Алексей Олексюк - Дежавю. День второй

• Название: Дежавю. День второй
• Автор: Алексей Олексюк
• Жанр: Русское современное

Иногда нас посещает странное ощущение, что мы уже были в том месте, которое видим впервые, хорошо знаем человека, которого встретили только что, уже слышали то, что говорится в эту минуту. Учёные называют такое состояние «дежавю» и считают его обманом психики. Но всегда ли это обман? Может быть, так мы встречаемся с несбывшимся? Во всяком случае у вас есть возможность пережить это таинственное и чудесное чувство вместе с героем данной повести.

---

5. Перспектива

Антон смахнул с лица лёгкую паутину прохлады. Небо стремительно светлело, отделяясь, отдаляясь от бескровных, разбелённых предрассветной дымкой кровель. Абсолютно безлюдный – ни машин, ни пешеходов – проспект уводил вдумчивый взгляд вдоль официальных фасадов к незримой точке схода, сходил на «нет» в линейной перспективе, исчезал в математической абстракции, лишённой каких-либо земных примет.

6. Замедление движения

– Вы опять отстаёте? – возмущённая Аделаида (демонстрирующая возмущение всеми складками своей кофты под невозмутимой прямизной кожуха) гневно оборотилась к Антону.

Тот и впрямь стоял шагов на десять позади – у обшарпанного забора, ограждающего от посторонних некое медицинское учреждение. А, может, и не медицинское. Но, несомненно, какое-то учреждение, полускрытое отяжелевшей за ночь зеленью небольшого палисадника.

– Что там? – возмущение мешалось с любопытством.

– Книга, – ответил Антон.

– Книга? – она подошла поближе и удостоверилась, что не ослышалась. На крошащемся кирпичном основании ограды, из которого росли вверх коричневые от ржавой коросты прутья, действительно, лежал солидный том в плотном, под кожу сделанном переплёте. Не новый. Ещё советского, судя по всему, издания: страницы сжелтели, а обложка обтрепалась на уголках, обнажив картонное нутро.

– Вы разве верите в знаки? – спросила девушка, скосив ехидное око.

– Только в дорожные, – в тон ей прозвучало в ответ.

– Но что-то вас остановило возле этой книги? Иначе вы не придали бы ей значения и прошли бы мимо.

– У меня была такая же, – Антон озабоченно провёл рукой по волосам, словно оглаживая растрёпанные мысли.

– Давно?

– Давно. Время было тогда смутное, безденежное, самодостаточное, бартерное, студенты падали в голодные обмороки на парах, слушали русский рок и совершенно не думали о времени, прожигая его в нескончаемых спорах. Страна потеряла остойчивость. Всё казалось возможным. Кроме стипендии. Все специальности разом стали платными, и лишь на нашем факультете очередь в кассу стояла не с, а за… Очередь непрерывно ржала, выдыхая смешанный со смехом пар, ибо помещение не отапливалось, а на улице – декабрь месяц, минус десять и лёгкая метель. Но деньги выдали. Всем без исключения. Сразу за три месяца. Оживившись, подсмеиваясь и подкалывая друг дружку, мы высыпали на плохо освещённую улицу и рассыпались в разные стороны. Я остался один. Я остывал от внезапного возбуждения, постепенно пропитываясь тишиной и безлюдностью города. Всё вокруг было серо-коричневым, как старинный фотоснимок, как если бы меня и мой город отбросило лет на семьдесят назад. Того гляди выйдет из-за угла городовой или вывернет извозчик. Сумерки – как спитой чай без сахара. Желтоватый, прогорклый снег облепил деревья после вчерашнего бурана: на соснах и елях он лежал широкими лапами, пригибая ветви к самой земле, на тополях и клёнах – смёрзшимися полосами, похожими на окантовку, которая постепенно сужалась, переходя в пунктир, а тонкие ветви берёз и рябин и вовсе казались белым кружевом на фоне кирпичного неба. По истоптанному снегу между завороженных, обросших кухтой деревьев донёс я свою стипендию до написанной нарочито старомодным шрифтом вывески «Букинистъ». Отчётливо помню, что нужно было подняться на высокое крыльцо, пройти тёмные сени, повернуть налево и войти в небольшое помещение, все стены которого снизу доверху были заставлены стеллажами с книгами, а между стен стояли «покоем» столы со стопками всё тех же книг.

Пожилая продавщица знала предмет моей безнадёжной страсти. Я регулярно делал обходы стеллажей и столов, но надолго замирал только у застеклённого шкафа, где хранились полные и не полные собрания сочинений – стройные ряды однотипных корешков, среди которых взгляд безошибочно находил шесть чёрных (именно чёрных!), чуть шероховатых томов. Это была несбыточная мечта: у студента сумма, означенная на заднем форзаце каждого тома, вызывала ассоциации только с расстоянием от Земли до Туманности Андромеды. Моей стипендии – за три месяца – не хватило бы даже на один том. Вздохнув – глотнув тусклой трухи, витавшей в воздухе, – я отправился искать что-то более близкое – увы, не сердцу, а кошельку. Я шёл медленно, внимательно вглядываясь в названия, вдумчиво пролистывая содержание, с наслаждением вдыхая запах типографской краски. И вдруг – среди знакомых имён, названий, запахов – эта странная книга: без автора, без названия, без запаха…

– Разве так бывает? Что бы нигде не было указано… хотя бы название…

– Можно убедиться в этом прямо сейчас, – Антон протянул было руку, но Аделаида перехватила её.

– Подождите.

– Почему?

– В таком деле нужна пауза. Иначе вся история теряет ореол таинственности.

– Бросьте! Я уже читал эту книгу. Иногда мне кажется, что я читал её даже раньше, чем купил в «Букинисте».

7. Дождь

– Не уверен, что это приснилось мне. Хотя, больше всего похоже на сон. Стеклянные дверцы шкафа дзинькнули с явственным польским акцентом. Этот звук разбудил меня. За окном шёл дождь. Дождь создавал фон, подобный шуршанию иглы по виниловой пластинке, мерно закручивающейся (тридцать три оборота в минуту) по спирали, против часовой стрелки, в воронку ушной раковины. Тёплый баритон отца слегка охрип, обретя грассирующее «р» – видимо, от долгого чтения во время дождя… Я открыл глаза. В свете настольной лампы – плоский силуэт отца, склонившегося над книгой, и золотистое облако волос матери… Отец читал. И я знал этот текст, он всплывал в моей памяти, как голос отца всплывал поверх мерного шороха дождя, наполнявшего мой слух.

8. Трудности перевода

Аделаида внезапно подумала, что переводчик удивительно точно подобрал слова в описании дождя… И тут же одёрнула себя: с чего я взяла, что это перевод?

9. Остановка

Первые – тяжёлые – капли дождя ударились о гранит тротуара и о плотный кожух, накинутый на узкие плечи. Туча наплывала на город слоями всё более густых чернил, которые пролил златоусый и сребробородый Перун над Балтийской пустошью и которые, повинуясь незримому рельефу атмосферного давления, стекали навстречу восходящему солнцу.

– Либо мы берём книгу и бежим вон к той остановке, либо смотрим дальше как дождь превращает литературу в макулатуру.

Мелкие брызги скатывались в бесцветные, как лейкоциты, шарики на шершавых, рыхлых страницах с плохой печатью.

Всемирный потоп в этом выстроенном на болоте, пронизанном реками и каналами, пропитанном сыростью городе никого не смог бы испугать. В городе, где непрестанно натыкаешься на отметки былых наводнений, ниже собственного достоинства почитают бояться дождя. Поспешность, с какой Антон и Аделаида укрылись под пластиковым куполом остановки, обличала в них людей нетутошних, нездешних, не питерской породы. В качестве наглядной антитезы по противоположной стороне проспекта шла влюблённая пара: она шла неспешно, не обращая внимания на свою совершенно мокрую одежду, благо пелена ливня целомудренно прикрывала их очертания.

– А вдруг эта книга – та самая? – произнесла девушка, понизив голос в тон дождю.

– Та самая и есть…

– Нет, вы не поняли. Не такая же, а та самая, которую вы держали в руках в букинистическом магазине.

– Может быть. Чем чёрт не шутит…

– Чёрт не шутит, – как-то чересчур серьёзно заметила Аделаида, пытаясь рассмотреть в запотевшем пластике своё отражение: её беспокоили намокшие и обвисшие волосы.

Влюблённая пара тем временем целовалась, остановившись прямо против остановки, между двух потоков, хлещущих из водосточных труб. Дождь казался теплее, чем утренний воздух, и стоять под ним было почти так же безопасно, как под душем.

– О чём же книга?

10. Киоск

Мальчик ещё раз обошёл вокруг ярко освещённого киоска, словно не доверяя собственным глазам: увы, но их нигде не было. Обсаженная с трёх сторон кустарником и стрижеными тополями площадь перед Торговым центром словно вымерла, а само здание набычилось тёмной двухэтажной громадой, и лишь в том конце, где стоял бело-голубой киоск, светились окна почтового отделения с нарисованными на них белой краской телефонным аппаратом и силуэтом самолёта на фоне стилизованного Земного шара. Моросивший весь день дождь с уходом солнца обратился в невидимый глазом мелкий снежок, сеявшийся из бурой, словно налитой загустевшей кровью, тучи, чрез которую местами проступало чёрными полыньями ночное небо. Это был первый сносный снегопад с начала зимы. И первая ростепель. Зима стояла суровая и скупая, похожая на мумифицированную старуху со второго этажа, ходившую всё лето в чёрном каракулевом пальто и чёрных очках.

Тонкая медная змейка скользнула мальчику за ворот. Поёжившись, он привстал на носки и ткнулся своим нестандартным с точки зрения классической анатомии носом в холодное стекло. Белое облачко конденсированной влаги всплыло перед его взором и тут же осело.