Ян Росс - Челленджер

• Название: Челленджер
• Автор: Ян Росс
• Жанр: Современная проза, Новинки
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-9909643-4-1

Илья – герой нашего времени. Он хорошо образован, занимается любимым делом, имеет неплохой заработок, понимающих друзей, но при этом безмерно одинок. Он пытается разобраться в себе, в своих отношениях с женщинами, друзьями и неугомонным начальником… Действие романа происходит в американском штате Калифорния. Илья работает в биомедицинском стартапе в Силиконовой долине. Он воспринимает окружающий мир с сарказмом, рассуждает о смыслах жизни, пытается нащупать свой путь далеко не всегда принятыми в обществе средствами. Роман "Челленджер" – о поколении хайтека; тех, кто родился до того, как появилась их профессия. Высокие технологии преображают не только окружающий мир, но и своих создателей – поколение Челленджер, детство которого началось со взлёта и гибели космического корабля, и которому слишком знакома внутренняя пустота, сравнимая лишь с Бездной Челленджера – самой низкой точкой поверхности Земли, расположенной в Марианской впадине.

---

– Вчера, – хохотнул Ариэль.

– Спасибо, что пришли, – Харви отложил блокнот. – Завтра вышлем черновик контракта, к понедельнику всё оформим, и сможете приступать.

Спускаясь по лестнице, я праздновал победу. Эх, – мелькнула шальная мысль, – надо было запросить два дня…

Глава 2

Музыку я разъял, как труп. Поверил

Я алгеброй гармонию. Тогда

Уже дерзнул, в науке искушённый,

Предаться неге творческой мечты.

А. С. Пушкин

Проснувшись от настырно повторяющихся звонков, подскакиваю и хватаю телефон.

– Алло?

Первый день работы – единственная чёткая мысль, которой удаётся оформиться в моей голове. Смотрю на экран – 7:46.

– Это твой новый начальник Ариэль. Ты где?

– Я… я в постели.

Повисает молчание, и я чувствую, что необходимо что-то добавить.

– Дома, – хрипло сообщаю я, потирая заспанные глаза.

– Почему ещё не в пути?! Мы же договорились, что ты прибудешь в девять!

– Мы о времени не договаривались.

– Вот как? Хм… Вообще, я и сам прихожу поздно, так что это даже удобно.

Я наскоро собираюсь и завожу свой Challenger[3]. Мимо проносятся опрятные домики. В зеркалах, слепя глаза, поблёскивает весеннее солнце. Ветвистые трещины на мостовой аккуратно залиты гудроном. Выруливаю на шоссе Pacific Coast Highway, полчаса, и я на парковке аэропорта. Миновав автоматические двери, иду вглубь зала, озираясь в поисках регистрационной стойки, и сквозь гомон толпы различаю знакомые голоса.

– Сэр, не соблаговолите поделиться адресом вашего портного?

Вразвалочку приближается пёстрая троица чудесных раздолбаев – группа "Bizarre[4]… чего-то" во всей своей неизъяснимой красе.

– Эк вырядился! – Ли скалит зубы на мой свежевыглаженный костюм. – У тебя что – суд или похороны?

– О-ля-ля, зачётный галстук! – под дружный гогот приятелей Майк отвешивает галантный поклон. – Прошу прощения, сэр, я не совсем компетентен в данном вопросе, скажите, это виндзор или полувиндзор?

– Чего? – рассеянно бормочу я, пытаясь уследить за потоком их неудержимого веселья. – О чём ты?

– Не бери в голову. Давай лучше дунем!

Майк, который, естественно, никакой не Майк, а Миша – еврейский мальчик-шалопай из города Питера, один из множества знакомых, приобретённых за последние годы тусовочной жизни, является предводителем этой шайки. Живут все трое в особняке Эда в Малибу, где и находится их студия. Играют своеобразный микс этническо-электронной музыки. Когда на Ли накатывает вселенская тоска, в этот винегрет примешиваются средневековые напевы и готика. Эд – большой весёлый американец из состоятельной семьи, чего он стыдится, вращаясь в околомузыкальных кругах, где модно слыть оборванцем. По собственному мнению, настоящим талантом он не обладает, и с благоговением смотрит на людей, как-либо причастных к искусству.

– А чувачки в синем? – я киваю в сторону охранников.

– Так у нас справки[5], – подмигивает Ли.

На улице Майк неуловимым движением заправского фокусника извлекает два здоровенных джойнта.

– Э-э… У вас-то справки, а мне бы улететь без приключений, – увлекая их за собой, я направляюсь за угол.

– Не бoись, профессор. Затянешься – и сразу улетишь.

Ли – негр, то есть, афроамериканец, у него широкая улыбка и, кажется, в голове всё время играет регги, хотя по их музыке этого не скажешь.

– Так куда ты намылился в таком прикиде? – Миша протягивает косяк, а второй раскуривает сам.

– У-у! Сегодня поистине историческое событие! – гордо выпятив грудь, я выпускаю дым поверх их голов. – Я начинаю работать!

– Менеджером в Бургер Кинг?

Я пытаюсь отшутиться, но словесный водоворот неумолимо влечёт их всё глубже и глубже.

– Интересно, сколько это продолжится… – хохочет Майк. – Поди – месяц-другой не больше.

– Да какой там! – не унимается Ли. – Недели три от силы!

– Максимум четыре, – вворачивает свои пять копеек Эд.

Отсмеявшись, они наперебой выдвигают гипотезы, что произойдёт раньше: я уволюсь или меня выгонят. Дождавшись, пока все выскажутся, я решаю, что самое время сворачивать эту животрепещущую дискуссию.

– Так, понятно, – говорю я резче, чем хотелось бы. – Вас-то как сюда занесло?

– Ох, видите ли, сэр, – принимается за своё Миша, – мы держим путь к берегам туманного Альбиона. То бишь в его столицу.

– Турне по ночным клубам Сохо, – подхватывает Ли. – Выступим, попьём клёвого пивка и обратно.

Заслышав очередное объявление, приглушённо доносящееся из павильона, я вспоминаю о времени.

– Ладно, хороших гастролей. Пойду регистрироваться, пока не развезло.

Попрощавшись, спешно направляюсь ко входу, как вдруг меня осеняет, я оборачиваюсь и кричу:

– Эй, клоуны, какой Лондон?! Это же терминал для внутренних рейсов!

Они растерянно оглядываются на Майка.

– Вам в меж-ду-на-родный!

* * *

Самолёт Bombardier Q400 компании Alaska Airlines. Оснащён двумя турбовинтовыми двигателями, крейсерская скорость 667 км/ч, размах крыла 28 метров, максимальная взлётная масса 29¼ тонн, максимальная посадочная 28.

Миром правит наука. Даже не так – наше бытие практически целиком и полностью определяет наука. Если бы не наука, то мы с вами не пребывали бы в комфортабельной обстановке, сытые, удобно одетые и даже обутые, а торчали в какой-нибудь дремучей чащобе, кутаясь в провонявшие обрывки шкур, каждую ночь зверея от холода и доедая подгнившую требуху позавчерашней добычи. Хотя и такие деликатесы были бы редкостью, так как в рационе лесных жителей преобладали жуки и личинки, выковырянные из трухлявой коры, вприкуску с мхом того же происхождения. Да и вообще, лесные люди в подавляющем большинстве не доживали до нашего с вами возраста. Но, слава науке, мы ещё не окочурились, а благополучно выбрались из каменного века и столько всего наворотили, что мир уже конкретно трещит по швам.

Над головой зажглись лампочки, все дружно пристегнулись и самолёт принялся выруливать на взлётную полосу.

Достоевский утверждал, что красота спасёт мир. Красота всегда казалась непостижимой и таинственной. Художники, композиторы, поэты, писатели веками искали её формулу. А современная математика нашла и выразила её простым дифференциальным уравнением. И сейчас, вопреки уставу научной гильдии, я поведаю вам эту страшную тайну.

Красота – это непрерывность второй производной. Всё до отвращения просто. Производная – это скорость изменения величины, а вторая производная – это производная производной. Кроме того, вторая производная пропорциональна мере кривизны. Соответственно, её непрерывность гарантирует непрерывность изгиба линии, то есть определённый уровень гладкости. И именно по этой причине сегодня всё такое круглое и пухлое.

Оглядитесь, посмотрите на нынешнюю эстетику плавно изогнутых форм. И это совсем не случайно, ведь сами графические программы для дизайнеров по умолчанию используют линии, состоящие из Би-Сплайн функций. Только не пугайтесь. Би-Сплайн функции – это функции, построенные по принципу сохранения непрерывности той самой второй производной. И посему любая деталь, нарисованная современным дизайнером, неминуемо будет пухлой и гладкой.

Под крылом проплыл Лос-Анджелес, рассечённый широкими магистралями на ровные квадраты. Поблёскивая кромкой прибоя, простирался до горизонта Тихий океан.

А углы, спросите вы, как же углы? Как же прямые линии? Вы хотите судорожно ухватиться за такой родной и всеми нами любимый уголок двадцатого века, за этот последний ускользающий краешек. Но я вам не дам. Углы – это анахронизм, неудачная попытка воплощения абстрактной идеи в реальность. Это зверьё никогда в природе не водилось, их внедрили где-то в процессе индустриализации.

Физические явления, как правило, естественным образом создают формы, обладающие непрерывностью второй производной, и именно поэтому природа представляется нам красивой. Или скорее наоборот, ведь изначально мы черпаем представление о красоте из природы, и, следовательно, гладкость второго порядка не может не казаться красивой. В прошлом веке мы попробовали создать новую эстетику углов и прямых линий, но не тут-то было – угловатость быстро осточертела, и полагаю, скоро окончательно вымрет, кроме некоторых неизбежных случаев.

В недрах сумки начинает истерически трезвонить мобильник. Пожилая женщина с всклокоченной, будто её шарахнуло молнией, ядовито-красной шевелюрой, оборачивается и негодующе смотрит в мою сторону.