве. Старик был поглощен изучением своего сокровища…»

---

Ева пришла в себя. Она не сомневалась, что убила Неда Этвуда. В нижнем холле было так темно, что она споткнулась о распростертое тело. Вот и подходящее заключение кошмара, и впору открыть дверь, позвать полицию, и дело с концом. Она чуть не зарыдала от облегчения, когда предполагаемый труп шевельнулся и заговорил:

– Что это ты вытворяешь? Зачем столкнула меня с лестницы?

Волна облегчения подступила и прошла, как позыв к тошноте.

– Ты можешь встать? Ты не расшибся?

– Конечно, нет. Просто ударился. Так в чем дело, я спрашиваю?

– Ш-ш-ш!

Он поднялся на четвереньки и раскачивался, пытаясь встать на ноги. Голос у него, правда, звучал почти как обычно, только не совсем уверенно.

Склонясь над ним и помогая ему встать, Ева провела ладонью по его лицу, и по волосам и в ужасе отдернула запачканную в крови руку.

– Ты расшибся!

– Пустяки! Просто ударился. Плечо болит. Господи, ну и шлепнулся я. Послушай-ка, зачем ты меня столкнула?

– У тебя все лицо в крови! У тебя есть спички? Или зажигалка? Зажги-ка!

Он ответил не сразу.

– Кровь это у меня из носу. Я чувствую. Как-то странно. Нос я вроде не расшиб. Зажигалка у меня есть. Ну вот.

Вспыхнуло крошечное пламя. Пока он искал носовой платок, она взяла у него зажигалку и подняла повыше, чтоб его разглядеть. Кажется, все в порядке, только волосы спутаны и выпачкан плащ. Из носу у него шла кровь. Еву передернуло, когда она увидела кровь на своей руке. Он без труда остановил кровотечение и сунул носовой платок в карман. Потом подобрал с пола помятую шляпу, обмахнул с нее пыль и нахлобучил на голову.

Нед дулся и недоумевал, это было ясно.видно по его лицу. Он то и дело облизывал губы, сглатывал слюну, будто пробуя на вкус что-то непонятное. Он тряс головой и поводил плечами, проверяя, не больно ли. Он сильно побледнел, а голубые глаза его сосредоточенно сощурились.

– Ты правда в состоянии идти?

– Не волнуйся. Спасибо, – вдруг он грубо выхватил у нее зажигалку и погасил. На него напал приступ ярости, знакомый ей по прежним временам.

– Странно. Очень даже странно. Ну ладно, хватит. Хотела укокошить, так хоть выпусти меня отсюда, ради Христа.

Да. Нед Этвуд верен себе. Ужасный призрак прошлого… А ведь она-то, дура, подумала было…

Они молча прокрались на кухню, к черному ходу. Ева отперла английский замок. Несколько каменных ступенек поднималось в садик, обнесенный высокой каменной стеной. Отсюда по задворкам можно было выйти к бульвару Казино.

В полной тишине скрипнула дверь черного хода. Сонный теплый воздух пахнул в лицо запахом мокрой травы и роз. Дальше, над крышами, каждые двадцать секунд вспыхивал и гас луч маяка. Оба мгновение помедлили у каменных ступеней, ведущих в сад. А от парадного тем временем донесся гул голосов, возвещающий о том, что уже прибыла полиция.

Она приникла к самому его уху и шепнула:

– Нед, погоди-ка. Ты ведь хотел мне сказать, кто…

– Спокойной ночи, – галантно произнес Нед Этвуд.

Он рассеянно и небрежно чмокнул ее в губы, и она почувствовала запах крови. Он приподнял шляпу, повернулся, покачиваясь, поднялся по ступенькам и уже ровной походкой пересек двор и вышел на улицу.

Окликнуть его Ева не решилась, хоть так переволновалась, что теперь у нее вырвался какой-то сдавленный стон. Она только взбежала по ступенькам, спотыкаясь о конец снова развязавшегося кушачка, и отчаянно размахивала руками, но ничего этого Нед не заметил. Понятно, что в таком состоянии она не услышала, как щелкнула задняя дверь.

Наконец-то он ушел, значит, опасность миновала. Можно облегченно вздохнуть. Можно не бояться разоблачения. Так думала Ева.

Но радоваться было рано. Смутный страх не отпускал Еву. Ее не на шутку напугал Нед Этвуд. Из насмешничающего шалопая и повесы, каким она всегда знала его, Нед вдруг, будто по волшебству, обратился в неприступного и жутковатого чужака. К утру-то все бы, наверное, наладилось… Однако…

Ева глубоко вздохнула. Она спустилась обратно по ступенькам, взялась за дверную ручку и застыла. Дверь была заперта.

У всякого из нас иногда выпадает один прекрасный (верней, ужасный) день, когда все идет вкривь и вкось, а отчего – неизвестно. С женщинами это приключается куда чаще, чем с мужчинами. Скажем, вы собираетесь жарить яичницу на завтрак и роняете на пол яйца – казалось бы, пустяк, но для женской души это просто мука. Потом вы разбиваете что-то в гостиной. У вас буквально все валится из рук. Хозяйственные неурядицы и неполадки, неделями дремавшие, как змеи во время холодов, все, как одна, вдруг просыпаются и жалят. И раз уж даже самые что ни на есть неодушевленные предметы словно одержимы злыми духами, так что же вам еще остается, как только в отчаянии восклицать: «За что? Ну что я такого сделала?» Подобные чувства испытывала и Ева, безнадежно дергая дверную ручку.

Да, но…

Каким же все-таки образом захлопнулась дверь?

Ветра не было. Хоть ночь оказалась свежей, чем предполагала Ева, ни один листок не дрожал в саду под ясными звездами.

Но какая разница? Если уж ей на роду написано, что на нее вдруг свалится столько бед, какой смысл разбираться, отчего да почему? Лучше решить, как бы проникнуть обратно в дом. В любой момент может нагрянуть полиция.

Постучать?

И разбудить Ивету? Еву передернуло от одной мысли о бесстрастной волевой физиономии с блестящими черными глазками и сросшимися на переносице бровями. Тут уж ничего не попишешь: Ивета была неизъяснимым кошмаром ее жизни. Но как же попасть в дом? В окно нельзя; нижние окна каждый вечер закрывали и запирали на ночь.

Ева поднесла руки ко лбу; и, снова ощутив липкость крови, тотчас же отдернула. Ну и вид у нее сейчас, надо думать! Она попыталась разглядеть свою одежду, но было еще темно. Зато, пока она перебирала и ощупывала халат более чистой левой рукой, она обнаружила в кармашке пижамы ключ Неда Этвуда от парадного.

Внутренний голос говорил ей: на улице полно полицейских! Туда нельзя! А другой голос нашептывал, что каменная стена вокруг виллы укроет ее от посторонних взглядов, и можно обогнуть дом и тихонько шмыгнуть в дверь, не привлекая внимания.

Ева решилась не сразу. Но, ощущая себя с каждой секундой все более раздетой, она наконец пустилась бежать. Она старалась держаться поближе к дому. Тяжело дыша, она обогнула угол – и очутилась лицом к лицу с Тоби Лоузом.

Но он ее не увидел. Хоть в чем-то повезло.

Они пришли-таки к ней, как она и предсказывала. Тоби, в длинном плаще, надетом поверх пижамы, пересек улицу и как раз собирался открыть ворота виллы Мирамар.

Стена, окружавшая виллу, была высотой футов в девять, с решетчатой аркой ворот. Высокие, тусклые фонари на улице Ангелов выхватывали из темноты зелень каштанов, погружали сад виллы Мирамар в густую темень и освещали с ног до головы фигуру Тоби. Никакой толпы полицейских на рю дез Анж не оказалось. Наоборот, один-единственный ретивый агент спас Еву от разоблачения. Как только Тоби подбежал к воротам, за его спиной раздался зычный голос:

– Attendez la, jeune homme, – взывал голос. – Qu'est – ce que je vois? Vous filez a l'anglaise, hein? Hein, hein, hein.

Вихрь этих возгласов, сопровождаемый вдобавок стуком шагов, взорвал тишину рю дез Анж.

Тоби повернулся, распростер руки и ответил по-французски. Говорил он бегло, но с неприятным акцентом, с которым, как подозревала Ева, нарочно не боролся, чтоб не делать никаких уступок проклятым иностранцам.

– Я просто иду, – орал он, – к мадам Нил. Вот сюда. – И он задубасил кулаком по воротам.

– Нет, мосье. Вам не разрешается выходить из дому. Вернитесь, пожалуйста. Живей, живей, живей!

– Но я же вам сказал!…

– Вернитесь, пожалуйста. Давайте-ка без глупостей!

Тоби взмахнул руками в знак отчаяния. Ева видела, как он опять повернулся. Свет фонаря падал на густые темные волосы и добродушное лицо с усиками, искаженное слишком сильным для него чувством. Тоби воздел к небу кулаки. В том, что он глубоко страдает, не мог бы сейчас усомниться никто, а уж Ева и подавно.

– Господин инспектор, – сказал он (а не надо забывать, что французское «инспектор» означает всего-навсего полицейского), – пожалели бы хоть мою мать. С ней ведь истерика. Вы видели.

– Ах! – вымолвил служитель закона.

– Она послала меня за мадам Нил. Только мадам Нил может ей помочь. И вовсе я не собирался уходить по-английски. Просто я иду вот сюда. – И он снова принялся колотить по воротам.

– Никуда вы, мосье, не пойдете.

– Постойте, молодой человек. Что я вижу? Вы уходите по-английски, а, что? Что, что, что?

– У меня отец умер…

– Я, что ли, виноват, – оборвал его служитель закона, – что тут произошло убийство. Убийство в Ла Банделетте! Надо же! Что господин Горон скажет? Ведь и подумать страшно! Хватает с нас самоубийств в казино. Но такого… такого! О господи, – совсем уже взвыл служитель закона, – и эта туда же!

Отчаяние его было вызвано тем, что по улице опять застучали шаги, на сей раз легкие и быстрые. Дженис Лоуз, в ярко-красной пижаме, тоже подбежала к воротам. Ярко-рыжие волосы до плеч контрастировали со смертельной бледностью хорошенького лица. Двадцатитрехлетняя Дженис была маленькая, кругленькая, аккуратненькая, цветущая, самоуверенная и всей внешностью (а иногда и скромной сдержанностью манер) напоминала о духе восемнадцатого столетья. Но в данный момент вид у нее был ошеломленный, и казалось, она вот-вот зарыдает в голос.