Мэри Брахт - Белая хризантема

• Название: Белая хризантема
• Автор: Мэри Брахт
• Жанр: Зарубежное современное
• Год: 2018
• ISBN: 978-5-86471-790-5

Корея, 1943-й. Хане шестнадцать лет, она никогда не покидала родной остров Чеджу, родилась и выросла под японской оккупацией. Она из рода хэнё – женщины моря, ныряльщицы. Ее младшая сестра никак не может дождаться того дня, когда и она станет хэнё. Две девочки счастливы в своем маленьком идиллическом мире на берегу океана, но однажды судьба разлучает их, отправив Хану в чужие края, уготовив ей тяжкие испытания. Однако женщины моря сильны и упорны, и Хана не оставляет надежды когда-нибудь найти свой дом.

Южная Корея, 2011-й. Больше шестидесяти лет Эми старалась забыть то, что случилось с ней и сестрой в детстве. Но на закате жизни, чтобы примириться с собой, она должна взглянуть в лицо прошлому и вспомнить все. А может, и найти наконец сестру. “Белая хризантема” – драматическая и трогательная история о двух сестрах, разлученных насилием и войной, чья любовь друг к другу настолько сильна, что способна противостоять даже историческим бурям.

---

– Не знаю, – виновато ответила она.

Девушки, съежившись, покачивались в унисон с паромом. Ей нечем было их утешить. В памяти всплыли рассказы односельчан. Никто из увезенных девушек не вернулся. Их скорбящим родителям не прислали мечей и благодарственных грамот. Девушки просто исчезли. До родины доходили лишь слухи, которые скрывали от оставшихся детей.

* * *

Вскоре после того как Хана стала полноправной хэнё, она подслушала на рынке приглушенный разговор двух женщин о деревенской девочке, которую нашли на северной стороне острова.

– Вся больная и умом тронулась после того изнасилования, – сказала одна.

Хана насторожилась, она толком не знала, что такое “изнасилование”, и подобралась ближе – вдруг разъяснится.

– Отцу приходится прятать ее дома. Совсем дикая… чисто животное.

Другая женщина скорбно покачала головой и опустила глаза.

– Никто на нее больше и не посмотрит, даже если чудом поправится. Бедняжка.

– Да, бедная девочка и бедный отец. Позор сведет его в могилу.

– Еще бы, такой удар.

Женщины продолжили причитать, но Хана так и не поняла, почему девочка одичала, а отцу грозит безвременная кончина. Вечером она спросила у матери.

– Где ты услышала это слово? – всполошилась та, будто Хана совершила невиданный проступок.

– На рынке, женщины говорили о девушке, которую забрали солдаты.

Мать со вздохом вернулась к шитью. Они сидели в молчании. Хана смотрела, как мать штопает купальные шорты. Иголка так и порхала, завораживая Хану. Погружение в море, шитье, стряпня, уборка, починка, огородничество – всем этим мать владела в совершенстве.

– Ты, наверно, сама не знаешь, что это такое, – пожала плечами Хана, не сомневаясь, что мать возмутится и ответит.

– Если скажу, то слов уже не воротишь. Ты правда хочешь узнать? – Мать не отвела глаз от штопки, и вопрос повис между нею и дочерью мрачноватым облачком.

Хана хотела. Она это заслужила. В конце концов, она теперь тоже ныряльщица, ежедневно сталкивается с теми же опасностями, что и старшие женщины, – штормы, акулы, каждый день рискует утонуть. Она уже взрослая. Даже соседские парни отпускают шуточки о женитьбе, когда она мимо проходит.

Один ей даже нравился. Самый высокий и самый смуглый, но с удивительно ясными глазами и чудесной улыбкой. И вроде бы поумнее других, поскольку не отпускал шуточки ей вслед – в отличие от приятелей. Он регулярно покупал у них моллюсков на рынке и всегда заводил с матерью и Ханой вежливую беседу. Его отец был учителем, но в школах теперь преподавали японцы, и парню пришлось пойти в рыбаки. У юноши были две младшие сестры, и ему понадобится хорошая жена, которая будет рада обществу девочек. Хана не знала, как его звать, но однажды узнает. Возможно, когда рядом будет ее отец, он и спросит, а потом они, может быть, обручатся.

– Да, – ответила Хана. – Я хочу знать.

– Ладно, тогда скажу, – бесцветным голосом проговорила мать. – Изнасилование – это когда мужчина силой заставляет женщину с ним лечь.

Хана вспыхнула, а мать продолжила:

– Но если насилуют солдаты, то дело не ограничивается одним разом. Ту девушку заставили лечь с собой много-много солдат.

– Зачем им это? – выдавила Хана, чувствуя, как горит лицо.

– Японцы считают, что это укрепит солдат. Позволит выиграть войну. Они думают, что имеют право получать удовольствие даже вдали от дома, потому что на фронте рискуют за императора жизнью. Они настолько уверены в этом, что забирают наших девушек и развозят по всему белу свету. Но этой повезло, ее оставили дома.

И мать выжидающе посмотрела на Хану, но та молчала. Тогда мать встала и протянула ей купальные шорты. Хана уставилась на безукоризненную штопку. Она понимала, что означает лечь с мужчиной, – во всяком случае, имела об этом некоторое представление. Самого действа она ни разу не видела, но иногда слышала по ночам, когда родители думали, что она спит. Шепот, тихий смех матери, сдавленные стоны отца. Она не понимала, как можно к этому принудить и что будет делать с женщиной сразу много-много солдат. Мать сказала, что той девушке повезло, что она осталась дома. Хана не стала передавать слов женщин об отце бедняжки, которого случившееся сведет в могилу.

* * *

Дверь каюты открылась, пропуская двух солдат. С минуту они разглядывали девушек и выбрали одну – скорее всего, наугад. Девушка слабо запротестовала, и один из солдат наотмашь ударил ее. Она замолкла, потрясенная неожиданным ударом. Второй солдат продолжал разглядывать девушек.

– Девушка-хэнё, на выход! Капрал Моримото требует тебя.

Хана узнала голос водителя грузовика, но не шевельнулась.

– Давай поторапливайся, тебя зовут.

В воздухе разлилось тревожное ожидание. Девушки наверняка уставились на нее, и он вот-вот догадается, кто ему нужен. Боясь выдать себя малейшим движением, Хана замерла, вот только все тело ее сотрясала мелкая дрожь. Солдат наверняка вычислит ее по этой дрожи.

На другом конце каюты послышался высокий голос:

– Здесь нет хэнё. Вы, должно быть, ошиблись дверью.

Девушки согласно загомонили, но водитель уже заметил Хану.

– Вон ты – да-да, ты, живо сюда. Я тебя помню. Ты хэнё. Пойдешь со мной. – Он положил руку на кобуру. – И не заставляй меня ждать.

Ничего не оставалось, как подчиниться. Хана поднялась, сразу будто отделившись от девушек, с которыми чувствовала себя в относительной безопасности, и шагнула к солдату. Он схватил ее за руку, вытолкнул за дверь и потащил по коридору – будто на расстрел. Палуба парома кренилась на каждой волне. Свободной рукой Хана хваталась за стену, чтобы сохранить равновесие.

– Сюда, – буркнул солдат и открыл железную дверь.

Хана вошла. Дверь с лязгом захлопнулась. Под затихающее эхо Хана оказалась лицом к лицу с капралом Моримото. Он молча смотрел на нее, от его взгляда у Ханы по спине пробежал озноб. Она невольно отступила к двери.

– Ложись, – властно велел Моримото и указал на койку у стены.

Хана вжалась в дверь. Пальцы судорожно нащупывали ручку.

– За дверью пара часовых, – сказал Моримото. Его голос был спокоен, как будто происходящее было делом привычным, но лицо выдавало вожделение. На лбу блестели крупные бусины пота.

Хана повернулась и заглянула в дыру-окошко. Моримото не лгал. По обе стороны двери стояли часовые, пусть Хана и видела только их плечи. Она развернулась к Моримото.

– Ложись, – повторил он и посторонился, давая ей пройти.

Хана медлила. Моримото вытер пот носовым платком, нетерпеливо скомкал его и сунул в карман.

– Если мне придется повторить еще раз, я позову солдат и все окажется куда неприятнее, чем только со мной.

Он говорил все с той же невозмутимой властностью, но Хана уловила перемену в нем. Он походил на акулу, которая бесшумно движется в темной глубине, сосредоточенную на жертве.

Мысль о солдатах в этой крошечной каюте напугала Хану, и она подчинилась. Моримото коротко рассмеялся и принялся расстегивать ремень. Хана зародышем сжалась на койке. Закрыла глаза. С тихим шорохом ремень медленно выскальзывал из петель. Волоски на шее у Ханы встали дыбом, когда японец шагнул к койке. Она переборола желание открыть глаза, еще плотнее сжала веки. Вздрогнула от прикосновения. Его пальцы отвели от лица волосы, погладили по щеке. Она чувствовала его дыхание. Он стоял возле койки, опустившись на колени. Ладонь поползла по ее шее, плечу, бедру и замерла на колене. Хана открыла глаза.

Он в упор смотрел на нее. Она не могла понять, что выражает его лицо. Оно налилось краснотой. Хана смотрела не отводя взгляда, ожидая чего-то ужасного. Он улыбался, но глаза его были пусты. Хана отпрянула еще до того, как его рука забралась под платье.

– Пожалуйста, не надо, – прошептала она из последних сил. Слов своих не расслышала даже она сама.

– Не переживай так. В дороге я успел тебя изучить. И ты мне понравилась.

Хана попыталась увернуться, но он схватил ее за бедро и так сжал, что она вскрикнула от боли.

– Не дергайся, иначе разорву платье и в Маньчжурию поедешь нагишом. Ты этого хочешь – сутки за сутками ехать в набитом солдатами поезде без единой тряпки, прикрывающей твое прекрасное тело?

Его взгляд подстрекал ответить. Хана перестала вжиматься в стену, но дрожь унять не удалось. Он сказал – Маньчжурия. Это же самый край света, такая даль, что и вообразить невозможно.

– Умница.

Он ослабил хватку, медленно задрал платье выше пояса, стянул с Ханы ее новые нейлоновые чулки, затем ситцевые трусы. Аккуратно сложил все и стопкой положил на край койки. После встал, и форменные брюки упали до лодыжек. Хана смотрела на вздыбленный член.

– Я буду добр и вскрою тебя с любезностью, которой остальные не получат. Обычно для девушек тут все происходит внезапно. А ты будешь знать, чего ждать.

Он придавил ее своим телом, и Хана закрыла глаза. Его дыхание на лице, его тяжесть на ней – все это она ощущала, пребывая во тьме. Он проник в нее и мощными толчками в клочья разорвал ее невинность. Боль была такая, будто в нежную кожу между пальцами вонзили нож, вот только взорвалась она в ином месте и быстро переместилась в сердце, в мозг.