Мария Долонь - #черная_полка

• Название: #черная_полка
• Автор: Мария Долонь
• Жанр: Детектив
• Год: 2018
• ISBN: 978-5-04-091340-4

Профессор Александр Волохов – знаменитый искусствовед, телеведущий, эстет и коллекционер. Его смерть никого не удивила: Волохов был стар, по всем признакам, мирно скончался от инсульта в запертой квартире, из которой ничего не пропало. Но его ученица, принципиальная (и потому безработная) журналистка Инга Белова, случайно узнает, что из квартиры исчезла ценнейшая книга, которую некогда подарил сам Жан Кокто, а профессора, похоже, убили. Инга начинает собственное расследование…

---

– Нет, – совсем расстроилась Софья Павловна.

– Ну вот видите. – Он был почти ласков. – В открытом доступе. Теперь после смерти мужа выясняется, что книга исчезла. Таким образом, это дело подпадает под статью 158 Уголовного кодекса Российской Федерации, в действующей на сегодняшний день редакции, о краже. Или под статью 161 – грабеж. Или под статью 164, хищение предметов, имеющих особую ценность. Но проблема заключается в том, что вы не можете доказать не только то, что эта книга принадлежала вам, но даже сам факт ее существования.

– Как же так! Есть же свидетели!

– И если я, – непреклонно продолжал Рыльчин, не обращая внимания на возглас Софьи Павловны, – сейчас послушаю вас и заведу дело по одной из вышеперечисленных мною статей, а в дальнейшем выяснится, что ваш муж добровольно отдал эту книгу какому-нибудь своему другу, – он подумал, – или подруге, то… – тут он сделал многозначительную паузу, – я могу привлечь уже вас по статье 306 УК Российской Федерации за ложный донос.

Его голос то забирался вверх почти до фальцета, то резко спускался вниз. Волны сверлили мозг.

Если он не заткнется, я не справлюсь!

– Так что же мне делать? – совсем беспомощно спросила Софья Павловна.

– Вспомните лучше, кому мог отдать или дать на время эту вашу бесценную, как вы утверждаете, книгу, сам господин Волохов? У кого были ключи от квартиры? Может, кто-то бывал у вас дома в последнее время? – И вдруг резко: – Вспоминайте!

Софья Павловна в панике обернулась к Инге.

– А вы, гражданка, простите, кто будете? – Рыльчин заметил ее как будто только сейчас.

– Инга Александровна Белова. Я…

– Дочь? – бесцеремонно перебил ее следователь. – Племянница? Кем вы приходились покойному?

– Он был моим учителем, – твердо сказала Инга. – И другом.

– Другом, говорите. – Рыльчин опять откинулся на стуле и смерил ее оценивающим взглядом. – Подождите за дверью. Насколько я понимаю, это сугубо семейное дело.

– Прекратите издевательства, – тихо произнесла она, угрожающе вставая со стула. – Вы обязаны нам помочь! Эта книга существовала, в ней оригинальные эскизы Пикассо. И покойный хозяин не мог ее никому отдать. Мы требуем возбуждения уголовного дела. Вы должны заняться поисками.

– Ах, вы требуете… – протянул Рыльчин, жестко глядя на нее. – А вы знаете, что прежде всего по этому уголовному делу я буду вынужден задержать вдову покойного? Нет? По статье 33 УК РФ за необеспечение охраны культурного наследия. Книжечка ваша, насколько я понимаю из возмущенных воплей, музейная редкость?

Софья Павловна хватала ртом воздух.

– Эта книга из частной коллекции, к ней ваша статья неприменима, – гневно ответила Инга.

– Грамотные все стали, меня, юриста, учить будут. – Он не сводил с Инги глаз. – Так, давайте разбираться по-хорошему, – сдал немного назад Рыльчин. – Я понял суть проблемы. Поскольку вы не член семьи покойного, выйдите. Ваши свидетельские показания пока не требуются.

В глазах у Инги побелело. Еще немного – и она ослепнет, станет совсем беспомощной. Это редкое состояние накатывало на нее в минуты ярости и страха.

Срочно успокоиться, срочно. Почему именно сейчас, так не вовремя?

– Буду ждать вас на улице, – сказала она Софье Павловне. – Ничего не подписывайте.

Дверью хлопнуть получилось убедительно.

На улице было прохладно, но Инга этого не почувствовала. Она отошла за угол здания, прислонилась к стене, закрыла глаза. Ее накрывал белый шум. Кровь толчками била в висках, кончики пальцев онемели.

Я похожа на ведьму с бельмами вместо глаз.

Одной рукой она крепко держала сумку, другой шарила внутри – искала сигареты. Рутинное действие поможет расслабиться, знала по опыту, поэтому не бросала курить. Сунула сигарету в рот, зажигалка никак не находилась.

– Курите, – раздалось рядом вместе со щелчком. Инга поймала чью-то руку, прикурила. – А я смотрю, вы результативно поговорили с Рыльчиным, аж трясет всю.

– У вас тут все такие уроды? – спросила зло.

– Нет, есть особо выдающиеся. – Мужчина засмеялся, и Инге стало легче. Белый шум утих, напряжение спадало.

– Вы…

– Кирилл Архаров.

– Инга Белова.

Боль в висках прошла, но главное – она видела, хоть и в тумане. Тот самый второй, который сидел за шкафом и которого Рыльчин попросил сгонять за айтишником.

– Скажите, Кирилл, а Рыльчин вас тоже специально выставил из кабинета?

– Сами-то как думаете? – Кирилл прищурился то ли от дыма сигареты, то ли от избытка хитрецы.

– А вы в курсе, кто занимается Волоховым?

– Рыльчин и занимается.

– Ну не гад? А нам сказал, что о Волохове впервые слышит!

– Ага, я и говорю: особо выдающиеся.

Инга улыбнулась. Зрение восстановилось почти полностью, чувство опасной беспомощности исчезло.

– Инга, поехали! – Софья Павловна вышла на улицу, и пространство сразу уменьшилось. – Покинем навсегда это кошмарное место! – Она, не оглядываясь, направилась к машине.

– Спасибо, Кирилл. – Инга протянула ему руку.

Он серьезно ответил на рукопожатие, помедлил немного, достал телефон и – не предложил, не продиктовал, не поделился – а именно отдал приказание:

– Пишите. Мобильный: 8 903 278 63 84. Холодивкер Евгения Валерьевна. Будете звонить, скажите дословно следующее: при любом сценарии победа возможна. Записали?

– А она кто? – Инга послушно все записала, сохранила в память телефона.

– Во-первых, надежный человек. Во-вторых, судмедэксперт. Она делала вскрытие, – и, пресекая дальнейшие вопросы, рубанул: – Всего хорошего.

* * *

Она ехала домой вялая, будто изваренная в молоке. В салоне такси пахло тяжелой смесью: парфюм, пот, сигареты, кожа. Голова по-прежнему болела, но монотонно. Будто море после шторма – виски свинцовые, но пик позади. Сердце гулко билось. Софья Павловна и Рыльчин слились в двуглавое чудовище, и оба что-то визгливо выкрикивали.

Эти приступы у Инги начались давно, еще в детстве. Первый случился, когда к ним в очередной раз заявился Матвеев. Сухой и длинный, похожий на отрубленный сук, он часто приходил к ним, когда они жили в Рабате при посольстве. Инга тогда здорово вытянулась, рванула вверх сразу после тринадцатилетия, но все равно была ему примерно по грудь. Он наклонялся к ней и смотрел в упор, его глаза – мятные леденцы с горьким неприятным привкусом. И Инга обмерзала изнутри, не зная, куда себя деть, как скрыть свое отвращение, свою полную невозможность находиться рядом с ним. Выходила мама:

– Паша, садись есть, наверняка голодный, – и спасала ее.

Инга бежала в свою комнату, слыша внутри оглушительное тошнотворное сердцебиение, а снаружи – их разговоры, трехголосье споров о Брежневе, специях на рынке, низком качестве местных тканей («швы ползут после первой стирки!» – мама брала самую высокую ноту, она иглой входила в ухо), о рыбалке и короле Марокко Хасане II.

Тот приступ она приняла за отравление: скрутило железной скрепкой живот, стало дурно. Грудь превратилась в две горящие головешки, к которым невозможно прикоснуться, белье испачкалось гадким и вязким, кружилась голова.

– Обычные женские дела! Теперь так будет каждый месяц. Боль скоро пройдет! – сказала мама с какой-то неприязнью и пошла в аптеку за ватой.

За воротами посольства кончались квадратные фонтаны с резными фигурами, начиналась пыль, а в пыли едва виднелись домики, похожие на коробки из-под обуви, в пыли же лежали собаки и дети – и те и другие в одинаковых розовых корках то ли аллергии, то ли лишая.

Голова кружилась так, что невозможно было встать с кровати. Инге казалось, что она несется вдоль стен и потолка, как Емеля на печи, только с огромной скоростью, кувыркаясь. В соседней комнате Матвеев что-то бодро говорил отцу. И от его слов Ингу слепило, как от пронзительного луча настольной лампы под кроваво-коричневым абажуром, пущенного прямо в глаза. «Ложь! Нож! Врёт! Вред!» – стучало в ее висках от каждой его фразы. Она жмурилась, но луч преследовал ее, и боль, вопреки обещаниям мамы, не проходила.

Вызванный врач проверил позвоночник, шею и среднее ухо; она помнит молоточки и металлическое прикосновение к горячей коже. Потом он шушукался с родителями, пытаясь определить, какую же болячку вытащили на свет подростковые изменения в ее теле. Их шепот за стеной казался ей похожим на струю воды в умывальнике – пронзительно синюю. Инга старалась отвлечься от этого яркого цвета, рассматривая загиб скатерти на журнальном столике около кровати – красной, в мелкий турецкий огурец – она цеплялась взглядом за этот загиб, стараясь удержать его на месте, а все вокруг кружилось, будто родители купили ей билет на бесконечную карусель.

Узор скатерти напоминал дворик, который ей показал отец, – дети редко покидали оазис посольства, но папа иногда брал Ингу с собой на прогулки. Тот прямоугольный дворик, с арками, напоминающими слепки чьих-то верхних зубов, они даже не разглядывали – так, посмотрели мельком, но Инга сразу подумала: «вот бы здесь почитать», и с тех пор желание найти его и устроиться на скамейке с книжкой было постоянно с ней.