Оливер Пётч - Дочь палача и Совет двенадцати

• Название: Дочь палача и Совет двенадцати
• Автор: Оливер Пётч
• Жанр: Иностранный детектив
• Год: 2018
• ISBN: 978-5-04-091355-8

Якоб Куизль – грозный палач из древнего баварского городка Шонгау. Именно его руками вершится правосудие. Горожане боятся и избегают Якоба, считая палача сродни дьяволу…

Бавария, 1672 год. В Мюнхене собрался Совет Двенадцати – цеховое собрание главных палачей Баварии. Пригласили на него и Куизля со всей его семьей. Но Совет был практически сорван серией зловещих убийств, каждое из которых напоминало казнь – удушение, захоронение живьем, утопление в мешке, четвертование… Жители Мюнхена обвинили во всем съехавшихся в город палачей: дескать, все это сотворили они – и должны за это ответить. Во избежание самосуда защищать исполнителей закона взялись Якоб Куизль и его дочь Магдалена…

---

– Ха! Нет никого сильнее твоего деда. И ты это знаешь.

Куизль свирепо рассмеялся и взял на руки Софию. Девочка захныкала в своем свертке – видимо, ей снова захотелось покататься по льду. Палач вложил ей в рот влажный лоскуток и уложил рядом со снеговиком, которого они слепили с Паулем. Затем повернулся к внуку.

– На следующей неделе в Мюнхене соберутся самые известные и лучшие палачи Баварии, – начал он низким голосом. – Из Регенсбурга, из Пассау, даже из Нюрнберга! И твой дед тоже будет среди них. Должен сказать, это большая честь.

Приглашение в Совет Двенадцати действительно преисполняло Якоба чувством гордости, хоть он и старался не показывать этого. Куизль давно считался хорошим палачом – возможно, одним из лучших в Баварии. Кроме того, он был выдающимся целителем; а уж о его вспыльчивом нраве, остром уме и упрямстве буквально ходили легенды. При этом некоторые из собратьев по цеху считали его слишком мягким. До сих пор усилиями некоторых членов Совета Куизль не попадал в его состав. Только раз, больше десяти лет назад, он получил приглашение на встречу в Нюрнберге, но в Совет Двенадцати его так и не приняли.

– Довольно долго баварский курфюрст не позволял палачам устраивать встречи, – пояснил Куизль, усевшись на снег рядом с Паулем. – Потому что мы нечестивцы. Но всем гильдиям необходимо время от времени собираться, и мы, палачи, не исключение.

– Я тоже хочу стать однажды хорошим палачом, – проговорил Пауль серьезным голосом. – Как ты и дядя Бартоломей. Или Георг, – он с мольбой в глазах посмотрел на Куизля. – Георг ведь тоже приедет в Мюнхен?

Якоб хмуро кивнул.

– Да, Георг тоже там будет. И дядя Бартоломей.

«К сожалению», – добавил он про себя.

Много лет ему не давало покоя то обстоятельство, что младший брат, в отличие от него, состоял в Совете. Якоб с Бартоломеем не ладили еще детьми. Много лет назад тот уехал в Бамберг и с тех пор занимал там должность палача. В Бамберге же закончил свое учение и сын Якоба, Георг, – и там он собирался остаться. Куизль так и не оправился от этого разочарования. Но теперь у него хотя бы появится возможность повидаться с сыном. Целый месяц он предвкушал эту встречу, хоть сам ни за что в этом не сознался бы.

– Георг уж точно покажет мне, как следует рубить головы! – радостно воскликнул Пауль. – Может, мы даже поупражняемся на свеклах или козьих тушах – у них позвонки крепче всего. Ты ведь сам говорил!

– Хм, посмотрим, – ответил Якоб. – Нам, знаешь ли, надо много чего обсудить в Мюнхене. Появились новые законы, мы давно не собирались…

– А вообще, я прямо сейчас могу снести голову, – перебил его Пауль. – Смотри.

Он поднял обледенелую палку и ударил недавно слепленного снеговика. Одним точным ударом мальчик отделил голову с угольными глазами от круглого туловища. Снежный шар откатился к пруду и остановился там, криво ухмыляясь. Но Пауль на этом не успокоился. Он колотил снеговика палкой, пока от того не остались лишь комья снега вперемешку с грязью.

Куизль поневоле вздрогнул. Иногда его пугала кровожадность внука. Сам он воспринимал свое ремесло как нечто необходимое и никогда не получал от этого удовольствия – напротив, довольно часто испытывал отвращение, которое с возрастом лишь усиливалось.

«И все-таки кто-то должен этим заниматься, – подумал Якоб. – Уж лучше я, чем какое-нибудь чудовище».

Он снова взглянул на внука. Пауль теперь плясал на куче грязного снега и распевал какую-то детскую песенку. Гнилая свекла, служившая снеговику носом, оказалась растоптана.

– Так вот вы где! А я вас повсюду ищу…

Куизль обернулся на голос: со стороны дома быстрым шагом приближалась Магдалена.

Палач поднялся и отряхнул снег с одежды.

– А мы тут гуляем, – отозвался он. – Печь в комнате плохо тянет и дымит. Холодный воздух пойдет детям на пользу.

Якоб предостерегающе взглянул на Пауля. Они заранее договорились, что ни словом не обмолвятся о гонках по льду с маленькой Софией. Оставалось только надеяться, что внук не нарушит договоренности. В противном случае Куизля ждала крепкая отповедь.

– Надеюсь, ты хорошо укутал малышку, – произнесла Магдалена строгим голосом.

Якоб молча показал на шерстяной сверток возле снежной кучи. Магдалена была единственной, кому позволялось разговаривать с палачом в таком тоне. Ей и когда-то его любимой жене, Анне-Марии, которой не стало несколько лет назад.

София тихонько захныкала. Магдалена наклонилась к дочери и осторожно взяла ее на руки, привлекла к себе. А потом вдруг сморщила нос.

– Ты что, опять…

Она вынула кусочек ткани изо рта Софии, понюхала и отметила с отвращением:

– Шнапс. Сколько раз тебе говорить, чтобы ты не успокаивал ее настойками?

Куизль пожал плечами.

– Так еще мои родители делали. Там всего-то пара капель… Не понимаю, что в этом плохого.

– А я тебе в последний раз говорю, что мне не нужен пьяный ребенок, – возразила Магдалена. – Мне и без того хватает забот с Софией и Петером. Петер, кстати, сидит у тебя, я дала ему пастушьих сумок. Его опять поколотили в школе.

Она вздохнула и покачала головой, потом показала в сторону дома.

– Пойдемте-ка лучше в тепло. София уже слишком долго на холоде. Кроме того, ее надо покормить.

По тропинке, протоптанной в грязном снегу, они пошли к дому. С тех пор как Магдалена с семьей перебралась в город, с отцом в его доме жила лишь восемнадцатилетняя Барбара. Она готовила для него, стирала вещи, ухаживала за курами и коровой в пристроенном сарае, работала в огороде. Внешне дом выглядел довольно неухоженным: на крыше не хватало дранки, краска местами облупилась. Но внутри Барбара старалась поддерживать чистоту.

Петер сидел на скамье у печи и, как это часто бывало, листал книгу из скромной библиотеки деда. Кровь из носа уже не текла, но мальчик по-прежнему был очень бледен. Он лишь на секунду поднял глаза, когда Пауль пододвинул к себе миску с холодной кашей и принялся с аппетитом поглощать остатки их совместного завтрака. Магдалена между тем устроилась за столом и стала разворачивать Софию из тряпок и шкур.

У девочки были голубые глаза и угольно-черные волосы. Если наклониться к ее лицу, мягкому и вечно смеющемуся, можно было почувствовать запах меда и молока. При этом она весело повизгивала и дергала ножками. Если не присматриваться как следует, то заметить было сложно – но Куизль смотрел на нее слишком часто, чтобы упустить это из виду.

Правая нога ее была свернута внутрь и имела небольшое утолщение, а пальцы странно искривлены.

У Софии было косолапие.

Девочке было четырнадцать месяцев, другие дети в этом возрасте начинали ходить. София, скорее всего, и во взрослой жизни не сможет полноценно ходить. Куизль с Симоном каждый день растягивали ей сухожилия, и всякий раз это сопровождалось плачем и душераздирающими криками. Но оба они понимали, что ногу таким образом не выпрямить. И что хуже всего – им не удалось избежать сплетен, в городе уже говорили об изъяне Софии. А для людей такое косолапие было не просто дефектом – тем более что дедом ее был самый настоящий палач.

В Шонгау многие считали, что София отмечена дьяволом.

С древних времен сатана изображался рогатым и хромоногим. Да, он мог принять любое обличье, мог превратиться в красивого юношу или милую девицу. Но, как бы он ни старался, его всегда выдавала хромота.

София всю жизнь будет хромать, точно дьявол.

Магдалена наконец-то успокоилась и повернулась к отцу, молча сидевшему за столом.

– Кстати, где Барбара? Я с утра ее не видела. Она бы тоже могла присмотреть за Софией.

Куизль поджал губы, он ждал этого вопроса. Магдалена верно истолковала его молчание.

– Вы опять поссорились, так?

– Она сказала, что не хочет в Мюнхен. Сказала, что я ей не указ. Собственной дочери не указ, ха! – Палач сплюнул на устланный тростником пол, потом достал трубку и принялся тщательно ее набивать. – Она просто упрямая, сварливая девка, – проворчал он. – А все потому, что у нее до сих пор нет мужа, который научил бы ее манерам.

– Она упрямая и сварливая, как и ее отец, – вздохнула Магдалена.

Куизль снова промолчал. В последнее время они с Барбарой ссорились почти каждый день. Якоб с радостью отдал бы младшую дочь за шонгауского могильщика, а может, за живодера – последний уже два раза дарил ей букеты из васильков. Но Барбара была упряма и слушаться не собиралась. В городе ее считали беспутной девицей и говорили, что она якшается с парнями из соседних деревень или проезжими подмастерьями. Барбара часто и помногу танцевала, и ей словно не было никакого дела до собственной репутации. Тщетно Куизль взывал к ее совести.

Что ж, следовало признать, в своих уговорах он часто переходил на крик.

Но ничто не могло переубедить Барбару. А в последнее время она стала слишком уж раздражительной и часто замыкалась в себе. Казалось, что-то тяготило ей душу. Но всякий раз, когда дело касалось женских чувств, Куизль чувствовал себя беспомощным. Так было и с его возлюбленной женой, Анной-Марией, и с дочерьми. Новость о предстоящей поездке в Мюнхен Барбара приняла без особого воодушевления.