Константин Соловьёв - Геносказка (сборник)

• Название: Геносказка (сборник)
• Автор: Константин Соловьёв
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-9922-2261-6

Не все сказки можно рассказывать детям. Например, сказку про одно далекое-далекое королевство, в котором однажды потеряли то, что терять ни в коем случае нельзя было – человеческий геном. С тех пор люди там только именуются людьми, а на вид – истые чудовища. У кого жабьи лапы, у кого и вовсе щупальца вместо рук… Впрочем, есть в этой сказке и волшебство, только мало кто хочет испытать его на себе. Потому что волшебство творят геноведьмы, создания крайне опасные, злобные и давно утерявшие свою человеческую сущность. Именно они превращают принцев в лягушек, обрекают на вечный сон принцесс, вселяют жизнь в деревянных кукол и занимаются прочими вещами, столь же опасными, сколь и жуткими.

Гензелю и Гретель, главным героям этой недетской сказки, с геномагией приходится сталкиваться на каждом шагу. Их ждут отравленные нейротоксинами яблоки и зачарованные принцессы, живущие на крыше любители варенья и двери за фальшивым камином, русалки, отдавшие голос ради встречи с возлюбленным, и смертельно опасные девочки с голубыми волосами… Брату с сестрой постоянно придется держаться настороже, чтобы выжить, но это неудивительно. В мире генетической магии, как известно, не бывает добрых сказок…

---

– Закончилось, конечно, как обычно? – Гензель не скрывал разочарования. Большой знаток подобных историй, он знал несколько дюжин подобных концовок. – Они полюбили друг друга и жили вместе еще сто лет в любви и почете?

Голос геноведьмы стал прохладней. Может, всего на полградуса, но Гензель это отчетливо почувствовал. Вероятно, это был лишь порыв прохладного воздуха, донесшийся из огромных легких мясного дома?..

– Ты-то любишь сказки, Гензель?

Он смутился.

– Не то чтобы люблю… Но кое-что знаю.

– Мой брат знает все сказки на свете, – невпопад похвасталась Гретель, вытирая рукавом испачканное после трапезы лицо.

Геноведьма задумчиво провела пальцем по своему идеально очерченному подбородку.

– Не все сказки, которые рассказывают о геночарах и геноведьмах, правдивы. Люди, которые их рассказывают, часто предпочитают искажать то, чего не понимают, или изменять концовки, которые им не по вкусу. Наверно, это тоже часть человеческой природы. Они хотят, чтобы геночары выглядели загадочными и прекрасными, но совершенно не желают узнавать их подноготной. Подлинное описание процесса делает сказку скучной, а настоящие события – страшной. Если бы сказки рассказывали сами геноведьмы, никто не стал бы их слушать, а дети разбегались бы, плача…

– Так чем закончилась история с тригинтадуоном и его женой?

– История закончилась тем, что бывшая Рыбохвостка родила от него. Наивная душа. Впрочем, многие убийцы чересчур наивны, это их губит… Заполучив прекрасный фенотип, она забыла, что внутри ее генотипа скрывается грязь генетической скверны. Забыть про содержание, упиваясь изысканной формой, – это ведь так по-человечески, верно?.. То ли она понадеялась, что сила любви исправит то, чего не смогли исправить лучшие генетические технологии мертвой ведьмы, то ли просто уверилась в том, что чиста и здорова, разглядывая в зеркало свое новое тело…

– Кто у нее родился? – взволнованно спросила Гретель. Судя по тому, как сжались ее губы, она не ожидала хорошей концовки.

– Иногда бывает такое, что в семье чистых кровью аристократов рождается что-то нелицеприятное, иногда с лишней парой ушей или стрекозиными глазами. Ты ведь знаешь, Гретель, что один процент порченого генома, особенно объединенный с таким же у второго родителя, может привести к чудовищным последствиям? Ну конечно же знаешь. Как глубоко мы ни погрузились бы в чертоги геномагии, всех ее законов и принципов нам никогда не познать. Включая принципы наследования. Какая сила в мире отвечает за то, какими хромосомами вы наделите свое дитя?.. У двух квартеронов, в каждом из которых по пятнадцать процентов порченой крови, может родиться вполне здоровый ребенок, у которого процент будет не выше десяти. Вопрос лишь в том, что он возьмет от своих родителей… Представь, что будет, если взять ведро, насыпать в него поровну чечевицы и фасоли, а потом запускать туда вслепую руку. Вероятность того, что ты вытащишь, чечевицу или фасолину, будет приблизительно одинакова. Но даже если наполнишь ведро почти одной фасолью, всегда остается мельчайший шанс, что вытащишь чечевицу, так ведь? Точно так же крошечный генетический брак почти чистокровных родителей может вызывать непредсказуемые уродства плода. Подобные уродства часты в благородных домах, поскольку, как я уже сказала, многие сеньоры отнюдь не настолько чисты кровью, как записано в их генетических картах.

– Ее муж не был чист? – настороженно спросил Гензель. Эта история ему с самого начала не понравилась.

– К несчастью для Рыбохвостки, ее муж был самым настоящим тригинтадуоном с минимумом примесей в геноме. А вот она от рождения была самым настоящим мулом – с соответствующим приданым. Это был союз красавицы и чудовища. Только чудовищем была она сама. А такие союзы, как правило, обречены…

– Ребенок их тоже был мулом? – спросила Гретель удивительно спокойным тоном, который не понравился Гензелю: очень уж по-деловому это прозвучало.

Геноведьма покачала головой.

– Он не был мулом. Семьдесят восемь процентов бракованного генома. Больше половины. Это даже не мул, это человекоподобное чудовище. Таких обычно изгоняют из города, если попросту не убивают при родах.

Гензель машинально стиснул зубы, забыв про еду. Да, то, что рассказывала геноведьма, было плохой, крайне плохой сказкой. По крайней мере, он не был уверен в том, что захочет кому-то ее пересказать.

– Их ребенок был с тремя недоразвитыми руками, сплющенной головой и расколотой волчьей пастью. От своей матери он унаследовал чешую и сильный голос. Говорят, когда он кричал, лопались стекла в дворцовом лазарете… Счастливый отец, ослепленный любовью, весьма быстро обрел ясность зрения. Через час его избраннице насильно сделали генетическую пробу. Через три – Рыбохвостку заживо четвертовал на плахе королевский палач. Говорят, в наказание за ее коварство тригинтадуон повелел каждый год сбрасывать на ее безымянную могилу телегу протухших рыбьих хвостов… В городе, где она жила, эта могила даже стала местной достопримечательностью. Вот так закончилась история про одну наивную девицу и одну глупую ведьму.

– А что сталось с… ребенком? – спросил Гензель против воли.

Но геноведьма лишь пожала плечами:

– Не имею представления. Должно быть, свернули шею и скинули в подвал. Вы даже не представляете, как часто под дворцами встречаются подвалы, набитые плодами несчастной любви…

– Это… плохая сказка, – выдавил из себя Гензель.

Геноведьма мягко коснулась его плеча. Рука у нее была невесомой, а кожа – почти такой же бледной, как у Гретель.

– Зато подлинная до последней точки. Ну а теперь ваш черед рассказывать, зверята. Я уже знаю, что вы из Шлараффенланда, но все еще не представляю, что заставило вас безрассудно углубиться в Ярнвид. Вы ведь, наверно, понимаете, что это не лучшее место для прогулок?

Гензель тщетно пытался нащупать взгляд сестры, сам не зная для чего. Предупредить ее? О чем? Намекнуть, чтобы не откровенничала с геноведьмой? Тоже бессмысленно. Что толку скрывать правду, особенно сейчас, когда они оказались заложниками чужой воли? И пусть воля эта пока что служила им спасением, Гензелю отчего-то не хотелось излишне злоупотреблять чужим гостеприимством. Особенно гостеприимством геноведьмы.

Когда-то давным-давно, когда Гретель только начинала свое обучение, Гензель набрался смелости и спросил у мастера Холдейна про геноведьм. Геномастера таких разговоров обыкновенно не любили, а рассказы о геноведьмах часто объявляли досужими домыслами и базарным враньем. Известное дело. Скрючит какую-нибудь старуху из Шлараффенланда застарелой генетической хворью, много лет спавшей в организме, – она первым делом геноведьму помянет, которая наверняка окажется ее соседкой. Вылезет у рабочего с фабрики чирей на причинном месте – он, конечно, неведомую геноведьму проклянет, мол, навела порчу… На геноведьму можно было списать болезнетворную мутацию риса на полях и новорожденного безголового теленка у коровы. Раковую опухоль и невкусный обед. Засохший сад и скверное настроение.

Но мастер Холдейн не стал говорить ничего такого.

«Всякие есть ведьмы на этом свете, – задумчиво сказал он, откладывая книгу, в которой что-то показывал Гретель. – Иные среди них – старательные и даже талантливые люди, которые из-за излишнего количества порочной крови не имеют права на поступление в наш закрытый цех. Но есть и другие. Этих гонят вперед жадность и зависть. Как правило, такие люди сами пребывают в плачевном генетическом состоянии и уверены, что изучение запретных технологий поможет им обрести счастье через трансформацию собственного тела… А жадность и зависть, Гензель, мой мальчик, реагируя друг с другом, всегда на выходе производят злость. Злость к тем людям, которые чувствуют себя хорошо без генетических чар. Отсюда все эти проклятия, яды и превращения. Человек, отправившийся по темной тропинке запретной геномагии, обречен неизбежно меняться с каждым шагом, и чем дальше эта тропинка его заведет, тем меньше в нем останется искреннего и человеческого. Привыкая играть с геномом, как с детскими кубиками, многие утрачивают чувство меры, а вместе с ним – адекватность в оценке и суждениях. Впрочем, как я уже сказал, всякие бывают ведьмы… Приходилось мне знать и таких, что производили вполне хорошее впечатление. Тут, малыш, все зависит от мотивов, от устремлений души…»

– Ну, что молчите? – спросила их геноведьма нетерпеливо. Закончив собственный рассказ, она вернула себе благодушное настроение, на губах опять мелькала улыбка. – Неужели это такая жуткая тайна, что вы не можете ею поделиться?

Гензель вздохнул. Кажется, за угощение и кров придется расплачиваться собственной историей. Если подумать, не такой уж и плохой обмен. По крайней мере, ничем им не грозящий.

– Это все Мачеха, – неохотно начал он. – Из-за нее все. В общем, дело такое… Город у нас не очень чистый, хватает и мулов, и болезней всяких. А дети год от году рождаются все страшнее и страшнее. Раньше, говорят, половина Шлараффенланда окторонами была, то есть максимум шесть процентов порченого генома, а мулов – тех почти вовсе не было…