Филипп Мёллер - Безбожно счастлив. Почему без религии нам жилось бы лучше

• Название: Безбожно счастлив. Почему без религии нам жилось бы лучше
• Автор: Филипп Мёллер
• Жанр: Публицистика
• Год: 2018
• ISBN: 978-5-04-094880-2

Оригинальное введение в проблематику настоящей роли религии в современном светском обществе на примере Германии. Автор этой книги, молодой школьный учитель математики, не пошел на поводу у церковных пастырей и озабоченных общественной моралью чиновников и политиков, а решил разобраться лично, почему сегодня так много говорят о религии. Сможет ли здравый смысл одержать победу над пропагандой? Какая же она, духовная скрепа по-немецки? Сколько на самом деле верующих? Почему клерикальные функционеры делают из атеизма страшилку? Кто и почему платит церковный налог? На что церковь тратит полученные от государства деньги? Что и зачем рассказывают детям на уроках религии в школах? Как же низко пали аморальные атеисты? О чем на самом деле заботятся противники абортов и эвтаназии? Безбашенный юмор здесь чередуется с горькой иронией, радость ярких мгновений разбавлена трагедиями. И как будто бы религия должна помочь во всем разобраться, выработать правильный взгляд на вещи, преодолеть все невзгоды и сделать лучше мир, но вдруг автор прав и без религии нам жилось бы легче и лучше?

---

Теперь мы выходим на площадку, и Николь снова показывает, где нам нужно встать, хотя мы это уже миллион раз репетировали. Я стою за Юлией и перед Францем, где-то посередине, за алтарем, так что могу видеть всю церковь.

На Юлии очень красивое платье, но она мне все равно не нравится, потому что она всегда говорит таким высоким голосом и чуть что – сразу ревет. Сейчас мне, пожалуй, любопытно, какая на вкус эта самая гостия, пусть она и просто хлеб.

«Дорогие первопричастники!» – говорит нам пастор. К нему подходит министрант и ставит на алтарь золотую миску и золотой кубок, затем кланяется пастору и снова отходит в сторону.

«Гвидо принес мне тут золотую чашу и золотой кубок – спасибо, Гвидо. А может кто-нибудь из вас сказать мне, что в них такое, прежде чем начнется приготовление Даров? – Он кивает Юлии, которая тут же тянет руку. – Да, Юлия?»

«Тело Христово», – говорит она, но пастор качает головой.

«Пока нет! – говорит он. – Пока это простые гостии, обычные хлебные облатки. А в кубке – вино. Но потом… – Он поднимает указательный палец и продолжает громче: – …потом священник произносит великую, важную молитву, евхаристическую молитву, содержащую слова самого Христа. – Он берет из чаши одну гостию и показывает ее Юлии. – Примите, сие есть Тело Мое, отдаваемое ради вас. А сие есть кровь моя, – говорит он и высоко поднимает кубок, – ради вас изливаемая. И как только священник произнесет эту молитву во имя святой церкви, ты окажешься права, Юлия. – Юлия улыбается. – Тогда это будет Тело Христово. Тогда Иисус реально будет присутствовать в этой чаше! – Он окидывает взглядом наш полукруг и высоко поднимает чашу. – Гостия все еще выглядит как хлеб, но она уже изменилась – в ней теперь присутствует Иисус, дорогие дети!».

Минуточку – так что же сейчас реально? Родители же говорили мне, что это всего лишь какая-то история! А теперь я должен съесть кусочек настоящего тела? И выпить немного крови?

Я сглатываю и чувствую, как бабочка давит мне на горло.

«И это – что-то совершенно грандиозное! – говорит нам пастор. – Иисус – здесь, поэтому мы со своими заботами уже не одиноки».

Да я и так не одинок! Сколько я себя помню, моя мама говорит, что я всегда могу приходить к ней со своими заботами. И даже когда, играя в футбол, я разбил мячом оконное стекло нашего соседа и тот страшно ругался и сказал, что теперь в течение года я не должен получать карманных денег, мои родители починили ему окно, а мне все-таки дали карманные деньги. И они мне помогают делать домашние задания, и утешают, если я поссорюсь с друзьями или почувствую грусть. Да я и вправду еще ничего такого не испытал, в чем мои родители не могли мне помочь. И почему этот хлеб должен быть вдруг заколдован, я тоже не понимаю – только потому, что папин шеф повторил то, что когда-то сказал Иисус?

«А если от освященных гостий что-то осталось, – говорит пастор, указывая на разукрашенный шкаф в задней части алтарной площадки, – то я положу их вот туда, в дарохранительницу. Так что Иисус всегда будет здесь присутствовать, на каждой святой мессе, а это очень, просто очень здорово! Друга всегда нужно снова вызывать, окликать, а об Иисусе я знаю, что Он всегда здесь, и Он говорит: Я люблю тебя и всю твою жизнь буду твоим другом!»

Почему-то мне это кажется странным. Мои мама с папой уже любят меня, и друг у меня есть, его зовут Тайфун, и он просто клевый. И Мориц тоже. Да и Ян. Трех отличных друзей мне вполне достаточно, да и большинство моих одноклассников тоже неплохие ребята.

«Дорогие братья и сестры, дорогие родители детей-причастников! – Пастор поворачивается к общине. —

Вот вы привели детей к первому причастию, но иногда у меня такое впечатление, что многие сегодня уже не знают, что Иисус дал нам, христианам, драгоценнейший и святейший дар – нашу жизнь. Вот почему я настоятельно призываю вас, чтобы вы научили своих детей тому, что значит жить во имя Господа, в благоговении по отношению к Нему и к Его Сыну Иисусу Христу».

Кто-то кашляет. «Если я принимаю Тело Господне, то я несу огромную ответственность, и потом что-то со мной происходит, – теперь еще громче произносит пастор. – Это, в конце концов, не какой-то духовный аспирин, который я тут проглатываю! Если я прихожу к трапезе Господней, то я перестаю быть хозяином самого себя и признаю: Ты, Христе, руководитель и глава моей жизни! Ты можешь распоряжаться мной, я отдаю себя тебе! – Его голос громко раздается в церкви. – Аминь!»16

«Аминь!» – отзываются люди на скамьях, затем папа играет мелодию на органе. Я вижу его, сидящего там, наверху, совсем маленьким за своим органом и хотел бы, чтобы он сейчас был рядом со мной и помог бы мне ослабить узел на этой проклятой бабочке. Когда пастор не смотрит на меня, я пытаюсь сделать это сам, но узел завязан слишком туго. Я тяжело дышу и чувствую, что вспотел. Свеча в моей руке тоже меня раздражает, кроме того, я всегда думал, что на мессах большую часть времени сидят, а я вынужден тут стоять. Мой папа доиграл, и вот пастор берет золотую чашу и передает ее Ахиму, стоящему первым в нашем полукруге. Ну, значит, дело идет к концу, супер!

«А теперь повторяй за мной, Ахим, – говорит пастор, берет из чаши гостию и держит ее перед своим носом. – Господи, я верую в Тебя!»

«Господи, – говорит Ахим и поднимает руки, расположив их в форме чаши, еще выше. – Я верую в Тебя!»

Пастор кладет гостию в руку Ахима, Ахим смотрит на нее, потом смотрит на своих родителей, сидящих в первом ряду. Они живут в очень большом доме, совсем недалеко от церкви, и их шикарная машина всегда прямо-таки сияет.

Папа Ахима – политик, сейчас он улыбается, а его мама смахивает слезу с щеки, потом Ахим засовывает гостию себе в рот. В церкви воцарилась тишина, и я наблюдаю за тем, как остальные дети глядят на Ахима. Что же такое происходит? Ахим жует гостию и при этом закрыл глаза. Вот, проглотил ее и… открывает их снова.

И что? – хотелось бы мне спросить, ты что-нибудь, наконец, ощутил? – но на мессе нам не положено задавать вопросы, так сказала Николь. Передо мной еще одиннадцать детей, а за ними должен идти я. Все, что мне надо сделать, – это сказать, что я в Него верю, а потом и я смогу наконец принять Тело Христово. Теперь очередь Стеллы, но и тут ничего не происходит: она получает гостию, жует ее, глотает, потом пастор переходит со своей чашей к соседу Стеллы. Передо мной еще десятеро, а моя бабочка что-то жмет все сильней. Что же я скажу, когда он подойдет прямо ко мне? Ох, осталось всего девятеро, дело принимает серьезный оборот. Должен ли я просто повторить все это? Довольно ли сказать: «Господи, я верую в Тебя»? А если нет, то это, значит, ложь, и меня за нее накажут? Тогда мне что – опять идти в исповедальню? Осталось восемь человек, о Небо, теперь уже отступать некуда, не так ли? Это как на американских горках с пятикратной петлей – если оказался наверху, тебе и сигать вниз? Бог мой, что же мне делать?

Минуточку – Бог? А ведь это мысль! Почему бы мне попросту не попросить Его прямо? Я ведь все уже заучил: как складывать руки, закрывать глаза и мысленно говорить с Ним. Под платком, который защищает мои руки от горячего воска, так и так мои руки сложены вокруг свечи, а пастор отвлечется и не заметит, если я прикрою глаза… Итак: – Привет, Бог! Я – Филипп Мёллер, сын твоего органиста. Ты меня слышишь? Эй?

Никакого ответа, но Николь ведь говорила, что у Бога нет обычного голоса, так что следует прислушиваться к самому себе. Ну ладно, еще разок: – Ау, Бог?! Я не знаю, можешь ли Ты меня слышать, но у меня к тебе парочка вопросов. Как Ты можешь видеть, я здесь, у Тебя дома, и сегодня могу в первый раз есть Твоего Сына. Раньше я думал, что это просто так говорится, но твой священник только что сказал, что это на самом деле! Это правда?

Я глубоко вслушиваюсь в самого себя, сосредоточиваюсь как могу, но не слышу никакого ответа. Но мои родители всегда были правы, значит, то, что мне предстоит есть, – это не мясо[20] и не кровь.

Видно, так и есть. Осталось восемь детей.

И все-таки было бы неплохо, Бог, если бы Ты мне ответил. Понимаешь, ведь я должен перед всеми сказать, что я в Тебя верю, вот почему мне хотелось бы это знать. Эй?

Я крепко зажмуриваюсь, хотя, увы, нельзя заткнуть уши. Но, к сожалению, не слышу никакого ответа! Лишь голоса других детей, говорящих, что они в Него веруют, все приближаются.

Ох нет, было бы неприятно именно сейчас упустить свой шанс. Но, по счастью, передо мной идет Юлия, а у нее такой высокий голос, что от него никуда не денешься, но зато можно еще разок попробовать.

Бог, ау? Здесь все еще Филипп Мёллер. Не мог бы Ты совсем коротко мне ответить – гостия сейчас состоит из хлеба или из мяса? Если ты не можешь сказать прямо, пошли мне какой-нибудь знак, что ли, ну как в Библии. О’кей?

Я открываю глаза, но все как прежде, никакого знака, черт! К тому же передо мной – всего семеро.