Александр Миронов - Русская удаль. Сборник рассказов – 3

• Название: Русская удаль. Сборник рассказов – 3
• Автор: Александр Миронов
• Жанр: Русское современное

Лучи солнца просвечивали сквозь редкую осеннюю листву деревьев, сквозь окно, и, отражаясь от линолеума на полу, зайчиками играли на потолке, на стеклянных дверцах шкафа, освещая рабочий кабинет Ивана Трофимовича. Мда… Вспомнилось, как после четвёртого или пятого тоста он сам выдал здравицу.

---

На производстве, как и в школе, тоже ведётся общественная работа, только играют в неё взрослые люди, и важность этой работы каждый понимает по-своему, по тому сознанию, какое было заложено им в детсаде, в школе, самой жизнью, опытом… И Архип принял эту игру в чистом виде: с формалистикой, с показухой, с обязаловкой. Поэтому, зная заранее сценарий любого собрания, старался от него улизнуть, а если же этого не удавалось сделать – («когда в добровольно-принудительном порядке за шкирятник приводят!»), – то активность его проявлялась лишь на заключительном этапе – при голосовании его ладонь, как штык, поднималась среди прочих, лишь бы поскорей закончить пустое времяпровождение. Так когда-то они проголосовали за Овского, когда того избирали в комитет комсомола школы, затем и секретарём комитета. Позже он, очевидно, потому же единодушию (Артём и Архип служили в Армии. Сенечка по какой-то причине был от службы освобождён) прошёл секретарём комитете комсомола на предприятии, где и застрял, бедолага, на целых двадцать лет.

Но вот пришла, видимо, пора отрывать его от полюбившегося занятия, поскольку комсомольский возраст стала подводить седина. Но Архипу почему-то казалось, что бывшему однокласснику новая должность не подходит. По его мнению, и уже немалому опыту, ему представлялось, что тут должен быть человек беспокойный, грамотный и с характером. А в Семёне Ивановиче эти качества отсутствуют, как молоко в пустышке. Но, однако же, несёт его нелёгкая на эту должность, как баллон на гвоздь, на свою и чужую беду. И тоскливо становилось от этого предчувствия на душе. А та шутка, что он предложил вчера из озорства, теперь томила Архипа. Ведь если выборы будут келейными, как пишут в газетах, то его голос может действительно «вогнать голова» всем, в том числе и ему первому.

Перед уходом на работу жена спросила:

– Что такой хмурый, не выспался что ли?

– Выспишься с тобой. Весь бок отшибла, – пробормотал Архип.

– По ночам поменьше орать надо. На собрании что ли?

Они было заспорили, оба за словом в карман не лезли. Но Архип торопился и не стал ввязываться в перебранку.

Утро выдалось пасмурным, серым и прохладным, того гляди, просыплется снег. Вавилов, стоя на углу дома, ёжился, закутывался в лёгкую болоньевую курточку.

Как и многие пацаны, они часто «уркоганили», лазали по чужим огородам за яблоками, грушами, иногда и за овощами. Хотя всего этого было достаточно и в своих огородах. Даже за зелёными фруктами делали набеги – чужие всегда слаще. Особенно прельщал сад дядьки Вальки. Сад находился на окраине семьдесят третьего поселка, и к нему можно было подобраться с любой стороны.

При очередном набеге им с этого огорода пришлось драпать с неимоверной скоростью – дядька Валька на помощь в охране своего сада приобрёл овчарку. Эта собачка и придала им ускорения. Она не лаяла, но издавала рык такой, от которого душа выскакивала из пацанов птицей и помогала им перелетать заборы.

Лишь один от такого преследования не убежал. Собака его настигла у забора, и он стоял перед ней, раскорячившись.

Хозяин, покрикивая на пса, осаживал его:

– Нельзя! Сидеть!

И пёс сел перед незадачливым воришкой.

Валентин, подбежав к пацану, спросил:

– Сёмка, а ты чего не убежал?

– Не могу, дядь Валя… – ревел Сёма, – я обсерился…

Вавилон вспомнил детские забавы и рассмеялся.

«Ну, наконец-то…» – облегчённо выдохнул он, завидев Артёма.

– Ну как, привёз малого? – спросил тот, здороваясь.

– Привёз. Счас моя пойдёт с ним к врачу. Ну, как выборы?

– А никак, – меланхолично ответил Спиря.

– Как это? – удивился Вавилон. – Перенесли что ли?

– Да нет, избирали.

Они шли к остановке служебного автобуса, и Вавилов кружил вокруг Спиридонова.

– Ну не томи, Спиря. Вечно ты любишь по нервам проехать. Каланча, опора высоковольтная, и даля подобна… – ругался он.

Спиря посматривал на дружка свысока и насмешливо.

– Ну, чё, как жирафа, косишься?

– Хм, да ты, Вавилон, своим голосом все карты спутал. Вон, Иван рулит. Требуй, чтоб петухом на всю улицу кукарекал.

Они подождали кучерявого.

– Привет, братаны! – поздоровался Иван, протягивая каждому руку. – Чего лыбитесь?

– Да вот, Спиря говорит, чтоб я заставил тебя по-петушиному со с ранья петь. Чё, проспорил, что ли? – прищурился Вавилон.

– Если бы проспорил, то… – Иван развёл широкие ладони в стороны; дескать, делать нечего, пришлось бы кукарекать.

– Ну, чё случилось? Рассказывай всё путём, а то заставлю кукарекать!

– Дак что тут рассказывать, Спиря, наверно, уж рассказал?

– Ага, как раз. У него язык знашь где? Пока вытянешь, свой отвалится, и даля подобна… Рассказывай! – горячился Вавилов.

– Да что… Глотки драли за Амбикова, а как голосовать стали…

– И что?

– Ха-ха! Уравнялись оба!

– Вот это арихметика! Кто подсчитал?

– Так сами. Татарков и компания.

– Во, комиссия!

– Это ты своим голосом обоих уравнял.

У Вавилова вытянулось лицо, и сам он как будто бы стал выше.

– Как э-это, даля?..

– А даля получилась бесподобно. Твою писульку Татарков вытащил из папки и потряс ею. А вот, говорит, товарищи, голос Вавилова Архипа Сергеевича. Он его просит отдать за товарища Овского.

– О-ё!..

– У Сеньки от такой поддержки аж с носа закапало, – вставил Спиридонов, усмехнувшись.

Вавилон замычал, брезгливо скорчил физиономию и циркнул слюной через зубы в сторону. Обтёр кулаком губы.

Ваня продолжал.

– Татарков тут и рассмеялся, – и прогудел, подражая генеральному: – Хо-хо, ну, товарищи, в трудное положение вы меня поставили. Прямо не знаю, что и делать? Ну, раз вы сами не смогли выбрать себе руководителя, то я подумаю, как вам помочь.

Все трое рассмеялись.

– Ха, подумает! – воскликнул Вавилон. – А я вам счас разъобъясню, чего он придумает?

– Хм, – усмехнулся Спиря, – стратег.

– Смотри!

Вавилон взмахнул жилистым, серым от въевшегося мазута, кулачком левой руки, и словно о стол, как это делал Иван в обеденный перерыв в комнате отдыха, хлопнул с размаху о ладонь правой. Раздался звонкий шлепок.

– Получите! Голова, и без единой крапинки!

Друзья с насмешкой наблюдали за его пантомимой. На правой ладони Вавилон изображал вилку из растопыренных пальцев левой руки, между которыми медленно вводил большой палец с черным ободком под ногтем. Из чего без труда угадывалась известная конфигурация из трёх пальцев.

– Так ещё же не ясно, – протестуя, отмахнулся Ваня, с азартом не сдающегося игрока.

– Чё тут не ясно?! Чё не ясно? Все ясно-понятно, как Божий день. Комедия из двух действий. В первом акте нас раздраконили, а во втором… – дёрнул на себя руками, – и даля подобна! И притом, демократично. А?..

Вавилон заливисто расхохотался, довольный тем, что на сей раз он обыграл Ивана. Ваня же мотал головой, выражая не согласие.

– Стра-атег, – добродушно посмеивался Спиря, приобняв Вавилона. – Не голова – Дом Советов. Стра-атег…

– А! Как я вас? – даля подобна…

Вавилон был внешне в восторге, но это не говорило о том, что он выиграл. Игра ещё только начинается. Он это предчувствовал – сшибут Амбикова! Как пить дать – сшибут.

Доиграемся, однако, ох, доиграемся, даля подобно…

1989г.

На переулке Старичкова1

Дед Кукарекин был в трансе. Он не находил в себе сил на переживания. На него волнами накатывал то жар, то холод, а сердце, казалось, уже не болело, а находилось в огненном мешке. Но если бы только сам переживал такое горе, так тут ещё жена, больная, немощная молодка, которую он в шутку и всерьёз называл по привычке – молодкой или девочкой моей.

И деду перед своей Марусей было неловко: надо же было ему пойти против её слова…

Когда деньги в Сбербанке стали обесцениваться, Кукарекины сильно заволновались. Но ещё на что-то надеялись, не верили, что такой банк – и может так всех объегорить? И потому не спешили снимать «гробовые».

– Да ему правительство этого не позволит! Сбербанк – это же… его денежный мешок! И связаны одной пуповиной. Они одно целое, и один перед другим в ответе. А правительство – перед государством, то есть перед народом. Это, девочка моя, серьёзное дело. Да потом, посмотри какие люди в правительство пришли, в парламент! Вон, какие заводные ребятки. Такие хлопцы не дадут обмишуриться, не дадут в обиду. Нет, нет, тут не так-то просто…

Так, или примерно так рассуждал Пал Палыч.

Но, не смотря на устойчивое мнение, о долге и чести правительства перед народом, и перед ними в частности, в государстве происходило почему-то не всё так, как пописанному. Деньги дешевели, а цены росли и на продукты, и на лекарства. Росли цены и на бесплатную медицину.

Последнее время к Марии Филипповне врачи приходили редко, а если приходили на вызов, то скорее из принуждения: он их доставал слезами и орденами, её и своими. Пал Палыч все пороги оббил в поликлинике и в больнице, куда они по месту жительства были приписаны. После удаления у неё злокачественной опухоли или доброкачественной (он не представлял разницы в этих понятиях) в «сердечной» области, что ниже пупка, девочка его отчего-то обезножила. Даже с трудом могла передвигаться до туалета.