Полин Ошер - Счастье из морской пены

• Название: Счастье из морской пены
• Автор: Полин Ошер
• Жанр: Русское современное

Эта история – о том, что вся наша жизнь состоит из взлетов и падений, мгновений острого счастья и горьких разочарований. А еще она про то, что всегда, даже в самой тяжелой ситуации, должно быть место надежде: если веришь, что все плохое заканчивается, – когда-нибудь обязательно настанут хорошие дни.

---

Два года.

Так что, можно сказать, я возвращаюсь на свою временную родину.

Почему родину?

Сейчас расскажу.

Дело в том, что к этой стране у меня было очень двойственное отношение на протяжении всей сознательной жизни. Она мне нравилась, хотя я ни разу в ней не бывала; так нравятся заграничные актрисы, зарубежные модели, фотографии которых печатают на обложках и разворотах глянцевые журналы. Их снимают так, что кажется, будто они – ваши старые друзья, хотя вы знакомы только односторонне, и вы знать не знаете, что там скрывается под яркой картинкой, каких монстров и чудовищ прячет в себе это миловидное курносое лицо.

Человек на фото с обложки, меж тем, не знает о вас вообще ничего. Даже того, что вы существуете.

Вот так и у нас с Израилем. Он обо мне даже не подозревал, а я, меж тем, безудержно мечтала с ним воссоединиться. Как в старом анекдоте, – хоть чучелом, хоть тушкой. Я читала книги об этой стране с самого детства, знала счет до десяти, названия фруктов и улиц в тель-авивском квартале, который тянется вдоль набережной, и точно понимала, какие города я хочу посетить: конечно, Яффо. Потом Иерусалим. Цфат, в котором одна старушка ежедневно ждала появления мессии. Жаркий Эйлат на границе с Египтом.

Дальше мои планы не простирались, – мне казалось, что эта бедная богатая страна ограничивается пределами этих городов. Кто же знал, что их там сотни, тысячи.

Когда задаешь Вселенной конкретные вопросы, – она дает точные и понятные ответы. Я захотела, так сказать, познакомиться поближе, и Вселенная подбросила мне возможность посетить страну бесплатно. Потом – предложила уехать туда на шесть месяцев для участия в обучающей программе по дизайну (то, что я и дизайн, – две разные сферы, меня особо не волновало. Отсутствие знаний, опыта и желания им заниматься, – тоже). Дальше мне дали гражданство и подтверждающий его теудат зеут6, ну а затем я сделала ход конем и вернулась назад, в ледяную Россию, которую, кажется, так и не смогла полюбить за все свои двадцать семь лет.

Мы пролетали над покрытыми облаками вершинами, и, лениво следя за тем, как самолетное крыло разрезает белые полотна облаков, я думала о том, каково это, – умирать.

Не то что бы я это планировала; просто меня занимала мысль – понимаешь ли ты, что происходит, когда умираешь? О чем думаешь в последние моменты? Есть ли тот самый свет в конце туннеля? О чем сожалеешь, и что страшит?

Я не знаю ответов на эти вопросы, да мне и не хочется пока их узнавать. Пусть все идет как идет.

Но мне бы хотелось сделать кое-что до того момента, когда меня не станет.

Например, вот это:

– Объездить весь мир;

– Встретить мужчину, с которым мы будем любить друг друга;

– Родить ребенка, а лучше двух (тут я поморщилась, потому что даже сквозь наушники до меня долетала детский визг, издаваемый годовалым карапузом, мама которого сидела в кресле прямо за моей спиной);

– Попробовать настоящий кокос;

– Погладить живую ламу;

– Быть хозяйкой дружелюбного пса;

– Научиться печь хлеб;

– Открыть свою кондитерскую;

– Поставить голос и записать песню;

– Сходить на футбол, и чтобы кто-нибудь объяснял правила;

– Прокатиться на гигантской черепахе;

– Проехать через Индию на стареньком мотоцикле;

– Написать картину маслом;

– Выучить итальянский язык;

– Купить жилье в Европе и пожить там;

– Провести год на берегу моря…

И на этом, устав перечислять список мечт, я уснула.

Глава III. Привет, обетованная

Стюардесса разбудила меня перед посадкой и проверила, крепко ли пристегнут ремень. Но окончательно я проснулась только в тот момент, когда самолет опустил шасси на полосу аэропорта Бен-Гурион. Нас сильно тряхнуло, и от неожиданности я ударилась о спинку стоящего впереди кресла. Тут же хлынула носом кровь, и сидящая рядом со мной старушка заверещала на английском, подзывая стюардессу. Старушенция перекрывала своим криком даже многорукое хлопанье, которым пассажиры благодарили пилота за хороший полет и мягкую посадку.

Стюардесса, изящная татарка Айнур, принесла мне упаковку носовых платков и удалилась, грациозно качая бедрами, а старушка принялась гладить меня по плечу и что-то тихонько приговаривать, видимо, чтобы я не волновалась. Все пройдет, все пройдет…

Этими словами и Соломон успокаивал своих бесчисленных жен. Я, хоть и не царь, тоже часто говорила их себе, чтобы остановить поток бурных переживаний.

Но сейчас меня беспокоил совсем другой поток; салфетки быстро пропитывались кровью, и она явно не собиралась останавливаться на достигнутом. Поэтому я сидела в кресле, глотая откуда-то взявшиеся слезы, и покорно ждала, когда все это закончится. Пассажиры выходили, выходили, и все как один с тревогой поглядывали на меня, обложившуюся кучей окровавленных платков.

Мне это в конце концов надоело, и я свернула из двух оставшихся салфеток некое подобие тампонов, и забила ими ноздри, словно пробками. На какое-то время должно хватить, – решила я, и отправилась к выходу, волоча за собой рюкзак. На выходе меня догнала стюардесса. «Мисс!», – сказала она, – «Вы забыли кое-что!». И протянула мне телефон и айпад, оставленные мной в кармане на спинке. Я гундосо поблагодарила ее, стараясь, чтобы, несмотря на тампоны в носу, она могла разобрать мою речь, и начала спускаться по трапу.

Израиль был горячим, асфальт практически плавился, хотя на уровне лица попадались и довольно прохладные воздушные струи. Все в точности так, как я помнила. Желтые плиты, зеленые пальмы, любопытные лица пограничников…

Меня пропустили к выходу без очереди, наверное, сказался плачевный внешний вид. Проходя мимо зеркал, я ахнула: вся футболка была заляпана быстро засыхающими бордовыми пятнами, и выглядела я словно жертва войны, а не как пассажир авиарейса, прибывший с личным визитом в развитую страну.

Пограничник долго расспрашивал, что со мной случилось. Я отвечала ему вяло и невпопад, пыталась шутить, но на моем состоянии явно сказывался недосып, и потому в конце концов он от меня устал, поняв, что я и правда та, за кого себя выдаю, – русская туристка, а не головорез из группы Хезболла7.

Вышла из терминала аэропорта, покрутила головой, высматривая остановку автобуса. Ее нигде не было видно. Тогда я обратилась к уборщице, по счастью, та говорила по-русски, и мне не пришлось выдавливать из себя сложнопроизносимые с забитым носом слова на иврите.

Остановка была в получасе ходьбы; чтобы идти было веселее, я взяла на дорожку стакан айс кафе. Знаете, что это? Кофе с большим количеством молока и какао, смешанный с раскрошенным льдом. Попивая через соломинку сладкую ледяную жидкость, я направилась в сторону выхода из аэропорта. Потом, встретив несколько недоуменных взглядов, решила, что все-таки не лишним будет переодеться, и заглянула в туалет, где выбросила в мусор перепачканные джинсы и футболку, и надела первую попавшуюся под руку одежду из рюкзака, – это были цветастая юбка и простая белая майка.

Смотрелось неплохо.

Повесила на плечо рюкзак, взяла оставленный на стойке раковины и дожидавшийся меня айс кафе, и продолжила путь.

Автобус подошел быстро, и мы – я и пожилая семейная пара – загрузились в его полупустое брюхо. Мне нужно было добраться до тахана мерказит, главной автобусной станции Тель-Авива, а им – до госпиталя Ихилов. Я лениво рассматривала дорогу и механически отмечала: вот этот дом я помню, вот ворота, на которых было написано краской неприличное слово на иврите, а вот китайское (или вьетнамское?) гетто, где окна выходят на пандус, по которому транспорт заезжает на станцию.

Мы приехали, и автобус выплюнул меня в мрачный мир верхних этажей автостанции. Здесь не горела добрая половина ламп, было довольно темно и страшно, поэтому я, не задерживаясь, подошла к лифту и отправилась вместе с ним вниз. Там было уже гораздо веселее, но я сразу покинула станцию и вышла наружу.

Вокруг пестрело множество вывесок магазинов, марокканских парикмахерских, ногтевых студий, в которых работали трансвеститы. Я встряхнула головой; волосы торчали в разные стороны, и мне вдруг взбрела в голову дикая мысль. А что, если… нет, нет, это не для меня… нет, все-таки, – а что, если мне прямо сейчас пойти в салон заплести афрокосичек?

Я как-то уже делала такую прическу, и носила африканские косы на протяжении пары месяцев или около того. Они мне тогда жутко нравились, и я была себе, насколько помню, ужасно симпатична. Почему бы не повторить этот опыт сейчас?

«Потому что ты, может быть, умрешь на днях», – вдруг раздался где-то внутри меня противный скрежещущий голос.

Я ему возразила: «Ну и что?»

Он не нашелся, что ответить, и с чувством, с которым победитель заходит в захваченный им город, я направилась в сторону ближайшей марокканской парикмахерской. Там не говорили ни на английском, ни тем более на русском, на иврите – ну… с грехом пополам. Зато понимали язык жестов и наглядность, поэтому я покопалась в кипе журналов на столике и выудила тот, на котором была нарисована девочка в заплетенных косичках. Ткнула на картинку пальцем. Хозяйка салона, худая марокканская женщина в возрасте, обрадованно закивала, что-то крикнула, и мигом ее салон наполнился девочками разного возраста, которые, усадив меня на пол, расселись вокруг и стали заплетать мне на голове множество тонких косичек. Ими руководила древняя старуха, которая подавала разноцветные нитки, которые они вплетали мне в волосы. Так косы получались не просто густыми, но и яркими, словно радуга. Еще они вплетали искусственные волосы, и через пару часов на моей голове красовалась объемная грива мелких, ювелирно заплетенных кос. Хозяйка парикмахерской, принимая от меня сто долларов, кланялась и благодарила меня на своем языке, а ее девочки потом долго махали мне вслед.