Чарльз Брандт - «Я слышал, ты красишь дома». Исповедь киллера мафии «Ирландца»

• Название: «Я слышал, ты красишь дома». Исповедь киллера мафии «Ирландца»
• Автор: Чарльз Брандт
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2018
• ISBN: 978-5-04-091063-2

«Я слышал, ты красишь дома» – на языке мафии это выражение означает «Я слышал, ты умеешь убивать людей», а под «краской» подразумевается кровь.

Это тот редкий случай, когда боссы мафии признали книгу о себе правдивой – штатный киллер одной из «семей» Фрэнк «Ирландец» Ширан рассказал о своей жизни перед самой смертью. Эти истории, затаив дыхание, слушали опытные прокуроры и агенты ФБР. Впервые преступник такого уровня нарушил омерту – закон молчания.

Хулиганская юность в годы Великой депрессии, первый запах крови во Вторую мировую, случайное попадание в закрытый мир итало-американской мафии, выход из которого дороже входа – когда тебе нужно выбрать между своей жизнью и жизнью лучшего друга. И все это в легендарную эпоху 50-х в США, когда коррумпированный директор профсоюза Джимми Хоффа владел миллиардами и открыто соперничал с братьями Кеннеди, боровшимися против мафии. Почему был убит президент Кеннеди и почему от этого проиграли все? Кто был прототипом Крестного отца в знаменитом фильме? И что заставило заматерелого убийцу Фрэнка «Ирландца» Ширана прийти к искупающей исповеди?

---

Подконтрольная Расселу Буфалино территория включала Пенсильванию, кроме Филадельфии, северную часть штата Нью-Йорк, в том числе Буффало, некоторые объекты в штате Флорида и в Канаде, часть Нью-Йорка и часть Нью-Джерси. Однако самое главное – у Рассела был авторитет и уважение всех до единой преступных семей в США. Кроме того, его жена Шиандра, известная как Кэрри, была родственницей мафиозной семьи Шиандра. И хотя никто из клана Шиандра не поднялся до статуса «крестного отца», члены семьи восходят к истокам возникновения американской мафии.

Считается, что главарь преступного мира Филадельфии Анжело Бруно был ближайшим другом Буфалино. Правоохранительные органы США называют Буфалино «безмолвным доном Розарио», Бруно известен как «дочиле дон» – «мягкий дон», то есть не выставлявший напоказ свою ведущую роль в криминальном мире. Как и семейство Буфалино, семейство Бруно не занималось сбытом наркотиков. Из-за своей подчеркнутой «старомодности» Бруно в 1980 году пал жертвой своих ненасытных прислужников. Падение Бруно привело к затянувшейся анархии в семье, главой которой он был. Его преемник Филип Теста погиб в результате взрыва год спустя после гибели Бруно. Сменивший Тесту Малыш Ники (Никодемо Скарфо) ныне отбывает сразу несколько пожизненных заключений за убийство. Он оказался жертвой обмана своего племянника, заместителя и нового босса Джона Станфа, сегодня тоже отбывающего долгий тюремный срок. Фрэнк Ширан каждый год получал от Джона Станфа поздравительную открытку на Рождество. Преемником Джона Станфа был Ральф Натале – первый босс, ставший правительственным осведомителем и давший под присягой признательные показания против своих сообщников. Фрэнк Ширан именует Филадельфию «крысятником». С другой стороны, Рассел Буфалино прожил долгую жизнь. Скончался он в глубокой старости в 1994 году в доме престарелых в возрасте 90 лет. До последнего дня жизни он контролировал свою семью, и в отличие от филадельфийской семьи Анжело Бруно в его адрес не прозвучало ни одного упрека даже после смерти.

По словам Фрэнка Ширана, из всех криминальных авторитетов, с которыми ему приходилось общаться, лишь Рассел Буфалино больше всего походит на образ, созданный Марлоном Брандо в «Крестном отце».

В своем отчете Комиссия Макклеллана назвала Рассела Буфалино «одним из самых безжалостных и могущественных лидеров мафии в Соединенных Штатах».

Летом 1999 года на федеральной трассе в Пенсильвании я подвез семью – мужчину, его супругу и сына – до ближайшей стоянки и заправки. Их машина остановилась на дороге в результате поломки. Мужчина этот оказался отставным начальником полиции города, где проживал Рассел Буфалино и где до сих пор живет его вдова Кэрри. Я представился бывшим прокурором и поинтересовался, не мог ли он что-нибудь рассказать о Расселе Буфалино. Ушедший на покой начальник полиции улыбнулся и сказал, «что за Расселом Буфалино если и водились делишки, то вне моей юрисдикции. Он был человеком старомодной учтивости, настоящим джентльменом. Скромненький домик, скромненький автомобиль».

Глава 9. Сыровяленая ветчина с хлебом и домашнее вино

«День, когда я познакомился с Расселом Буфалино, изменил мою жизнь. И впоследствии, когда определенные люди видели меня в его обществе, это спасало мне жизнь, иногда буквально висевшую на волоске. К лучшему или к худшему, но встреча с Расселом Буфалино обеспечила мне в сообществе центра города место, которое мне никогда бы не занять, действуй я в одиночку. В послевоенные годы знакомство с Расселом было одним из главнейших событий моей жизни наряду с женитьбой и рождением дочерей.

Я возил мясо на фирме «Фуд Фэйр» в грузовике-холодильнике. Это было в середине 50-х годов, наверное, году в 1955-м. Я ехал в Сиракьюз, и по пути, в Эндикотте, штат Нью-Йорк, у меня забарахлил движок. Я заехал на стоянку грузовиков, поднял капот, и тогда подошел этот низкорослый пожилой итальянец. Он спросил:

– Тебе помочь, паренек?

Я ответил, мол, да, конечно, и он стал копаться в двигателе. По-моему, все дело было в карбюраторе. У него были свои инструменты. Я кое-как изъяснялся по-итальянски, попытался с ним говорить, пока он копался в моторе. Короче, машину он мне выправил. Когда двигатель заурчал, я вылез из кабины и пожал ему руку. Рукопожатие, надо сказать, у него было крепкое, и вышло это у него как-то душевно – мы тогда сразу друг другу понравились.

Уже потом, когда мы познакомились поближе, этот итальянец признался мне, что ему очень понравилась моя осанка и вообще манера поведения. Я признался ему, что, мол, и он мне показался человеком заметным – я подумал, что он владелец грузовой автостоянки или чего-нибудь в этом роде, а может, и куска дороги. Но дело было даже не в этом. В Расселе было что-то от победителя, нечто заставлявшее проникнуться к нему невольным уважением. К примеру, если ты регулярно ходишь в церковь на исповедь, ты уже знаешь, чего ждать от патера. Тебе всегда хочется попасть к самому справедливому из них, кто не станет просто мотать тебе душу. Так вот в Расселе было что-то от справедливого патера. Когда мы с ним впервые обменялись рукопожатиями, я думать не мог, что этот человек сыграет такую роль в моей жизни. Но он сыграл.

Как раз тогда я вместе с друзьями-итальянцами стал захаживать в центр, в клуб «Бочче» на пересечении 5-й авеню и Вашингтон-стрит. Ребята эти работали вместе со мной в «Фуд Фэйр» и большей частью жили в южных районах Филадельфии. Они и были моей новой компанией. Оттуда мы шли в ресторанчик «Френдли лаундж», владельцем которого был парень по имени Джон, а кличка у него была Тощая Бритва. Сначала я ничего не знал об этом Джоне, но кто-то из моих товарищей по работе забирал во время рейсов деньги для него. Ну, скажем, какая-нибудь официантка берет взаймы 100 баксов, а потом должна отдавать по 12 баксов в неделю в течение 10 недель. Если она, скажем, не могла в одну из недель отдать 12 баксов, то отдавала 2 бакса. Но за ней за эту неделю так и остаются 12 баксов. И так далее – короче, проценты нарастали. И вот эти 2 бакса считались «наваром» – в этом и состояла суть.

Вот таким манером мои товарищи по работе из «Фуд Фэйр» и отжимали бабки. Однажды меня познакомили с Тощей Бритвой, и я тоже стал этим заниматься. Это были легкие денежки, вкалывать за них не было нужды, просто нужно было только внимательно следить за теми, кто вышел из доверия. Это было задолго до появления кредитных карт, когда людям негде было перехватить денег до зарплаты. Но, строго говоря, такое отжимание бабок было незаконным – это считалось ростовщичеством, то есть деянием уголовно наказуемым.

Для меня ростовщичество было делом вполне естественным – я уже сбывал билеты футбольной лотереи в пунктах быстрого питания «Уайт Тауэр» по пути к одному здоровяку и бывшему боксеру по имени Макгрил, организатору профсоюза дальнобойщиков из моего 107-го отделения. И мои приятели-итальянцы из «Фуд Фэйр» покупали у меня лотерейные билеты. Лотерею финансировал не я, потому что вмиг прогорел бы, сорви кто-нибудь жирный куш. Макгрил этим занимался, а я получал свою долю комиссионных. Билеты я и сам покупал. А скоро начал продавать их людям в баре. Настоящих букмекеров, таких, как Тощая Бритва, не волновало, продаю ли я что-то у них в баре, – они в футбольные лотереи не вмешивались. Да и потом, все это были мелкие делишки. Тем не менее противозаконные в те времена, да и сейчас, думаю, тоже.

Как вы понимаете, Тощая Бритва вполне прибыльно занимался букмекерством и ростовщичеством. Все потому, что он умно выстроил свой бизнес, но еще и потому, что к нему на разговор заходили серьезные люди. Он производил впечатление человека солидного, и большинство держалось с ним очень почтительно. Но никому из моих приятелей-итальянцев и в голову не приходило считать его гангстером, тем более видным. Да кто бы из видных взял бы себе такую кличку?

А история клички такова: Джонни продавал живых кур, и домохозяйки, придя к нему, имели возможность выбрать курочку по вкусу прямо из клетки – клетки стояли рядком прямо в лавчонке. Когда курица была выбрана, Джонни брал опасную бритву и тут же перерезал горло курице. Итальянки забирали ее домой, там ощипывали и готовили из нее ужин.

Тощая Бритва был всеобщим любимцем и человеком с потрясающим чувством юмора. Он ко всем обращался «хрен», но у него это выходило как-то искренне и тактично, не так, как это слово используют сегодня. Он был худым как палка и ростом под 190 – все в центре считали его дылдой. Он сам чем-то походил на раскрытую опасную бритву. И вдобавок был тощим. Для преступника быть тощим – сущее благо. Если попадешься, всегда остается возможность взять на жалость, если, конечно, «дело не слишком серьезное». Если речь шла о какой-то мелочи – простят, хоть и не возлюбят, как единственного сына.

Хоть в это трудно поверить, но в те времена люди и не подозревали о какой-то там организованной преступности. Конечно, мы были наслышаны об отдельных гангстерах, например, об Аль Капоне и его банде, но о мафии в общенациональном масштабе, которая запустила руки повсюду, – об этом если и знали, то очень и очень немногие. Даже я, кто знал достаточно много, и подозревать не мог о таком. Я не знал, что соседский букмекер был повязан с вором-форточником, промышлявшим кражей бижутерии, или с угонщиком автомобилей, или с профсоюзным боссом, или с политиком. Тогда я не знал, что, вливаясь в итальянскую общину, я мало-помалу вхожу в эту грандиозную систему. Совсем как тот строительный рабочий, имеющий дело с асбестом – не подозревая, насколько этот материал опасен, каждый день годами вдыхает его пары, и ничего, но зато потом… Никто не был заинтересован в том, чтобы эти факты становились общеизвестными.