Суад Мехеннет - Мне сказали прийти одной

• Название: Мне сказали прийти одной
• Автор: Суад Мехеннет
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2018
• ISBN: 978-5-17-982414-5

На протяжении всей своей жизни Суад Мехеннет, репортер The Washington Post, родившаяся и получившая образование в Германии, должна была балансировать между двумя сторонами ее жизни: мусульманским воспитанием и европейской жизнью. Она всегда пыталась выстроить мост между мусульманской и европейской культурой, пытаясь примирить тех, кто никак не может услышать и понять друг друга.

В книге-мемуарах «Мне сказали прийти одной» Суад Мехеннет, отважная журналистка предлагает вам отправится вместе с ней в опасное путешествие – по ту сторону джихада. Только в этой книге вы прочтете всю правду о радикалах 9/11 в немецких кварталах, вместе с ней отправитесь на границу Турции и Сирии, где не дремлет ИГИЛ, побываете на интервью с людьми из «Аль-Каиды», одними из самых разыскиваемых людей в мире.

Это история, которую вы не скоро забудете.

---

Хотя мы четко видели разделение между югославами у мамы на работе, родители попросили нас не обобщать. Тетя Зора и тетя Дшука были из Сербии. Они и их семьи по-прежнему приходили к нам обедать. Как и мы, они были в ужасе от того, что слышали и видели в новостях. Они всегда говорили, что в их стране раскол не мог пойти изнутри. «Мы всегда были единым народом, – говорила нам тетя Зора. – Мы никогда не спрашивали, серб перед нами, словенец, хорват или мусульманин». Она считала, что эта война был западным заговором, чтобы ослабить социалистическую Югославию.

Мы слышали о бойнях в новостях, иногда в школе говорили, что чей-то дядя погиб, сражаясь в бывшей Югославии. Но все это было далеко от меня и моей семьи. Мы часто чувствовали себя в Германии аутсайдерами, но напрямую нам никто не угрожал до сентября 1991 года. Почти через два года после падения Берлинской стены в городе Хойерсверда на северо-востоке Саксонии начались ксенофобские мятежи. Группировки правого толка нападали на рабочих из Вьетнама и Мозамбика и бросали камни и бензиновые бомбы в окна многоквартирного дома, где жили люди, ожидающие статуса беженца.

Мы с родителями смотрели по телевизору, как немцы аплодировали, когда здание охватили языки пламени. Некоторые даже выбрасывали руки в печально известном нацистском приветствии и вопили: «Германия для немцев! Иностранцы, убирайтесь обратно!»

Родители сказали, что мы не должны беспокоиться, потому что это случилось на территории бывшей Восточной Германии, а на Западе люди никогда такого не сделают. «Здесь люди знают, что без таких, как мы, их экономика никогда не расцвела бы так, как сейчас», – говорил отец.

В то время я очень злилась на своих родителей, особенно на отца. В то время как моя марокканская бабушка обладала очень сильной волей и никогда никому не позволяла собой помыкать, я видела, что папа делает все, что говорят его начальники или другие немцы. Как шеф-повар он работал подолгу, и мы редко его видели. Но очень часто и в выходной звонили его непосредственные руководители, просили прийти на работу, и папа немедленно шел. Нисколько не улучшало ситуацию то, что мы жили над квартирой владельца ресторана герра Бергера, который всегда знал, дома ли отец. Когда мы обращались к немецким властям, чтобы обновить свои виды на жительство, я заметила, что папа никогда не задает вопросов и не возражает, даже когда люди, сидящие по ту сторону стола, ведут себя мерзко.

Живущая в нашем доме фрау Вейсс, пережившая вместе с мужем Холокост, пригласила меня выпить у нее в квартире какао в ту самую неделю, когда в новостях только и говорили о восстаниях. Они с мужем рассказывали мне о концентрационных лагерях и о том, как умерли члены их семьи. Старая дама выглядела расстроенной, лицо ее было бледным. Она сказала, что не может спать уже несколько дней. Картины из Хойерсверды преследовали ее. «Детка, пожалуйста, береги себя и своих родных. Я волнуюсь за вас, – сказала она. – Эти люди, их мысли отвратительны и опасны».

Я попросила ее не беспокоиться и сказала, что все это случилось в Восточной Германии и никогда не доберется до Франкфурта, но фрау Вейсс покачала головой. «Нет-нет, ты не понимаешь, – сказала она. – Если бы немцы чему-то научились, то того, что случилось в Хойерсверде, вообще бы не было».

Год спустя, в ноябре 1992-го, все аргументы моих родителей пошли прахом: члены правой банды подожгли два дома, где жили семьи из Турции, в городе Мельн, в Западной Германии. Погибла пожилая женщина и две девочки, семь человек получили ранения. Напавшие сами позвонили в пожарную команду и сообщили о своем нападении, закончив звонок словами «Хайль Гитлер!».

Больше всего об этом ужасном нападении говорили евреи. Тогда как немецкие политики предпочли отойти в сторону, глава центрального совета евреев Германии Игнац Бубис и его заместитель Мишель Фридман отдали дань памяти жертвам и их семьям.

29 мая 1993 года сгорел дом еще одного турецкого рабочего Дурмуса Генка. Это произошло в городе Золинген, расположенном на территории Западной Германии. Погибли две дочери и две внучки Генка, от четырех до двадцати семи лет, а также их гостья из Турции двадцати одного года. И снова члены еврейских организаций говорили громче всех.

Тем летом мы с родителями поехали на каникулах в Марокко. К тому времени детей в нашей семье было уже четверо: в 1986 году родился брат Хишам. Мы летели на самолете до Касабланки, потом ехали на машине до Мекнеса и провели три или четыре недели в доме бабушки, постоянно встречаясь с родными и друзьями.

Сводная сестра моего отца Захра тоже жила в Мекнесе, примерно в десяти минутах ходьбы от дома бабушки. Она была замужем, у нее было семеро детей, и однажды мы с Ханнан отправились к ним в гости. К одному из сыновей Захры, которому было около девятнадцати лет, пришли друзья. Все они смотрели телевизор.

Я увидела горную местность и машины, в которых сидели бородатые мужчины с оружием. Они повторяли фразу «Аллах акбар», что означает «Господь велик». На экране показали рыдающих и вопящих женщин. Диктор сказал, что этих женщин изнасиловали, а их семьи погибли от рук сербов. Мой двоюродный брат и его друзья выглядели разозленными. В следующем кадре показали длиннобородых мужчин, стоявших позади двух мужчин, опустившихся на колени. Один из бородатых произнес фразу на языке, который я не понимала. Другой голос, принадлежащий, очевидно, человеку, держащему камеру, сказал: «Аллах акбар». Следующее, что я увидела, – бородатый держал в руке голову стоявшего на коленях мужчины. Двоюродный брат и его друзья зааплодировали.

– Что это за кино вы смотрите? – спросила сестра.

Брат и его друзья уставились на нее.

– Это не кино, – сказали они.

– Это правда о том, что происходит в Боснии, – объяснил один из друзей брата. – Здесь рассказывают, как моджахеды в Боснии сражаются против сербов, убивающих мусульман.

Помолчав, он продолжил:

– Все сербы должны умереть. Они насилуют наших сестер и убивают наших братьев.

Мы с Ханнан сказали, что не все сербы плохие и что с мамой вместе работают две очень хорошие сербские женщины.

– Вы не можете дружить с этими людьми, – сказал друг брата. – Вы еще увидите! Скоро они начнут убивать мусульман во всей Европе. Без моджахедов вас всех перережут.

Сестра по-немецки сказала мне не слушать его и что мы скоро должны уходить.

– Как, ты обо всем этом ничего не знаешь? – удивился брат. – Эти видео приходят к нам из Германии. Их снимает немец египетского происхождения.

Этого человека звали Реда Сейям, и его видеозаписи из Боснии были одними из первых примеров пропаганды джихадистов, которая сегодня превратилась в использование насилия для того, чтобы вербовать новых людей. Многие джихадисты моего поколения позже говорили о Боснии и особенно о резне в Сребренице как о «сигнале к действию». Голландские солдаты из подразделений ООН, стоявшие и смотревшие, как режут мусульманских мужчин и мальчиков, убедили некоторых мусульман в том, что Запад не будет ничего делать, когда убивают мусульман.

После возвращения в Германию все стало еще хуже. Позже тем же летом мы с Хишамом пошли за мороженым. Дело было неподалеку от Хольцхаузенпарк, рядом с нашим домом во Франкфурте.

Когда мы возвращались домой, около нас остановилась машина, где сидели четверо немцев.

– Чернозадые! Мы убьем вас, чернозадые! – завопили они.

Со своими бритыми головами и татуировками парни выглядели как скинхеды. Таких людей в нашей округе редко доводилось встретить. Я огляделась, чтобы понять, к кому они обращаются, но улица была пуста.

– Мы вам двоим говорим, чернозадые! – закричал один из них. – Мы вас убьем! Мы вас отправим в газовые камеры!

Брат начал плакать. Я бросила мороженое, схватила Хишама за руку и крикнула, чтобы он бежал. Машина последовала за нами. Я знала, что не смогу бежать слишком быстро из-за братика, поэтому схватила его на руки и свернула на улицу с односторонним движением. Парни в машине собирались последовать за нами, но тут появились другие машины и начали гудеть. Один из водителей закричал, что вызовет полицию, и скинхеды уехали. Мы с братом, всхлипывая, побежали домой.

Я сказала родителям, что мы должны уехать из Германии. Я умоляла их: «Вначале они сожгли евреев, а теперь сожгут и нас». Я снова и снова думала о том, что друг моего брата говорил в Мекнесе: до мусульман в Европе скоро доберутся. Неужели он был прав?

По ночам мне в кошмарных снах снилась машина, полная скинхедов. От этого я просыпалась в слезах. Я начала много читать о Третьем рейхе, Холокосте и о том, как это все начиналось. Я была переполнена страхом, таким сильным, какого еще никогда не ощущала, страхом не только за себя, но и за всю мою семью. Читая про то, что фашисты делали с инвалидами, я не могла не думать о моей сестре Фатиме. Я больше не чувствовала, что в Германии я в безопасности, не ощущала я и того, что эти люди меня принимают. Целыми днями я просила родителей собрать вещи и уехать. «Эти люди не хотят, чтобы мы были здесь», – говорила я.