Мартин Сэй - Зеркальный вор

• Название: Зеркальный вор
• Автор: Мартин Сэй
• Жанр: Зарубежное современное
• Год: 2018
• ISBN: 978-5-389-14177-3

Впервые на русском – один из самых ярких дебютов в американской литературе последних лет. Это мультижанровое полотно, шедшее к читателю свыше десятилетия, заслужило сравнения с «Облачным атласом» Дэвида Митчелла и с романами Умберто Эко. «Истинное наслаждение: подобие огромной и полной диковин кунсткамеры… – писал журнал Publishers Weekly. – Это шедевр эпического размаха, который можно полюбить, как давно утерянного и вновь обретенного друга». Действие «Зеркального вора» охватывает несколько стран, континентов и столетий – и три разные Венеции: от величественных палаццо и стекольных мастерских Венеции XVI века, где тайные агенты европейских и азиатских держав пытаются вызнать секрет производства легендарных муранских зеркал, – до баров и кофеен другой, лос-анджелесской Венеции, где поэты и писатели бит-поколения выясняют, кто из них самый гениальный, а малолетний уличный мошенник жаждет найти автора поразившей его воображение поэмы «Зеркальный вор», – до псевдовенецианских казино современного Лас-Вегаса, где отставной военный полицейский отчаянно пытается выйти на след неуловимого игрока, грозу обоих побережий…

---

– Серебро! – кричит он, заполняя голосом весь зал. – Темнота! Эхо! Собери все, что принадлежит тебе, о Святая Дева! И я добавлю к этому мой голос!

Кажется, что пространство внутри кафе сжимается, а воздух загустевает; короткие волосы на стриженом затылке Стэнли поднимаются дыбом, словно при встрече с привидением.

Стюарт использует простой, почти разговорный язык, но теперь голос его совершенно изменился – стал мелодичным и завораживающим, как у заклинателя или гипнотизера; при этом Стэнли все труднее следить за смыслом сказанного. Ритм его фраз порой совпадает с ритмом ударных, а порой вступает с ним в диссонанс. Духовые звучат сумбурно, выдавая невнятные, блеющие трели в паузах, когда чтец переводит дыхание. Одна промелькнувшая фраза привлекает внимание Стэнли: «Я дотягиваюсь до горячих углей и плюю на свои обожженные пальцы». Это напоминает ему историю Моисея в Египте, которую часто рассказывал дед. Стэнли представляет себе Стюарта волокущим каменные скрижали вниз по склону священной горы под жаркими лучами солнца и ухмыляется этой мысли.

От дыма у Стэнли саднит горло и слегка кружится голова. Поврежденная нога ноет и подрагивает, и он прислоняется к стене рядом с косяком входной двери. По другую сторону от двери в похожей позе стоит пузатый рыжебородый мужчина средних лет в очках с черной оправой и твидовой кепке. Стэнли на миг встречается с ним глазами, а потом оба вновь обращают взгляды на представление в глубине зала – застывшие, как пара атлантов; лишь бас-барабан отзывается легкой пульсацией в их желудках и на их лицах.

– Прошлой ночью на бульваре Эббот-Кинни я повстречал архангела Сариэля, – вещает Стюарт. – С виду вылитый Роберт Райан. Порядком помятый, давненько не бритый.

Липтон кивает в такт музыке и бьет кулаком по открытой ладони другой руки. Алекс добирается до Лин у левой стены и становится так, что Стэнли уже не видит ее лица. А прямо перед ним Клаудио вальяжно развалился на стуле меж двумя девицами-хипстерами. Он дурашливой улыбкой отвечает на взгляд Стэнли. Парень явно забыл о цели их появления здесь. Если он вообще понимает эту цель.

Тем временем блондинка продвигается через зал в направлении выхода, огибая столы и сидящих на полу людей, как бумажный стаканчик, несомый извилистым горным ручьем. Все это время она продолжает смотреть на Стэнли, пока не оказывается в нескольких футах от него. Но подходит она не к нему, а к его рыжебородому соседу и что-то шепчет ему на ухо, встав на цыпочки и упираясь рукой в его живот. Ее поза – корпус наклонен вперед, ноги выпрямлены в коленях, зад слегка выпячен под облегающим черным платьем – кажется скопированной с красоток в модных журналах. «Уж не для меня ли этот выпендреж?» – озадачивается Стэнли. Бородач только моргает, не выказывая никакой реакции на ее слова.

Закончив говорить, она чмокает мужчину в щеку и повторяет свой путь в обратном направлении, не оглядываясь на Стэнли или бородача. На это опять же уходит немало времени, а когда она занимает прежнее место в дальнем конце зала, мужчина отделяется от стены, разворачивается и толкает входную дверь.

Стэнли наблюдает за ним через просветы между намалеванными на стекле буквами. Мужчина останавливается на тротуаре, набивает и раскуривает трубку. Затем переходит улицу. На той стороне его ждет маленькая кривоногая собачонка, чей поводок привязан к мусорной урне. Бородач отвязывает собаку и идет с ней в направлении пляжа. От моря навстречу им тянутся щупальца тумана, и человек с собакой исчезают в нем, еще не достигнув набережной.

Между тем внутри кафе трубач-негр уже не подстраивается под паузы в декламации Стюарта, вместо этого безостановочно повторяя причудливо-мрачную мелодическую фразу, которую жалобным остинато подхватывает саксофонист. Барабанная бочка гремит все сильнее и чаще; постепенно звуки всех инструментов сливаются в утробный рокот, как будто исходящий из глубин земли. А в речитативе Стюарта уже не разобрать ни единого слова – это какой-то поток тарабарщины, который только имитирует осмысленную речь, ни в коей мере не являясь таковой. Стэнли обводит взглядом помещение кафе – Джон стоит на своем стуле, Алекс запускает руку под юбку Лин, блондинка сползает вниз по стене и исчезает из виду – и закрывает глаза. Музыка летит через зал и пронзает Стэнли, пришпиливает его к кирпичной стене. Он уже не может отличить сакс от трубы, трубу от ударных, а ударные от голоса Стюарта. А потом отдельные звуки исчезают, растворяются в самих себе, переходят в монотонный шум, который проникает повсюду…

Мгновение спустя Стэнли обнаруживает, что сидит на тротуаре перед кафе. Он жадно вдыхает свежий воздух, не понимая, как тут очутился. Музыка у него за спиной звучит приглушенно, временами усиливаясь и проясняясь, когда кто-нибудь открывает дверь. Он проверяет перевязанную ногу: рана снова открылась. Коричневое пятно на повязке становится темнее и расширяется книзу.

На Дадли-авеню не видно ни души вплоть до набережной, где под фонарями еще мелькают отдельные прохожие, но никто из них не держит на поводке собаку. Туман все шире расползается над океаном, и полная луна в мутном ореоле светит сквозь него, как сквозь нейлоновый чулок. Когда Стэнли вновь переводит взгляд на набережную, там больше не наблюдается никакого движения. Воздух тяжелый, застойный – как в непроветренном помещении. Все вокруг кажется нереальным, словно это не улица, а съемочный павильон, созданный специально для эпизода с участием Стэнли и рыжебородого мужчины.

При вставании с земли сильно кружится голова. Он опускает веки и ждет, когда под ними замедлится и потускнеет разноцветный калейдоскоп. Затем, снова открыв глаза, со всей возможной скоростью хромает в сторону пляжа.

21

Гребни волнорезов, подсвеченные огнями города, медно-красными полосками обозначаются во тьме; шум волн напоминает сонное дыхание невидимых существ. Стэнли взмок, добираясь до променада, но ноги пока еще держат, и он не сбавляет шаг. Цепочки затуманенных уличных фонарей, как ожерелья со стразами, тянутся вплоть до Санта-Моники и нефтепромысла, но нигде под ними не видно человека с собакой.

Группы людей наблюдаются к югу, на Виндворд-авеню, и к северу, перед танцзалом «Авалон», но на данном отрезке набережная почти безлюдна. Два байкера в кожаных куртках и джинсах – без мотоциклов, но зато с мороженым в вафельных рожках – появляются справа. Один из них, проходя мимо, задерживает взгляд на Стэнли.

– Отвали, – говорит Стэнли.

Байкер пожимает плечами, оба продолжают свой путь, и Стэнли остается в одиночестве. Он прикидывает время – уже явно за полночь – и думает о возвращении в кафе. «Береговые псы», должно быть, рыщут по округе, а в его нынешнем состоянии нарываться на них крайне нежелательно. Что до рыжебородого, то он, вполне вероятно, уже спит у себя дома.

Стэнли смотрит на юг вдоль набережной, поочередно фокусируясь на каждой фигуре в пределах видимости. Над крышами можно разглядеть мутные зеленые огоньки далеких нефтяных вышек. Он слышит звук двухмоторного самолета и видит лучи его посадочных фар, нацеленные на полосу, – как две кометы, задом наперед рассекающие туман. Проследив за самолетом вплоть до его исчезновения за домами, он спускается на пляж и прикрывает ладонью глаза, чтобы расширились зрачки. Луна голубым размытым пятном висит высоко над водой, освещая весь западный небосклон.

Когда песок под ногами становится влажным и плотным, он опускается на колени и смотрит вдоль полосы прибоя сначала в одну, потом в другую сторону, для начала оценивая распределение света: белый песок, темное море, переменчивые блики на волнах. Это прием его собственного изобретения. Во время долгого путешествия через всю страну он развлекался нехитрой игрой: смотрел на узкую щель в приоткрытой двери товарного вагона и считал те или иные предметы, мелькавшие в этом просвете: мосты, дороги, сараи, птичьи гнезда. Поначалу он, как водится в таких случаях, устраивал состязания с другими бродягами – кто больше предметов насчитает, – но эта игра вскоре начала раздражать. Ни у кого не получалось на равных бороться со Стэнли; зачастую бродяги отказывались верить, что некоторые вещи (без труда им замечаемые) вообще возможно разглядеть в таких условиях. Стэнли продолжал игру, но теперь уже только сам с собой, постепенно усложняя задачи: пробуя считать телеграфные столбы, взлетающих голубей, угольные вагоны-гондолы во встречных составах; а однажды – правда, при малой скорости поезда – даже подсчитал все шпалы соседнего пути на отрезке между Уинслоу и Флагстаффом. Тут весь фокус заключается в том, чтобы синхронизировать свое зрение с ритмом световых проблесков между объектами. Эта пульсация света стала для Стэнли чем-то вроде кода или ключа, открывающего доступ к самым разным вещам.