Веста Спиваковская - Громче, чем тишина. Первая в России книга о семейном киднеппинге

• Название: Громче, чем тишина. Первая в России книга о семейном киднеппинге
• Автор: Веста Спиваковская
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-4461-0858-9

Эта история – смесь судебного произвола, слепых пятен в законе, клеветнических инсценировок и несправедливых обвинений. Конфликт, вышедший за пределы одной семьи, связавший судьбы сотен людей по всей стране и даже за ее пределами.

Автор книги – Веста Спиваковская – журналистка, колумнистка, теле- и радиоведущая – столкнулась с проблемой, которая стала настоящим стихийным бедствием, но при этом остается незаметной для большинства граждан страны. В 2010 году муж решил навсегда разлучить ее с дочерью.

По данным международных правозащитных организаций в России ежегодно исчезает более 55 тысяч несовершеннолетних детей. Семейный киднеппинг в России не регулируется на законодательном уровне и не обсуждается в обществе. Он объединяет родителей в борьбе за свои права, но при этом оставляет их в «одиночной капсуле» собственного горя.

Эта книга – не просто авторская исповедь. Ее задача – вывести проблему семейного киднеппинга в область публичной дискуссии. Она посвящается родителям – матерям и отцам, – которые попали в похожую ситуацию, но не отчаиваются и не сдаются. А также всем небезразличным людям, которые борются с насилием на законодательном, общественном и личном уровне.

---

– Вам нужна Харьковская? Так это не конец! – у таксиста, кажется, поднялось настроение, и он решил поддержать мою игру: «Не местная – не умничай!»

– А где же тогда конец? – уточнила я, попутно размышляя, что за Харьковской город, кажется, вовсе заканчивается и дорога уходит в направлении курорта с гордым названием Широкая Балка.

Надо сказать, что населенный пункт – урочище Широкая Балка значит для меня больше, чем простое географическое обозначение на карте. Именно дорогу в Широкую Балку я неоднократно сравнивала то с Монте-Карло, то с Монтенегро из-за красивой горной автострады, разрезающей пейзаж на парящие бескрайние холмы и зависшие в морской глади корабли. Завораживающий вид! Редкие виноградники, выцветшие домишки. Вдали, за горой Колдун, виден кусочек моря и всегда одинокая, будто нарисованная, нефтяная баржа. Здесь начинается не разбавленная урбанизмом романтика, за которой приезжает искушенный турист. Извилистые повороты захватывают дыхание, а атмосфера безмятежности и вечности врывается вместе с ветром в открытое окно автомобиля. Это и был единственно верный путь. Это и была свобода. Или нет, точнее: непереводимое ни на один язык слово «воля». Эта наполненная летом и молодостью дорога в Широкую Балку осталась у меня в почти потерянном прошлом, если время, конечно, делится на какие-то временные слои.

– Конец – это Широкая Балка! – пошутил таксист, а может, просто захотел на мне подзаработать.

– О, да! Широкая Балка – всем концам конец! – согласилась я, понимая, что таксист как никто лучше выразил то, что происходит со мной в последнее время.

13 сентября, ровно год назад, я в последний раз обнимала свою крошку. С тех пор это было самое сложное для меня, самое неприкаянное воспоминание.

Глава 4

Широкая Балка оказалась не только концом дороги, ведущим из портового города-героя к многочисленным санаториям и здравницам, но и своеобразным венком, возложенным на могилу моего прошлого. Именно здесь цветная кинолента резко прервалась – ее зажевало неизвестное доселе устройство, на месте привычной картинки появились размытые цвета, треск и грохот, а затем казалось, что экран и вовсе погас. Даже сейчас, спустя несколько лет, ту поломку кинопроектора нашей жизни по-прежнему невозможно переоценить. И тот день вновь и вновь отравленной стрелой пронзает мою память.

Итак, 20 августа 2010 года я села на поезд, идущий из Санкт-Петербурга в Новороссийск. Двое суток пути пронеслись незаметно – все это время я пыталась осмыслить события последних дней. С одной стороны, я предвкушала долгожданную встречу с дочкой, ведь мы еще никогда не расставались так надолго – на целое лето. С другой – из головы не выходил последний разговор со свекровью. Лариса отвечала на вопросы о Ксюше так, словно нас с дочкой ничего не связывало, а меня вообще не существовало в их жизни. Наверное, у свекрови за лето разыгрался материнский инстинкт, успокаивала я себя, разглядывая людей на редких полустанках.

«Этого можно было ожидать, – я пыталась мыслить здраво и логично, представляя себе свекровь, погрузившуюся в заботу о внучке. – Во-первых, Ксюша на редкость чудесный и разумный ребенок. Во-вторых, Лариса, родив троих сыновей, всю жизнь мечтала о дочери». Я вспомнила взгляд свекрови, когда она впервые пришла в роддом и увидела мою крошку. И затем она приходила каждый день, хотя ее помощь совсем не требовалась, и тогда я попросила Рому сократить количество ее визитов. Потом в памяти всплыло, как Лариса хранила самодельные маленькие платья, сшитые еще ее прабабушкой. Прошлым летом она любовно наряжала в них подросшую Ксюшу. В-третьих, размышляла я, всем известны истории переноса материнских чувств на внуков. Принимая во внимание тот факт, что все трое сыновей росли не с Ларисой, тогда еще молодой студенткой, а воспитывались до семи лет ее матерью, под тем же самым, кстати, южным солнцем, становится понятно, как долго материнские чувства подавлялись и ждали своего часа.

Все пять лет знакомства с Ромой летом мы приезжали в Широкую Балку, на берег Черного моря, в родовое гнездо мужа. Если верить экскурсоводам – небольшое садоводство Широкой Балки граничило с заповедными территориями, горой Колдун и бывшей резиденцией царицы Боспорского царства. Мы с Ромой исследовали все окрестности, вместе погружались в историю, любили друг друга и собирали заповедные сосновые шишки, которые затем хранили как воспоминание о южных ночах. Еще до рождения Ксюши в 2008-м в этих живописных районах Черноморского побережья я вела фотодневник своей долгожданной беременности. Впервые в Широкую Балку Ксюшка приехала, когда ей было шесть месяцев. На южном солнце, всего за месяц, у нее прорезалось сразу восемь первых зубов. Было жаркое время во всех смыслах. Ксюша плохо спала, и я тоже, но особенно сложно было ужиться со свекровью, которая могла бесцеремонно подойти и забрать Ксюшу прямо во время кормления грудью. Несмотря на мое едва сдерживаемое возмущение, Лариса настаивала на отлучении от груди после полугода кормления и напускала на себя вид благодетельницы, которая спасает меня – изнемогающую мать. Договориться со свекровью мог только Рома, который приезжал к нам во время отпуска и обычно резко, а порой жестоко ставил мать на место. По-другому с ней не получалось. Свекровь всегда тихо проглатывала обиду.

Возвращаясь в Петербург после летнего отдыха, свекровь также не упускала случая остаться с внучкой наедине. Я редко обращалась к Ларисе за помощью, но всегда знала, что она не откажет. Детский садик, который нашла бабушка, находился во дворе дома, где она жила с мужем и сыновьями. Когда были улажены все формальности с документами для садика, свекровь предложила нам отправить ее вдвоем с Ксюшей на отдых в Широкую Балку.

К тому времени у нас с Ромой появилась трещина в отношениях – было нужно время, чтобы вдвоем разобраться с накопившимися разногласиями. Параллельно мне предстояло открытие персональной выставки фотографий, а Роме – выход на новую работу в Москве. К тому же мы собирались расплатиться с ипотечным кредитом за квартиру, который оформили, когда только готовились стать родителями.

Отношения со свекровью у меня всегда были натянутыми. Поведение Ларисы не изменилось даже тогда, когда ребенок стал открыто отказываться идти с ней на прогулку. Свекровь делала вид, что не замечает этого. Непрошеные советы и визиты ее в наш дом участились, а скрытое соперничество свекрови со мной в вопросах воспитания ребенка удавалось сдерживать только Роме. Но поскольку летняя поездка ребенка в Широкую Балку считалась в нашей семье обязательной, мы, взвесив все «за» и «против», решили отправить Ксюшу с бабушкой. Лариса обрадовалась и тут же начала приготовления к отдыху, составив список из не менее чем ста заболеваний, с которыми могла столкнуться абсолютно здоровая Ксюша.

Глава 5

До Новороссийска оставались считаные минуты, в нетерпении я вышла в тамбур со своей небольшой сумочкой. Последующие воспоминания принимают форму протокола.

В 10 утра 22 августа 2010 года я вышла из поезда на платформу раскаленного жарой Новороссийска. Поймала такси и, не заезжая на центральный рынок за фруктами, рванула в Широкую Балку. Вещей с собой у меня почти не было – только книжки для Ксюши, подарки и ее любимый Чебурашка. Я крепко сжимала игрушку в руке, словно этот говорящий Чебурашка мог гарантировать привычную, ускользавшую от меня реальность. Интересно, Ксюша до сих пор считает Чебурашку девочкой? Несмотря на грызущее душу волнение, я смогла улыбнуться этому безобидному ушастому существу, какого бы пола оно ни было…

Машина остановилась возле дома, в котором я гостила несметное количество раз. Дачная соседка Неля, по своему обыкновению, немедленно начала скандалить с таксистом из-за того, что он посмел въехать в ворота, которые «только для своих». Но на этот классический кубанский спор я уже не обращала внимания. Вопреки ожиданиям, никто не выбежал мне навстречу, и возле дачи не было ни души.

– Ксюша! Рома! – позвала я. И сразу успокоилась, решив, что, скорее всего, они ушли на море. Водные процедуры до полудня всегда числились в списке семейных традиций.

Таксист продолжал парировать соседке Неле. Я долго стучала в дверь, пока не появилась свекровь. Увидев ее, я отступила назад. Лицо Ларисы не выражало не то что радости, но даже равнодушия.

– Ах, вот вы где! А где же Ксюша?

Поджав губы, свекровь демонстративно молчала, враждебно поглядывая то на меня, то на ругающихся таксиста с соседкой. Затем она начала что-то тихо бормотать себе под нос и тревожно всматриваться в заросли возле дороги, будто в них мог кто-то прятаться. Соседка Неля тем временем закрыла ворота, заблокировав тем самым таксисту выезд на дорогу. Видимо, она желала показать, кто здесь главный. Таксист громко пыхтел за своей баранкой, решительно газовал, включая то задний ход, то подавая вперед. Высовывался всем своим дородным телом в переднее окно «жигулей» и ругал Нелю сочными и перчеными, одному ему известными армянскими проклятиями.