Виржини Гримальди - Ты поймешь, когда повзрослеешь

• Название: Ты поймешь, когда повзрослеешь
• Автор: Виржини Гримальди
• Жанр: Психология, личное

Жизнь не всегда похожа на зебру – порой черная полоса никак не желает заканчиваться, а белой пока не видно. Если вы чувствуете, что это про вас, срочно открывайте эту книгу! Ее героиня Джулия теряет отца и, спасаясь от пустоты в душе, уезжает работать психологом в дом престарелых, где окунается в совершенно иную жизнь. День ото дня взбалмошные и строптивые постояльцы учат ее с улыбкой преодолевать трудности и возвращают веру в себя. Полная юмора и неожиданных поворотов, книга Виржини Гримальди заставит вас плакать и смеяться, сопереживать героям и радоваться их маленьким победам, а пример Джулии вдохновит изменить свою жизнь и вновь наполнить ее смыслом.

---

Меня и моего убийцу разделяют всего несколько метров, и я уже чувствую его руки на своей шее. Глупо, конечно, умереть в тридцать два года. В неотвратимости своей кончины я не сомневалась, учитывая, что ему нужно сделать всего пару шагов, чтобы расправиться с жертвой. В момент истины на грани небытия я вдруг сообразила, что пытаюсь открыть дверь ключом от студии, а не от флигеля. У меня перехватило дыхание и я вскрикнула от облегчения, когда увидела перед собой зияющий проем. Захлопнув дверь, я взлетела по лестнице и заперлась в студии, чутко прислушиваясь к тому, что происходит снаружи.

Минут через сорок пришлось признать, что только мертвая тишина следовала за мной по пятам. Но только через два часа мои мышцы расслабились, зубы перестали выбивать чечетку и сердце застучало в нормальном ритме.

Со мной иногда бывает, что я завожусь с пол-оборота и не могу успокоиться…

8

– Как вы себя чувствуете сегодня?

Луиза была первой пациенткой моего первого рабочего дня. Она что-то вязала, сидя в кресле спиной к широкому окну, когда я взяла стул и села напротив. У нее немного подрагивали руки и голова, и это было проявлением старости. Я тоже вся тряслась, но от волнения и страха.

Комната была явно перегружена вещами. Разрозненные предметы мебели, безделушки, фотокарточки в рамках, книги, вязаные изделия… Видимо, для хозяйки каждая вещь имела особое значение, и она тщательно отбирала те, что останутся с ней до последнего дня жизни.

– С каждым днем все лучше, – ответила она, отложив в сторону вязание, пока я заносила в блокнот ее ответы. – Вы ведь знаете, что я здесь недавно?

– Да, я читала ваше досье. Если не ошибаюсь, вы поселились здесь три месяца назад?

– Вы не ошиблись, скоро три месяца. Сначала я пять недель провела в клинике после этого дурацкого удара, а потом врачи объявили, что я не могу обходиться без посторонней помощи и мне нельзя вернуться домой. Мои дети определили меня сюда. Кажется, это лучшее заведение во всем регионе. На самом деле, мне здесь не так уж и плохо…

– Луиза, вы хотите, чтобы мы поговорили об этом инциденте?

– Да мне, собственно, нечего вам сказать. Я пошла в магазин и вдруг – бах, лежу без сознания на полу. А когда через несколько дней я пришла в себя, оказалось, у меня выпали из памяти целых сорок лет моей жизни. Только представьте себе! Сорок лет испарились за несколько секунд!

– Что вы при этом почувствовали?

– Это был кромешный ад. В год моего тридцатилетия в доме, где жили мы с мужем и детьми, вспыхнул пожар. Огонь уничтожил все, абсолютно все. Мы потеряли наш дом, мебель, документы, одежду… Но больше всего меня опечалила утрата воспоминаний: фотографии детей, когда они были маленькими, слайды, их рисунки, стихи, письма, которые они писали из летних лагерей, фотографии моих родителей и нашей свадьбы…

Когда нет всех этих вещей, – продолжала она, – память не имеет права нам изменять, потому что у нее нет дублеров… Ой, какая же я идиотка, ничего не предложила вам выпить. Что вы предпочитаете: чай, кофе, шоколад? Дочь подарила мне очень умную машину: вкладываешь капсулу – и она сама готовит горячий напиток.

Лучше бы вы догадались предложить мне виски.

– Если можно, шоколад, спасибо! Итак, мы говорили о вашей памяти.

– Я не забыла! – возразила она, направляясь на крохотную кухню. – Моя оперативная память, то есть память на текущие события, к счастью, работает очень хорошо. Я вам рассказала о пожаре, чтобы вы лучше поняли, что я в тот момент ощутила. Тяжела даже утрата материальных воспоминаний, но это не сравнить с тем, что я почувствовала, когда мне объявили, что сорок лет жизни выпали из моей памяти. Вы только представьте себе, сорок лет назад моим детям не было и двадцати, мой муж был еще жив, сама я была молодой, а моих внуков еще не было и в помине… Я уж не говорю о мобильных телефонах, дюжинах телевизионных программ, интернете и серьгах в носу!

Читая ее досье, я почти завидовала Луизе, забывшей часть своей жизни. Я бы многое отдала, чтобы стереть из памяти последние полгода. Но глядя, как она с трудом сдерживает слезы, я не испытывала к ней ни капли зависти.

– Спасибо, – сказала я, когда она протянула мне чашку. – А как вам удалось примириться с этой ситуацией?

– Все просто, – произнесла она, слегка пожимая плечами, как будто это было пустяковым делом. – Выбор у меня был небольшой: либо я не приму эту ситуацию и до скончания дней буду несчастной, либо я ее приму и проживу без особых тревог и волнений оставшиеся мне годы. У меня всегда был вкус к счастью.

– Какая прекрасная философия!

– Знаете, мне очень повезло. Мне восемьдесят четыре года, а я до сих пор слышу щебетание птиц, могу читать в одной паре очков, и у меня даже осталось несколько своих зубов. Немногие сохраняют такую хорошую форму в моем возрасте. Кроме того, прошлое ведь на самом деле не исчезло – я просто его забыла, вот и все. Мои дети, внуки, мои близкие помнят об этих сорока годах, значит, они были.

Она встала и взяла с буфета фотографию в рамке.

– Посмотрите, – сказала она. – Это мои дети и внуки пятнадцать лет назад. Тут не хватает только моего последнего внука и двух правнуков, они родились позже. Это один из немногих снимков, где мы все вместе. У меня четверо детей, десять внуков и два правнука, и все они буквально утопили меня в своей любви, после того как я пришла в себя. Так что, поверьте, у меня нет причин чувствовать себя несчастной. У вас большая семья?

Я кивнула и сменила тему разговора.

– Если бы я попросила вас оценить уровень вашего душевного состояния по десятибалльной шкале, что бы вы сказали?

Луиза, почти не раздумывая, произнесла:

– Я бы сказала – 9. Мои пробуждения отнимают одно очко. Мне нужно целых десять минут, чтобы вытащить себя из постели. В эти моменты мне кажется, что я маленький клочок бумаги, свернутый в восемь раз, и разворачивать его нужно с особой осторожностью – он такой ветхий, что может легко порваться.

Она внимательно смотрела на меня, пока я записывала информацию в блокнот, и вдруг спросила:

– А вы? Как бы вы оценили уровень вашего счастья по десятибалльной шкале?

9

В этот день на обед было пюре с сосисками. Меню, написанное крупными буквами и висевшее на доске объявлений, выглядело так величественно, будто оно было предметом особой гордости всего населения «Тамариска». Едва пробило половина двенадцатого, как обитатели дома престарелых накинулись на основное блюдо. Может быть, им казалось, что так быстрее пройдет день?

В столовой накрывали пять столов, отстоявших друг от друга на большом расстоянии, чтобы можно было свободно проехать в инвалидном кресле или проковылять с ходунками. Грег объяснил мне вчера, что персонал по очереди дежурит в столовой. «Ключевое слово в «Тамариске» – «многофункциональность», – сказал он. Главное, чтобы мне не пришлось подмывать их после туалета, все остальное меня пока устраивает.

Сегодня Изабелль и маленькая блондинка как заводные крутились вокруг пансионеров, обслуживая их и помогая некоторым поднести ложку ко рту. Грег кивнул мне на стол, предназначенный для персонала. Я села, и он представил меня моим новым коллегам. Директриса Анн-Мари была так занята разрезанием сосиски на мелкие кусочки, что не удостоила меня даже кивка. Я познакомилась с теми, кто работал на полную ставку: с врачом-координатором Жан-Полем, санитаркой Сарой, массажисткой Лорой, медбратом Муссой и помощником директора по административной части Стефанией.

– Ты уже знаешь Изабелль из службы размещения, а нашу вторую санитарку зовут Марин, – продолжал Грег. Обе они в это время пытались убедить одну старушку, что пюре сделано не из полуфабриката.

Как только я села за стол, на меня посыпался град вопросов. Мне даже показалось, что передо мной арестанты, давно отрезанные от внешнего мира и наконец встретившие свежего человека.

– Да, я приехала из Парижа, хотя родом из этих мест; у меня нет ни детей, ни животных; в клинике эстетической хирургии; только операцию по смене пола; да, я пошутила; не замужем; не занимаюсь спортом; мне нравится моя работа; я сказала это не для того, чтобы произвести впечатление на Анн-Мари; тридцать два года.

Они так утомили меня вопросами, что я готова была продемонстрировать им результаты своих самых интимных анализов, например влагалищного мазка. Внезапно мужской голос прервал нашу беседу.

– Пусть виновный сам признается, или я подам жалобу на всех вас! – прорычал пожилой мужчина, вытянувшись во весь рост, как гвардеец на посту.

– Что опять произошло, Леон? – спросила Марин, закатив глаза к небу.

– Произошло то, что у меня пропала вставная челюсть, пока я ходил в туалет. Я положил ее на салфетку, и она исчезла.

– Но зачем вы сняли протез? – спросила Изабелль.

– Я предпочитаю есть пюре без протеза. Ведь я имею право делать то, что мне нравится?