Михаил Сверлов - Прощальный поцелуй Чукотки. Записки северянина

• Название: Прощальный поцелуй Чукотки. Записки северянина
• Автор: Михаил Сверлов
• Жанр: Прочие приключения

Повести и рассказы о Севере. Жизнь людей в экстремальных условиях. Как природа и жизненные обстоятельства испытывают людей в послевоенные годы и наше время. Умение людей дружить не только между собой но и с окружающим их миром, готовность пожертвовать собой ради других людей.

---

Их путь проходил немного в стороне от двухэтажного здания райкома партии и райисполкома. Они шли, размахивая руками, пытаясь изобразить, как Алитет боролся с богатым хозяином. Их задорные голоса звучали на всю улицу.

Мишка спал, свернувшись клубком и уткнув свой нос под заднюю ногу. Ему опять снился Минька.

Он что-то кричал, громко смеялся и убегал, прячась за домами, а собака никак не могла догнать его. Это невозможно было перенести. Мишка проснулся, встал, потянулся, широко зевнул и остался стоять с открытой пастью. Минькин голос продолжал звучать. Он замотал головой. Потом, опустив её на снег, стал тереть уши и морду передними лапами. Голос не исчезал!

Тогда он сел и, задрав голову, протяжно завыл, всполошив всех собак не только в упряжках, но и посёлке.

Минькины друзья с удивлением увидели, как их друг, осёкшись на половине слова, страшно побледнел и медленно повернулся к райкому партии. Там стояли псы, и среди них огромным ростом выделялся один. Он сидел и выл.

Минька, что-то заорав, бросился к упряжкам. Собака перестала выть и повернула голову к бегущему мальчишке.

Мишка глядел на мчавшего к нему повзрослевшего Миньку, ещё не сознавая, что это он. Он, настоящий, а не снившийся ему так долго Минька!

Вожак как-то странно хрюкнул и бросился в сторону друга, перепутав все постромки, таща за собой нарту и упавших собак.

На улице поднялся страшный лай, и из райкома партии выбежали работники райкома, приехавшие каюры. Последним вышел Пананто. Он один догадался, что произошло на улице. Он просто это предвидел.

Выскочивший на улицу народ с удивлением наблюдал, как посреди дороги стоял на коленях мальчишка и обнимал огромного пса, голова которого была у него под мышкой. Слёзы радости застилали Минькины глаза, и он даже не увидел, как подошедший Пананто перерезал Мишкину постромку и отвёл упряжку в сторону. А Мишка, выдернув голову из-под Минькиной подмышки, стал носиться вокруг него, потом сбил того на снег, всего облизал и снова бросился по кругу.

Народ смеялся, видя эту встречу.

Наконец Мишка успокоился, а Минька, увидев стоявшего около упряжки Пананто, бросившись к нему, прижался к камлейке13 лицом, твердя: «Спасибо, дядя Пананто! Спасибо! Спасибо!»

Минькины родители были очень удивлены, увидев вместе с сыном Мишку, входящего в балок. Они давно не верили в чудеса, но чудо происходило на их глазах. Когда же Минька рассказал им, где нашёл Мишку, отец, быстро собравшись, пошёл в райком партии за Пананто.

Мишки не могли налюбоваться друг на друга. Они подолгу смотрели друг другу в глаза и молча говорили, говорили про всё, что с ними случилось за прошедшие два года. Минька даже не реагировал на заглядывающих к ним домой своих друзей.

Ребята были поражены размерами и силой собаки. Теперь они чувствовали себя смущёнными, так как в душе не верили многим Минькиным рассказам о волкодаве. Но факт был налицо. С такой собакой можно было гулять где угодно и когда угодно, даже в тундре.

Когда пришли отец и Пананто, все сели обедать, а Мишка растянулся на полу под столом, заняв не только всё пространство под ним, но и значительную часть комнаты.

После обеда Пананто опять ушёл в райком, Минька с Мишкой помчались пугать местных собак, а отец стал нервно ходить по комнате, посасывая свою трубку. Он думал, что делать с собакой, за два года привыкшей к тундре, упряжке, да и Пананто. Тот ничего не сказал про собаку, но отец видел, что он сильно расстроен.

Вечером, когда Мишки вернулись довольные и счастливые домой, отец усадил Миньку напротив и спросил, что тот думает делать с собакой? Минька с удивлением посмотрел на отца, потом на мать и сказал: «А что с ним делать? Будет жить у нас».

На вопрос, что пёс будет делать у них, Минька неопределённо пожал плечами, а потом повторил: «Жить!»

– Но это ездовая собака, она должна работать, чтобы не ожиреть и не погибнуть от безделья. Она отвыкла от жизни в доме. И потом она просто необходима Пананто. Ты же знаешь, как тяжело без хорошего, верного друга в тундре, – сказал отец. – Ты же не хочешь Мишке, да и Пананто зла?»

Минька растерянно поглядел на родителей, затем перевёл взгляд на сидевшего рядом Мишку, которому он всей своей ребячьей душой и сердцем желал только добра. Человек и собака встретились долгим, как всегда, взглядом. Постепенно Минька понял, что Мишка говорит ему о том, что теперь они будут встречаться, что он по-прежнему любит его, но место волкодава в тундре. Минька спустился с табуретки на пол и, взяв собаку за уши, упёрся в его лоб своим лбом. Затем он, молча, спросил: «Ты действительно этого хочешь?» Мишка оторвал голову от Минькиного лба и вновь пристально посмотрел на друга. В его глазах было всё то же решение. В ответ Минька вздохнул и ничего не сказал.

Через три дня, когда Пананто около гостиницы готовил свою упряжку в дорогу, к нему подошёл Минька с Мишкой. Каюр решил, что друзья пришли с ним попрощаться, и весело похлопал Миньку по плечу, а пса по морде. Но Минькин вид его удивил.

Мальчик грустно посмотрел на него, потом прошёл в голову упряжки, где на месте вожака стоял Мишкин отпрыск, молча отвязал того и поставил Мишку на своё законное место. Пананто не верил своим глазам. Минька сам отдавал ему навсегда свою собаку, своего друга!

– Так будет лучше, – сказал, Минька, – берегите его.

Он обнял Мишку, затем поднялся и хотел уйти, но Пананто остановил:

– Постой! Ну-ка, каюр, давай, прокатись на нарте! Удиви своих друзей.

Минька больше двух лет не управлял упряжкой и заволновался. Сможет ли? Но, взглянув на Мишку, нетерпеливо перебирающего своими огромными лапами, на уже вытянувшуюся в струну и готовую к старту упряжку, он выхватил из снега тормозящий остол, прыгнул в нарту и, заорав во весь голос «Поть! Поть! Поть! Поть!», помчался по центральной улице посёлка, вызывая удивление и улыбки видевших эту картину прохожих.

Он свернул на улицу, проходившую мимо его школы, которая сегодня пропускалась по случаю прощания, и мимо шокированных девчонок и мальчишек, пялившихся на него из окон, с шиком полетел к строительному училищу. Там, дав красивый разворот, он вновь вылетел на центральную улицу и остановил нарту около ждавшего их Пананто.

– Спасибо!

На раскрасневшимся Минькином лице не было и тени печали. Он соскочил с нарты, подбежал к Мишке и быстро чмокнул его в нос. Тот в ответ лизнул его в лицо. Затем мальчик подошёл к Пананто, солидно пожал ему руку, как равный с равным.

– Буду вас ждать, – сказал тихо, но уверенно.

Он ещё долго смотрел вслед упряжке, и в его глазах не было печали. Минька улыбался.

Мишка, его любимый Мишка был здесь, рядом. А сто пятьдесят километров… для Чукотки – не расстояние!

Октябрь – ноябрь 2006 г.

Прощальный поцелуй Чукотки

Посвящается моему другу —

Головченко Владимиру Павловичу

«Вечный холод, похмелье и водка,
В проклятущем краю мы живём,
Провались она, эта Чукотка
И гори она, синим огнём!»

«Песня»

Ольга Петровна встала, постучала ножичком по краю тарелочки, требуя тишины. И когда за столом все смолкли, она, глядя на «именинника», проникновенно сказала:

«Дорогой наш Олег Павлович! Мы с глубоким сожалением прощаемся сегодня с Вами. Три года, проведённых Вами здесь, в нашем коллективе, позволили нам оценить Ваши профессиональные знания, мастерство работы с судебными материалами, Вашу принципиальность и настойчивость, жёсткость и, одновременно, умение работать с людьми.

Начав свою деятельность юриста, Вы прошли отличную школу государственной службы в Магаданском облисполкоме. Оттачивали своё мастерство судьи, работая в этой системе на братской Украине. Познавали нелёгкий труд адвоката на бескрайних просторах Колымы. По-моему, у Вас есть всё: любимая жена, хорошие сыновья, продолжающие Вашу профессию, внучка, квартира на материке, машина. И вот, теперь, Вы получаете пожизненное содержание, уезжая от нас и выходя, как говорят в народе, на пенсию. Начинается самый счастливый период Вашей жизни, когда Вы не должны вставать рано утром и брести против пурги на работу, думать о предстоящих заседаниях суда, справедливом вердикте обвиняемым. Но, это не значит, что Вы навсегда порываете со своей профессией и делом последних лет. Нет! Судья не уходит в никуда! Он уходит в отставку, оставаясь навсегда судьёй! – она строго посмотрела на всех сидящих за столом. – Я хочу, – Ольга Петровна взяла в руку то ли маленький бокал, то ли большую рюмку, – поднять этот бокал за Вас и Вашу семью! Ну, и пожелать Вам долгой жизни и хорошего отдыха!»

Все, сидящие за столом, оживлённо встали, потянулись к Олегу Павловичу чокнуться, и выпили до дна, по чукотскому обычаю.