Мария Семёнова - Царский витязь. Том 2

• Название: Царский витязь. Том 2
• Автор: Мария Семёнова
• Жанр: Боевое фэнтези
• Год: 2018
• ISBN: 978-5-389-15132-1

Вселенская Беда наслала на землю многолетнюю зиму, оставила немало сирот. Настали тяжкие времена, обильные скорбью утрат…

В чужой семье, в глухой деревушке вырос приёмыш – чудом спасённый царевич Светел, наследник некогда могущественной империи. Он решает стать витязем, чтобы найти и спасти родительского сына Сквару, насильно уведённого из дому.

И вот Светел, вчерашний мальчишка, шагает в дружинном строю под небом вечной зимы. Налаживает самодельные гусли, терпит насмешки старших, дорожные тяготы, боль и синяки обучения. Всё ради того, чтобы однажды, став богатырём и вождём, по камешку разнести Чёрную Пятерь, вызволить любимого брата! Между тем порой совсем рядом вьётся холмами и пустошами тропка Сквары, ставшего тайным воином. Тень во тьме, вихорь невесомой позёмки, блеск стремительного ножа… Пути братьев то сходятся почти вплотную, то разбегаются вновь. Суждена ли им встреча?

А в подземном книжном хранилище дни и ночи не гаснет маленький свет. Юный учёный, занятый мирными разысканиями, чувствует дыхание тайн, способных поколебать царские троны. И вот однажды запускается цепь событий, приводящая к неожиданному излому…

---

– Хочешь, я загляну сквозь время ради тебя?

Весел ожил, подмигнул спешившей мимо блюднице:

– Напророчь, бабушка, чтобы в смертный час меня самая пригожая обняла.

– О! Ты зришь суть, – словно того и ждала, вздохнула вещунья. – Это сбудется. Ты выронишь душу, обнимая красавицу.

Коготкович победно выпятил грудь, но тотчас задумался. Это, значит, его до старости красные девки будут любить? Или ему теперь объятий бояться, вдруг душа вон? Светелу показалось, Весел даже на свой ковчежец посмотрел неприязненно, будто тот ему загадку угрозную загадал. Однако живой нрав взял своё. Весел вновь оседлал скамеечку… и вдруг повёл памятное:

Как подружки собирались…

…Лапотное ристалище, Торожиха, Крыло!.. Светел ждал, чтобы Неуступ оборвал легкомысленного певца, но Сеггар ухом не вёл. Вот перемигнулся с Ильгрой. Воевница понятливо кивнула, подошла к гадалке. Вложила ей в ладонь подношение, выслушала ответ. Вернулась недовольная.

– Старая ведьма из ума выжила, – сказала она Нерыжени. – Я ей: как, мол, наши ребятишки успеют?.. А у омёхи то ли уши плесенью заросли, то ли ум за разум запрыгнул. Дочери, говорит, твоих дочерей спустя много поколений будут править могущественной страной! Ха! Мои! Дочери!.. Это она мне!.. Светлый сребреник зазря отдала!

Злая буря хлещет градом,
Рвёт черёмухи убранство…

Светел, поникнув, гладил пальцем непристойную наготу столешницы. Следил древесные письмена. Радуйся, отрок, что отдыхаешь в сытости и тепле. Даже подаёшь бедолаге, ввергнутому в ещё худшее ничтожество. И песню Крыло сложил благозвучную. Только всё равно слишком сладкую. Как бы голосницу подправить…

Голова стала незаметно клониться.

Его тряхнули за плечо. Светел взвился, покачнув скамью.

– Лежебока! – сказал Косохлёст. – Гостья засобиралась, выдь проводи!

– Иду, дяденька.

Он до того привык величать сверстника, что уже не чувствовал унижения. Ну… почти…

Старуха возилась во дворе – по-прежнему с платком на глазах. Сидела на колоде, охала, привязывая лапки к ногам. Светел наклонился помочь. Снегоступы были ветхие, не однажды латанные, да так неумело, что латальщику руки бы оборвать. Дома в подобном дранье стеснялись к морозному амбару выбежать, какое гулять по людным местам.

– Погоди, бабушка, – сказал Светел. – Лапки у тебя совсем изорвались. Ты посиди, новые принесу.

Бросился к своим саням, вытащил плетёные лыжи. Очень удачные, нарядные, маленькие, как раз для женского нетяжёлого тела. Затевал он их, вообще-то, в подарок Ильгре либо милой белянушке, но Нерыжень могла бы и не безобразничать с его гуслями, а Ильгра за такое подношение, пожалуй, высмеяла бы.

– Знакомый узор, – одобрила гадалка, пробежав пальцами по тугим ремням, как по струнам. – Не Пенькова ли знаменитого дела?

– Ну…

– Что «ну»? Спрашивай уже, о чём при всех постеснялся. Ты ведь ради этого мне подарочком поклонился?

Светел вскинул глаза:

– Не, я… я так просто…

И замолк. Мгновение назад был уверен, что вовсе не собирается ни о чём вопрошать, но вдруг понял – если не спросит, умрёт прямо на месте.

– Только помни, – зловеще добавила провидица, – слово, сказанное в урочный час, рождает долгое эхо…

– Бабушка! – выпалил он. – Ты всё знаешь! Скажи, будет ли спета песня о братьях, разлучённых, но отыскавших друг друга?

Вещунья вздохнула. Дотянулась, взъерошила ему волосы. Ощущение было – студёный вихорь с бедовников. Светел едва не шарахнулся. От старухи веяло ледяной жутью. Наверно, как от всякого, кто лишь притворяется человеком.

– Дитятко глупое… Ты спрашиваешь о песне, а сам ещё гуслей не выдолбил, способных её сыграть…

«Я… Как не выдолбил?!»

– Наш путь, – продолжала гадалка, – вправду ведёт к порогу времён, чреватых множеством сказаний и песен… Однако ты убедишься, маленький огонь: иным легендам лучше таковыми и оставаться. Ну, пошла я.

Маленький огонь!.. Никто его так не называл со времён дяди Кербоги. Светел сглотнул, глупо ляпнул:

– Куда же ты, почтенная, в ночь одна собралась? Повременила бы… поезда попутного обождала…

Гадалка слезла с колоды. Потопала новенькими лапками по дворовому снегу. Запасливо убрала старые в наплечный кузовок.

– Недосуг временить. Ждут меня.

Светел вышел с ней за ворота. Подал заплечный кузов. Постоял, глядя, как она уходит через широкую луговину, некогда, верно, заливную и травостойную. Перейдя на ту сторону заметённого русла, путница как будто стала меняться. Распрямилась, стала выше ростом, величественней… Вот подняла руку, сдёрнула надоевший платок. Светел немедля возжелал, чтобы женщина обернулась, хотя какое лицо, какие глаза, когда сама едва различима?.. Он даже не моргал, боясь прозевать, в то же время отчётливо понимая: это может оказаться самым страшным, что он в своей жизни видал. Исчезая за далёким изволоком, пророчица оглянулась. Между небом и землёй на миг вспыхнули два синеватых огня.

Возвращение с орудья

– Все в юности свежи да хороши, – скупо делилась Шерёшка. – Я-то не столь красовалась. Вот Кимиде́я, та солнышко была среди нас. Войдёт – хоромина озарится, волосы пламенами. А как песни играла!

Смелый Ирша спросил недоверчиво:

– Как дяденька Ворон?

Он натягивал на круглое донце берестяной сколотень, распаренный в кипуне. Разноцветные грязи умножались не по дням, горшочки, привезённые из крепости, давно были полны.

– Равнять вздумал, – фыркнула бобылка. – Ворон твой охаверник, бабьей свистулькой балуется, а там песни царские пелись. И воевали за Кимидеюшку небось не безродные с беспортошными, а царственноравный с царевичем!

Тихий Гойчин вкруговую возил плоским голышом по чёрной каменной плитке. Истирал битый желвачок в текучую пыль. Скрип и шорох сперва гневили хозяйку. Потом стали привычны, как дождик по крыше. Однажды минуются, вздохнёт.

– Правда царевич спорился, тётенька? – подала голос Надейка. Она мешала щепоти тёртой вапы с желтком утиных яиц. Испытывала на проклеенных дощечках. Мазать просто так было скучно. Под самодельной кисточкой возникали то окованный уголок скрыни, то печной горб, то Шерёшкина нога в шептуне. Девушка любопытно спросила: – Неужто из высших?

Хозяйка пристукнула по полу клюкой:

– Так я вам, верещагам, все дела праведных и открыла!

Кошка, говорят, не поворчав, не съест, вот и у неё на одно слово сказки выходило по семь слов буркотни.

– Правда твоя, тётенька, – подхватил игру Ирша. – Толку ли открывать! Всё равно Беда унесла.

Шерёшка отмолвила с торжеством:

– А вот не унесла! Доныне славится в Коряжине могучий Гайдияр, Меч Державы, украшение мужества!

Надейка осторожно заметила:

– Только про Кимидею прекрасную мы ничего не слыхали.

– Потому и не слыхали, дурачьё, что она от доблестного царевича лицо отвернула. С царственноравным в покой брачный вошла.

– Да почему же?

– А он песни складывал, что она любила играть.

Ирша поставил сушиться слаженный бурачок. Побежал на кипун за новым сколотнем. Но едва выскочил вон – вернулся с пустыми руками:

– Идут! Дяденька Ворон идёт!

– Чем с дороги потчевать? – всполошилась Шерёшка.

Надейка бросила кисточку, потянулась за костылями.

В сенцах уже топали, обметали валенки вернувшиеся орудники. Ирша вновь бросился вместе с Гойчином в дверь. Налетел прямо на Лыкаша, перелезавшего высокий порог.

– Здорово в избу, государыня Шерёшка!

Вторым вошёл Ворон. За руку втащил перепуганную девчонку. Выставил перед собой. Малявка шарахнулась, он придержал. Некуда деваться, кощеевна съёжилась, заслонилась локтями.

– Можешь ли гораздо, тётя Шерёшка! Вот… принимай детище. Я во имя Владычицы сиротке кров обещал.

– Ты, авосьник беззаботный, по губам ей помазал, а я исполняй? – вскипела бобылка. Слезла с лавки и, хромая, обошла Ворона. – Ещё что кому от худобы моей насулил?

У него шелушилась под глазами тонкая кожа, накусанная морозом, в волосах таяли последние звёздочки куржи. Глаза смеялись, но ответил Ворон смиренно:

– Больше ничего, тётенька.

Шерёшка встала на цыпочки, дотянулась, строго взлохматила подзатыльником чёрно-свинцовые пряди:

– Где страшливую такую добыл?

А сама глаз не сводила с бронзовых кудрей на детской макушке.

– Где добыл, там больше нету, – улыбнулся Ворон. – А робеть она сейчас только робеет. Доро́гой два раза сбега́ла месть мстить. Погодь, отогреется – замаешься укрощать.

– Братик, блюдо добыл ли? – обрела голос Надейка.

«Братик?» Между острыми локтями блеснул любопытный глаз. Ворон оставил подопечную, сгрёб в охапку наглядышей, сел к Надейке, обнял и её тоже. Стал рассказывать. Скоро начался смех.

Лыкаш поставил на хло́пот принесённый коробок, поднял крышку.

– Мы, государыня, путём в кружало зашли. Я чёрной соли для тебя прикупил…

Цыпля, оставленная общим вниманием, уже двумя глазами обводила избу. Невеличка-девушка всё гладила Ворона по плечам, забывала утирать счастливые слёзы: жив вернулся! Два подлётка наперебой выпытывали про орудье. Ворон то загадочно отмалчивался, то страшным шёпотом поверял тайны – одна другой забавнее.