Александр Дьяков - Тойво

• Название: Тойво
• Автор: Александр Дьяков
• Жанр: Детективная фантастика

Будущее. Россия уже много лет, как уничтожена вместе со всеми своими жителями. Жизнь в Европе постепенно приходит в норму после продолжительной ядерной зимы. Молодой сотрудник кафедры славянских языков Университета Барселоны Тойво Саволайнен получает приглашение в странный проект по переработке русской литературы. Похоже, вслед за русскими кто-то подчищает и их культуру. Тойво предстоит поменять привычный уклад жизни, преступить черту закона, нажить опасных врагов, помотаться по миру, познакомиться со множеством настоящих и не очень настоящих русских, выживших в эмиграции. И даже стать надеждой на возрождение для чужой ему нации.

---

***

Поезд прибыл в Барселону. Машинист объявил время прибытия и температуру воздуха около нуля. Соседка поспешно и молча покинула купе. Тойво натянул шапку, намотал шарф и вышел следом. Была середина мая. И, кажется, правы были те эксперты, которые утверждали, что смена сезонов, наконец-то возвращается в Испанию и в Европу вообще. Многолетняя ядерная зима покидала планету. Возможно, у отца этим летом будет хороший урожай. Друзья из Мадрида писали, что недавно у них впервые выпал белый снег, выкладывали фотографии. Это, действительно, был ослепительно белый, чистый, живой снег, каким Тойво помнил из своего детства в Финляндии. Они жили тогда в Миккели, небольшом, лесистом, но вполне современном европейском городе. Но и к шумной Барселоне Тойво привык быстро. Она напоминала ему не столичный Хельсинки, а огромный Санкт-Петербург, который их семья посещала два раза в прежней жизни. Красивый был город. Страшно представить, что там сейчас.

Позвонил маме, сказал, что вернулся. Она ещё была на работе, отправила его домой, подсказала, где найти заготовленный с утра обед. Голос её был слегка встревоженным, она не стала спрашивать по телефону о результатах поездки Тойво, но догадывалась, что в Париже ему могли сделать слишком интересное предложение. Впрочем, пора бы уже. Мальчишка вырос и давно готов к самостоятельной жизни. Его уже не надо защищать от новой реальности, бесконечной зимы и от новых одноклассников. Когда Тойво пошел в испанскую школу, мама дала ему совет представиться именем Тонио. Мол, так одноклассникам будет проще к нему привыкнуть. Однако слиться с толпой юных южан ему все равно не удалось, внешность слишком отличалась. Поэтому с полгода Тойво пожил под брендом Тонио, а потом просил называть его настоящим именем. Благо, что испанцам это диковинное финское имя давалось легко.

Да и сам испанский язык ответил Тойво взаимностью, освоился легко. О том, что у него есть способности к изучению иностранных языков стало понятно ещё в Финляндии. Их школа в Миккели в порядке эксперимента отказалась от изучения шведского и сделала ставку на русский язык. Там у Тойво и открылась сначала тяга, а потом и талант к изучению языков вообще. Для этого родители и ездили с ним в Петербург, организовали «погружение». Параллельно он усваивал английский. Намеревался взяться за немецкий. Но внезапный переезд открыл перед ним другой мир, испаноязычный. Причем, живя в Каталонии, он со временем стал понимать и французский.

Дома с отцом и матерью они говорили на финском. Теперь на финском. Ведь в первые годы после переезда мама ввела правило общаться на испанском, чтобы побыстрее его освоить. А сейчас, наоборот, хотела сохранить финскую культуру в отдельно взятой семье. В Барселоне было мало соотечественников. Большинство перемещенных финнов осели в странах Скандинавии, на той же широте, просто подальше от зараженного Мордора, как теперь называли то, что осталось от России. Некоторые, конечно, остались на родине. Даже в Хельсинки теплилась какая-то жизнь. Но его родители приняли решение перебраться в Испанию. Отец взвешивал недолго и, как оказалось, верно. Для Тойво тут была определена кафедра славистики в Барселонском университете, куда он удачно и попал после школы. Мама, фармацевт из Миккели, смогла стать фармацевтом и в Барселоне. А больше всего повезло отцу. На родине Антеро Саволайнен был фермером, причем не очень старательным и скорее продолжал по наследству дело дедушки. Но в Испании, которая из-за ядерной зимы перестала быть солнечной и жаркой, навыки отца выращивать овощи в северных широтах пригодились как нельзя кстати. Он поленился обустраивать собственную ферму, а просто устроился агрономом в большое хозяйство в предместьях Барселоны.

***

Вечером родители вернулись домой. Мама была всё так же насторожена. Отец, напротив, бодр и оптимистичен. Синоптики подтвердили хорошие прогнозы на предстоящее лето.

– Рискнем в этот раз высадить экспериментальную партию томатов без теплиц на солнечном свете. Рассада уже дала всходы, через неделю пересаживаем в открытый грунт. Кто знает, дорогие, может, в августе мы с вами искупнемся в море! Четырнадцать лет жить на средиземноморском побережье и ни разу не зайти в море! Конец нашим страданиям!

Тойво улыбнулся. Отец на этой своей работе уже давно переопылился с испанцами и сейчас разговаривает так же как они. Машет руками и вальяжно растягивает окончания слов. Мама тем временем выставила весь ужин на стол, присоединилась к ним и начала издалека.

– Искупаемся же, сын? У твоих студентов каникулы?

– Обязательно, мам.

– Как Париж?

– Там всё по-прежнему. Серый снег, цветные лужи. А если ты про мои переговоры, то меня приглашают на работу в университет Новая Сорбонна. Точнее даже не в Университет, а в проект букморфинга русской литературы под началом профессора Эганбюри. Работа прямо в Париже. Год, может, два.

– Переделка русских книг? Как странно. Зачем это французам?

– Не французам. Это грант Евросоюза в целях популяризации и сохранения русской культуры.

– Культуру не переделывают. Тебе не кажется?

– Я думал об этом. И думаю до сих пор. Однозначного своего ответа Эганбюри я не озвучил, хочу посоветоваться с Вальдесом.

– Кстати он звонил. И что странно прямо мне на работу. Уточнял, когда ты вернёшься. Точнее так: звонил, чтобы поинтересоваться лекарством от простуды, но когда он спросил о тебе, я поняла, что это главное зачем он связался со мной.

– Очень странно, я всё это время был на связи.

Отец, активно жевавший салат, многозначительно поднял вилку в воздух, поставил таким образом паузу в разговоре, дожевал, сглотнул и вставил:

– Действительно, странно звонить моей жене по надуманным поводам. А что тебе заплатит Евросоюз за столь тяжелый труд, как гальванизация трупа русской культуры?

Тойво назвал сумму. Отец перестал жевать, подпер верхнюю губу нижней, посмотрел на мать и одобрительно кивнул. Та никак не среагировала, и Тойво решил сменить тему.

– А вы слышали что-нибудь, про то, что Руссильон был основан славянскими племенами?

– Что за чушь? Возразил отец, снова вернувшийся в роль истого каталонца. Не превращайся в этих фокстерьеров, которым везде видится русский террорист.

– Пап, а ты не знал, что и наш родной Миккели был основан русским царём?

– Доподлинно я знаю только то, что русские разбомбили наш родной Миккели во время Второй мировой.

***

Луис Вальдес, импозантный седовласый профессор и публицист, встретил Тойво на кафедре. В эти дни он писал очередную монографию, об этом легко можно было догадаться по царившему на его рабочем месте беспорядку. Множество книг, оргтехники, исписанных черновиков и пустых пластиковых бутылок. Однажды уборщик решил в отсутствие хозяина немного прибраться, ничего не выкидывал даже, а просто сложил бумаги и вещи профессора в аккуратную систему. Но тем самым нарушил некую систему самого Вальдеса, получил гневную отповедь, и больше на эту территорию не заходил. Протирал только пол, ругаясь вполголоса на ту давнюю выволочку, и принципиально не трогал даже бутылки и остатки еды.

Довершал картину беспорядка ещё полумрак. Вальдес говорил, что не может смотреть в окно на свою Испанию после ядерной зимы. Жалюзи на кафедре были давно и навсегда закрыты. Исключение выпросила себе лишь ассистентка Моник, чтобы поливать свои горшечные растения, её окно поэтому было приоткрыто наполовину, но заставлено зеленью. Основное освещение кафедре давали лишь неяркие светодиодные панели на потолке. Когда вошёл Тойво, профессор не сразу узнал его в полумраке или не сразу вынырнул из своих монографических мыслей. Потом, наконец, вспомнил и ухмыльнулся:

– Вас, молодой человек, вероятно можно не включать в учебный план июля, и уж точно следующего учебного года? Вы покидаете нас?

– Профессор, я, собственно, пришел посоветоваться. Эганбюри передавал вам привет и рассказал мне про необычный проект, на который меня приглашает.

– Я знаю. Перебил его Вальдес. Букморфинг произведений Пушкина, Достоевского, Гоголя.

– Гоголь не включен в этот список. Перебил в свою очередь Тойво. Он украинский писатель.

– Вот как? Это тебе Эганбюри сообщил? Хотя, знаешь, это укладывается в общую канву. Гоголя объявят украинским, дадут его полякам для перевода. Ещё наверняка и Булгакова, рождённого в Киеве, хотя ни тот ни другой не писали на украинском. А вам, молодой человек, поручат переписать остальных.

– Это же не подмена, это вроде рекламной акции. Пройдут годы, и весь этот букморфинг отправится на свалку истории.

– Знаешь, в чем опасность Тойво? Недавно на одной лекции мне пришлось вступить в спор со студентом. Он был искренне уверен, что Фродо из Властелина колец на самом деле был гомосексуалистом и не мог определиться, с кем ему быть с другом-хоббитом или с другом-эльфом, как-их-там? Слава богу, в аудитории раздавался смех, значит, многие знакомы ещё с оригиналом. Но тому бедняге попалась книга из серии переделанных. Он принёс её на следующий же день. О-о, это был шедевр! Такой порнографии я ещё не видел. Ты понимаешь, что букморфинг лишь развлечение, да и то сомнительное, для тех, кто знаком с оригиналом? А ведь многие, особенно молодые, не видят разницы. Пометка «NE» на обложке книги для них невидима. Лена подозревает, что весь этот букморфинг большой заговор. Конечно, как и все русские, она подозрительна, но в её аргументах есть тревожный смысл. Давай, кстати, я позову её. Она тоже интересовалось, чего там задумали французы.