Чарльз Мартин - Моя любовь когда-нибудь очнется

• Название: Моя любовь когда-нибудь очнется
• Автор: Чарльз Мартин
• Жанр: Зарубежное современное
• Год: 2018
• ISBN: 978-5-04-090859-2

Жизнь Дилана потеряла всякий смысл с тех пор, как его жена Мэгги впала в кому после тяжелых родов. С каждым днем он понимает все яснее – Мэгги не очнется.

Но есть люди, которые убеждают его не поддаваться отчаянию, ведь они точно знают, как помочь. Мэгги все еще может вернуться в подлунный мир, вот только Дилану, подобно легендарному Орфею, придется опуститься ради этого на самое дно и, если достанет сил, вернуться обратно.

---

Господи, как же я ее любил!!!

Шорты, брюки, платья, сарафаны, лифчики для беременных, лифчики для кормящих, поддерживающие пояса, нижнее белье для шести месяцев, белье для девяти месяцев, толстовки, кофты, жакеты – им не видно было конца. Примеряя очередную вещь, Мэгги засовывала под пояс специальную «восьмифунтовую» подушку и, положив руки на бедра и привстав на цыпочки, оглядывала себя в зеркале.

– Как ты думаешь, я выгляжу не слишком толстой?

– Господи, Мэг, да ни один мужчина в здравом уме не ответит на этот вопрос утвердительно!

– Дилан, не увиливай! – Она направила на меня указательный палец. – Я хочу знать твое мнение!

– Мое мнение: ты прекрасна!

– Если ты врешь, – заявила она, вздергивая подбородок и высоко поднимая брови, – то будешь сегодня спать на диване!

– Как вам будет угодно, мэм.

Когда Мэгги выходила из примерочной, она была окружена сиянием, которое источает абсолютное большинство беременных женщин. Похоже, моя жена чувствовала себя полностью готовой к предстоящим родам, и я нисколько не жалел тех трехсот семидесяти семи долларов, которые мы потратили.

Следующие несколько месяцев были наполнены для нас обоих светом и яркими красками, словно Бог поместил нас внутрь своей семицветной радуги. Хло́пок, бобы, кукуруза, горох и дыни превращали землю в пестрое лоскутное одеяло, окаймленное зелеными плетями пуэрарии, пышно разросшейся вдоль обочин старого каролинского шоссе. Древние дубы – узловатые, раскидистые, кишащие красными жуками и насквозь пропитанные историей, – чуть покачивали кронами над свежевспаханной землей. Наивные, немного безрассудные, мы с оптимизмом глядели в будущее и улыбались друг другу, когда Мэгги брала мою руку в свою и клала себе на живот.

На третьем месяце мы впервые отправились на ультразвуковое исследование. К этому времени у Мэгги начал появляться животик, которым она ужасно гордилась. Когда в комнату вошел врач, она уже лежала на кушетке с пристегнутым к животу монитором для наблюдения за состоянием плода и держала меня за руку. Врач включил аппарат, выдавил ей на кожу специальный гель и принялся водить по животу Мэгги пластиковым датчиком. Услышав, как бьется сердце нашего ребенка, Мэгги заплакала.

– Дилан, ты слышишь? – прошептала она. – Это же наш сын!

В конце четвертого месяца акушерка из женской консультации подтвердила то, что Мэгги интуитивно знала с самого первого дня. Она лежала на том же самом столе, а акушерка водила по ее животу ультразвуковым датчиком. В какой-то момент она остановилась и показала на экран, где подрагивало изображение плода.

– Вот, смотрите, – сказала она. – Это мальчик. Похоже, у него уже сейчас есть, чем гордиться.

Я не выдержал и упал на колени рядом со смотровым столом. В двадцать девять лет я впервые заглянул в живот своей жены и увидел нашего сына. Он показался мне огромным, как сама жизнь. Я видел, как бьется его сердце, видел, как он ворочается, словно давая рассмотреть себя со всех сторон.

– Эй, парень!.. Привет!..

Так я начал беседовать с животом Мэгги. Чуть не каждый вечер, когда дневные хлопоты оставались позади, я разговаривал с моим подрастающим сыном. Это происходило уже в кровати, где мы лежали все втроем. Я поднимал рубашку Мэгги, обнажая живот, прижимался губами к бархатистой, как персик, коже в районе пупка и начинал говорить. О чем? Да обо всем… О футболе, о девушках, о школе, об урожае, о тракторах, собаках, кукурузе, приятелях, о листьях, цветах и обо всем, что только приходило в голову. Мне хотелось, чтобы сын уже сейчас знал мой голос, и через несколько дней он действительно начал пинаться, стоило мне произнести несколько слов. Я ощущал эти слабые толчки губами. Прежде чем пожелать мальчугану спокойной ночи, я обычно пел ему «Джонни – Апельсиновое семечко», «Папа любит своего сыночка», «Маленький паучок» или «Иисус любит меня».

Иногда, когда ребенок начинал брыкаться посреди ночи, Мэгги клала мою ладонь к себе на живот. Она ничего не говорила, но я сразу просыпался, стоило мне почувствовать тепло ее тела и маленькую пяточку, которая упиралась в стенку ее живота изнутри.

Несколько ранее, на очередной «гаражной распродаже» я обнаружил древнего деревянного коня-качалку. Игрушка требовала серьезного ремонта, но я все равно ее купил, привез домой и устроил в амбаре столярную мастерскую, а Мэгги велел держаться подальше. Через неделю я принес коня в дом и поставил в детской рядом с кроваткой. Он был тщательно проклеен, выкрашен белой краской и до блеска отполирован. Увидев его, Мэгги вдруг разрыдалась. Думаю, именно тогда до меня окончательно дошло, что моя жена стала другим человеком и что избыток новых гормонов повлиял не только не ее тело, но и на разум.

Какое-то время спустя у Мэгги действительно стали появляться неожиданные и довольно-таки странные желания.

– Дорогой, – произнесла она однажды низким, соблазнительным шепотом, – мне почему-то очень хочется свежего, натурального арахисового масла, а еще – ежевичного мороженого. «Хеген датс» ведь самый вкусный, как ты считаешь?

Я только кивнул и отправился на поиски, не представляя, как трудно будет найти свежеотжатое натуральное арахисовое масло в десять часов вечера. Когда пару часов спустя я вернулся, Мэгги ждала меня на веранде. Сидя к качалке, она нетерпеливо притопывала ногой и размахивала ложкой. Я снял крышки с контейнеров, и мы, усевшись на ступеньки крыльца, принялись в две ложки уничтожать десерт. Покончив с мороженым, Мэгги мечтательно посмотрела на меня.

– А как начет чизбургера? – спросила она.

К шести месяцам Мэгги сделалась очень беспокойной и легковозбудимой. Любая мелочь могла вывести ее из себя. Как-то утром, разглядывая себя в зеркале, она вдруг закричала во все горло:

– Господи, какой кошмар! Дилан Стайлз, иди немедленно сюда!

Обычно Мэгги зовет меня по имени и фамилии, только когда я сделаю что-нибудь не то. Например, забуду опустить сиденье унитаза, оставлю незакрытым тюбик с зубной пастой, не вынесу вовремя мусор, не сумею уничтожить всех пауков и тараканов в радиусе двух миль или попытаюсь тайком сделать что-нибудь запретное и попадусь. Сейчас по ее интонациям я сразу понял, что на чем-то погорел. Я только никак не мог взять в толк – на чем.

Когда я вбежал в ванную комнату, Мэгги стояла на цыпочках перед раковиной умывальника и, подавшись вперед, изучала в зеркале свой подбородок. Махнув в мою сторону увеличительным стеклом, она спросила с неподдельным страданием в голосе:

– Что это такое, по-твоему?

Я взял увеличительное стекло, посмотрел – и не сдержал улыбки. На подбородке Мэгги я увидел один-единственный черный волос длиной примерно в треть дюйма.

– Если хочешь знать мое мнение, – ответил я, – то, по-моему, у тебя начала расти борода. Шикарная, черная как смоль, курчавая борода, которой позавидовал бы и царь Навуходоносор…

Да, я знаю, что этого говорить не стоило, но удержаться я не мог.

– Выдерни его! Немедленно! – взвизгнула Мэгги и шлепнула меня по плечу.

Выдвинув ящик туалетного столика, я достал оттуда швейцарский армейский нож и ногтем открыл маленькие щипчики.

– Знаешь, Мэг, если у тебя действительно вырастет борода, тебя с дорогой душой возьмут на работу в любой цирк.

– Дилан Стайлз! – Мэгги покачала у меня перед носом чуть согнутым указательным пальцем. – Прекрати надо мной издеваться, иначе тебе придется всю оставшуюся жизнь спать на диване!

Наверное, я все-таки немного перегнул палку, однако чувствовал – я обязан заставить Мэгги взглянуть на происшествие под другим углом, поэтому протянул ей свой крем для бритья.

– Вот, возьми. Очень хорошо для чувствительной кожи.

Через тридцать секунд мы уже валялись на ковре в гостиной: я свернулся клубком, как еж, а Мэгги старалась выдернуть те немногие волоски, которые еще оставались у меня на груди. Наконец она решила, что я достаточно ощипан, и подняла кулачки к груди словно боксер, изготовившийся ко второму раунду.

– Лучше заткнись, Дилан Стайлз, и выдерни этот омерзительный волос из моего подбородка!

Развернувшись к свету, я удалил злосчастный волос и, положив его на ладонь, отправился на кухню. Меня распирало от смеха. Мэгги осталась в ванной и еще с час изучала в зеркале свое лицо, ища на нем другие признаки оволосения по мужскому типу.

Еще пару недель спустя ее живот стал таким большим, что сто́я она уже не видела пальцев ног. Ребенок рос не по дням, а по часам, и иногда мне казалось, что Мэгги для смеха засунула под платье баскетбольный мяч. Ей, однако, было совсем не смешно. Как-то раз я снова застал ее перед зеркалом – Мэгги растерянно разглядывала себя, сжимая в руке открытый флакончик лака для ногтей. Увидев меня, она вдруг разрыдалась.

– Ты больше не будешь любить меня, Дилан! Я стала безобразно толстой!

Она так горько рыдала, что я взял ее за руку, усадил на диван, принес стакан холодной воды с долькой лимона, а потом сам покрасил ей ногти на ногах. Это было единственное, что я мог придумать в данной ситуации.