Вера Колочкова - Чувство Магдалины

• Название: Чувство Магдалины
• Автор: Вера Колочкова
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2018
• ISBN: 978-5-04-093113-2

Маша – странная девушка с особенным отношением к жизни и людям: она умеет чувствовать чужую боль как свою. Именно эта «странность» и закружила Машу в круговороте отношений трех братьев – таких разных и таких одинаковых в моменты несчастья. Каждому из них Маша нужна, каждого Маша спасает… Все пользуются ее бескорыстной добротой и самоотдачей, а затем вышвыривают из своей жизни за ненадобностью. Неужели так будет всегда – и праведнице Маше так и не найдется места в нашем практичном мире?

---

– Она в курсе, – вяло подтвердил Лео. По всему было видно, что ядовитый допрос братьев ему неприятен.

– А как ты ее называешь, а, Лео?

– Машей и называю, – сердито глянул на братьев Лео. – А вы как думали? Ассоль? У нее очень красивое имя – Маша…

– Ну да. А главное – редкое, – серьезно произнес Платон, высматривая на газете очередной кусок воблы, и Антон затрясся в тихом смехе.

Лео снова глянул на братьев – на этот раз понимающе и чуть снисходительно, и продолжил, будто не замечая их насмешливых улыбок:

– Да, очень красивое имя. Маша… Машка… Будто ветер к камышах шумит, или волна о берег плещется. Или будто песок сыплется сквозь пальцы, шуршит. Маша, Маш-ш-ш-ка…

Платон подмигнул Антону, проговорил с ухмылкой, подняв бровь:

– А-а-а… Я понял, Антоха, почему она таки его выбрала. Не потому, что он из нас самый молодой да резвый, а потому, что он ее аллегориями обаял. Ветер в камышах, волна о берег, песок сквозь пальцы… Молодец, однако! Мы ж с тобой так не умеем!

– Ну, это ему было нетрудно, – согласно кивнул Антон, – он же у нас натура творческая, гипертрофированному романтизму подверженная. Тем более и Машенька наша – чистая Ассоль, ни дать ни взять. Доверчивое создание. Такая уж если наслушается аллегорий, если полюбит… Уж хвостом не вильнет, как некоторые. Слышь, Лео? Это тебе подарок судьбы, маленькая компенсация за пережитые страдания! Много из тебя твоя пиявка Камея сил вытянула, так что радуйся пока свежей кровушке!

– Да ну вас, хватит болтать всякую ерунду, – отмахнулся Лео, вставая из-за стола.

Он шагнул из-под навеса в солнечное пекло, потянулся, быстро зашагал по тропинке в сторону расположившегося на задах подворья туалета. Братья глядели ему вслед, потом Антон произнес деловито, с настойчивой просительной интонацией в голосе:

– Дед! Давай мы тебе наконец удобства человеческие в доме сделаем! Ну что это за безобразие, а?

– Это ты опять про нужник, что ли? – вяло переспросил дед.

– Ну…

– Да отстань, Антоха.

– Но почему ты сопротивляешься, не пойму?!

– Почему, почему… Потому. Мне на свежем воздухе веселее нужду справлять, вот почему.

– А зимой?

– А зимой воздух еще свежее, чем летом. Отстань. Скажи лучше – чего это Леонка такой смурной? Никак не пойму, и вы все загадками говорите.

– Никаких загадок, дед. Его Камея бросила.

– Кто?!

– Камея. Девушка его, стало быть. Подруга жизни. Три года вместе прожили.

– Три года, говоришь? А та, которая до этого была, куда делась?

– Ну, дед… Если мы всех подруг жизни считать начнем, у нас пальцев не хватит. Если даже все пальцы взять, и мои, и твои, и Платона. Он у нас такой, донжуан…

– Что же, ни в кого по-настоящему не влюбился?

– Почему? Вот Камею, к примеру, очень даже любил… И вкладывался в нее прилично.

– Как это – вкладывался? – фыркнул с неприязнью дед Иван. – Она что, сберкнижка, чтобы в нее вкладываться?

– Нет. Она начинающая певица. Да ты слышал, наверное? Она часто в телевизоре мурлычет… Еще песенки у нее такие веселенькие, разуха- бистые.

– А я что, слушаю ваши басурманские песенки? Сейчас и песен-то не поют, а, как ты говоришь, мурлычут… Даже имя какое-то басурманское – Камея…

– Да в миру она просто Катька, дед. Катька Плюшкина. Но иногда и Катькам очень уж в телевизор хочется. Даже не иногда, а очень часто. Как раньше Дунькам хотелось в Европу, помнишь?

– М-м-м… – пробурчал Платон, улыбаясь. – Это точно… Чем больше Катька, тем больше хочется в телевизор… А уж если Плюшкина, так и вдвойне…

– Опять злобствуете, да? – сурово спросил дед.

– Нет, на сей раз не злобствуем, – грустно ответил Платон, – на сей раз все именно так и получилось – грустно и печально.

– А что, Леонка не может себе нормальную девку найти? Ну, или хотя бы эта… Зачем ей Камеей-то обзываться? Так и называлась бы – Катя Плюшкина! Хорошее имя, хорошая фамилия! И пела бы себе на здоровье, кому мешает? А то придумала – Камея…

– Да ты что, дед! – возмущенно поднял брови Антон. – Окстись! Да разве Катя Плюшкина у нас может быть певицей? Да пусть она хоть сто раз лучше поет, чем Монсеррат Кабалье и Мария Каллас, вместе взятые…

– А куда, куда эта Камея делась-то? Почему Леонку бросила? К другому, что ль, ушла?

– Она в Америку с продюсером сбежала, дед.

– Да уж, напасть… – вздохнул дед Иван и добавил грустно: – И чего они эту Америку так любят, а? Летят, как мухи на мед… И мать ваша тоже…

Он вдруг замолчал, будто спохватился, что сказал лишнего. Не принято меж ними было вспоминать мать с обидой или, не дай бог, худым словом. Хоть и обиняком, но сейчас нехорошо сказал… Будто поставил ее в один ряд с этой Катькой-Камеей.

Хорошо, что вернулся Лео, разрядив своим присутствием неловкую паузу. Тем более и вопрос задал такой, разрядке соответствующий:

– Что, про меня сплетничали, наверное? Да, дед?

– Почему сплетничали? Просто сказали как есть… – немного растерянно проговорил дед, пробежав глазами по лицам Антона и Платона. – Ты лучше скажи, Леонка, чего тебе от Машутки надо? Грусть-тоску перешибить хочешь, да? А вдруг она всерьез тебя воспримет да влюбится? Разве это честно по отношению к доброй хорошей девушке?

– Ой, дед… – поморщился Лео. – Давай я сам как-нибудь с добрыми и хорошими девушками разберусь, ладно?

– М-м-м… Девушки бывают разные… – тихо пропел Антон, глядя на Лео. – Черные, белые, красные… Наша-то какая, а, Лео? Черная, наверное. По сезону. Загорелая то есть. А зимой белая будет.

– Эх, вы… – досадливо повел рукой дед. – Заматерели вроде, а ума не набрались, все на смех сводите. А я с вами серьезно разговариваю, неслухи. Тебе-то, Антоха, уж стыдно по возрасту все к смеху сводить, ты ж старший! Значит, умнее должен быть, серьезнее!

– Ага, как в сказке про трех братьев! – живо подхватил Антон. – Первый умный был детина, средний сын и так, и сяк, третий вовсе был дурак! Первый, который умный, это я! Второй, стало быть, который так и сяк – это Платон. А третий… Кстати, дед! Давно у тебя хочу спросить! Почему мама его таким странным именем назвала –  Леон?

– Так она хотела, чтоб складно было. Говорила, если назвать складно, то и жить будут так же дружно и складно. Вот и вышло – Антон, Платон и Леон… А как еще было назвать? Не Агафон же! Нет, не хотела Танька Агафона. Думала, думала, и ничего лучше, кроме Леона, не придумала.

– Понятно… – тихо пробурчал Антон, – хотя этому обормоту имя Агафон больше бы подошло… Может, не рванул бы в богему, а дело бы себе выбрал в соответствии с именем. Ну какая из него богема, дед? Ну ты посмотри на него, посмотри!

– Антоха, ты точно сегодня допросишься, по уху схлопочешь! – рассердился вдруг дед, глянув на спокойного и улыбчивого Леона.

Хотел еще что-то сказать, но из дома вышла Маша, принялась развешивать на веревке остатки белья. На сей раз она была в шортах, которые мало чем отличались от линялых купальных трусиков, и в клетчатой рубашке, завязанной в узел под грудью.

Покончив с бельем, Маша весело глянула на всю компанию. И также весело предложила:

– Давайте, я ужин приготовлю? Салатик нарежу, картошки пожарю… Дядя Ваня, где у вас картошка? Вы только скажите где, я сама найду…

– Шла бы ты лучше домой, Машутка… – помолчав, тихо предложил дед Иван. – Не ровен час, Маргарита сюда заявится, веревкой тебя отхлещет. И нам тоже перепадет… Скажет, совратили девку, отвадили от родного дома… Уж пятый день пошел, как ты днюешь и ночуешь тут!

– Ну что ты … – также тихо прокомментировал деда Антон, – если кому и перепадет, так этому счастливчику… – кивнул он в сторону Лео, – а нам перепадать не за что, не виноватые мы…

Дед, не расслышав его насмешливой интонации, тут же горячо возразил:

– Это ты Маргариту не знаешь, Антоха! Она баба норовистая! Если ее понесет, разбираться не будет, кто прав, кто виноват! Я думал, она еще раньше прибежит…

– Не прибежит, дядь Вань, – грустно покачала головой Маша, – не бойтесь. Зачем она сюда побежит? Ей чем дольше меня в доме нет, тем лучше.

– Ну, скажешь тоже…

– Правда, правда! А зачем я ей, сами подумайте! Только глаза мозолю…

– Ну, не надо уж так, Машутка, чего ты! Оно понятно, что мачеха, и все же… Я слышал, бабы говорили, вроде поладили вы…

– А чего мне с ней, драться? – сердито дернула загорелым плечиком Маша. – Живут они с отцом, и пусть живут, а ко мне пусть не лезут. Я ведь к ним не лезу, правда? Я бы с любой другой мачехой поладила, мне все равно… Если от этого зла не убежишь, надо научиться с ним уживаться, только и всего. Так я картошки пожарю на ужин, дядь Вань?

– Ладно… Делай что хочешь, – дед Иван безнадежно махнул рукой. – Картошка там, в чулане, в плетеной корзине под рогожкой, сама увидишь.

Маша кивнула, деловито направилась в дом, придерживая у бедра пустой таз.

– Хозяюшка! – тихо проговорил ей в спину Платон. – Хорошая какая девочка, и рубашечки простирнула, и ужин приготовит… Не жизнь, а сплошной санаторий! Сервис ненавязчивый, можно сказать, благотворительный… Особенно для нас с Антохой. Правда, Антоха?