Стюарт Тёртон - Семь смертей Эвелины Хардкасл

• Название: Семь смертей Эвелины Хардкасл
• Автор: Стюарт Тёртон
• Жанр: Триллер
• Год: 2018
• ISBN: 978-5-389-15864-1

Впервые на русском – «головоломная, и притом совершенно органичная, смесь „Аббатства Даунтон“ и „Дня сурка“, Агаты Кристи и сериалов типа „Квантовый скачок“» . «Эта книга свела меня с ума», – пишет маститая Софи Ханна, и ей вторит автор «Женщины в окне» А. Дж. Финн: «Освежающе оригинально, нечеловечески хитроумно… Жаль, что не я сам это написал». Итак, на бале-маскараде в Блэкхит-хаусе, имении семейства Хардкасл, произойдет убийство: на пике праздника, под аккомпанемент величественного салюта, погибнет красавица Эвелина, единственная дочь и наследница Хардкаслов. Но умрет она не единожды: пока Айден Слоун, один из приглашенных на праздник гостей, не разрешит загадку ее убийства, этот день будет повторяться снова и снова, неизменно завершаясь роковым пистолетным выстрелом. Единственный способ разорвать этот порочный круг – установить личность убийцы. Но каждый раз, после каждой неудачной попытки, Айден приходит в себя в чужом теле – и каждый раз в разном…

---

Не отрывая рук от ушей, смотрю на колокольчик, но прекратить трезвон можно, только сорвав его со стены – или открыв входную дверь. Потуже завязываю пояс шлафрока, взбегаю по ступенькам и оказываюсь в дальнем конце вестибюля. Здесь намного тише, слуги с охапками цветов и прочими украшениями чинной вереницей пересекают вестибюль. Все заняты уборкой зала после вчерашнего ужина и вряд ли слышат звон.

Раздраженно встряхиваю головой, открываю дверь. Передо мной стоит доктор Себастьян Белл.

С безумно вытаращенными глазами, промокший до нитки и дрожащий от холода.

– Ох, бога ради, помогите, – испуганно восклицает он.

Мой мир исчезает.

– У вас есть телефон? – продолжает он; в глазах плещется отчаяние. – Надо позвонить в полицию.

Не может быть.

– Да не стойте же столбом! – кричит он, трясет меня за плечи, и холод его замерзших пальцев пробирает меня даже через пижаму.

Не дожидаясь ответа, он протискивается мимо меня в вестибюль и лихорадочно оглядывается.

Я пытаюсь осознать, что происходит.

Это я.

Это я вчера.

Со мной заговаривают, дергают за рукав, но я не в состоянии сосредоточиться ни на чем, кроме самозванца, с которого вода ручьями льется на пол.

На верхней площадке лестницы появляется Даниель Кольридж.

– Себастьян? – Он кладет руку на перила.

Я смотрю на него, ожидая какой-то подвох, притворство или шутку, но он, как и вчера, легко, чуть ли не вприпрыжку сбегает по ступенькам, такой же самоуверенный, такой же всеобщий любимец.

Меня снова дергают за рукав. Передо мной стоит служанка, озабоченно глядит на меня, шевелит губами.

Я сконфуженно моргаю и перевожу взгляд на нее, вслушиваюсь в ее слова:

– …мистер Коллинз, что с вами, мистер Коллинз?

Ее лицо мне знакомо, но я не могу понять откуда.

Смотрю поверх ее головы на лестницу, по которой Даниель уже ведет Белла в спальню. Все происходит в точности как вчера.

Отшатнувшись от служанки, бросаюсь к зеркалу на стене. Глаза б мои не глядели… Обожженное лицо, складки и пятна шрамов, кожа загрубелая, как шкурка плода, провяленного жарким солнцем. Я знаю, кто это. Каким-то образом я проснулся дворецким.

С бешено колотящимся сердцем я поворачиваюсь к служанке.

– Что со мной? – хриплю я, сжимаю горло, из которого рвется грубый говор северянина.

– Сэр?

– Как это…

Нет, ее бесполезно расспрашивать. Ответ, заляпанный грязью, поднимается по лестнице к спальне Даниеля.

Я подхватываю полы шлафрока и направляюсь к лестнице, следуя цепочке палых листьев и грязных лужиц дождевой воды. Служанка меня окликает. Поднимаюсь до половины лестничного пролета, но тут она подбегает ко мне и преграждает дорогу, упирая мне в грудь раскрытые ладони.

– Вам туда нельзя, мистер Коллинз, – говорит она. – Вот увидит леди Хелена, как вы в одном исподнем гуляете по господской половине, так вам не поздоровится.

Я пытаюсь ее обойти, но она делает шаг в сторону, снова перекрывая путь.

– Прочь с дороги, девчонка! – восклицаю я, внутренне содрогаясь от того, как резко и требовательно это звучит; так я никогда не разговариваю.

– Мистер Коллинз, ничего страшного, у вас опять приступ, – говорит она. – Пойдемте на кухню, я напою вас чаем.

Голубые серьезные глаза служанки глядят куда-то мне за спину. Я оборачиваюсь, замечаю слуг, собравшихся у лестницы в вестибюле. Они смотрят на нас, сжимая охапки цветов.

– Приступ? – спрашиваю я; сомнение разевает пасть и глотает меня целиком.

– Ну, который из-за ожогов, мистер Коллинз, – тихонько напоминает она. – Вам же иногда чудится всякое. А как выпьете чаю, так и успокаиваетесь, и все хорошо.

Ее теплое участие давит на меня тяжелым грузом. Вспоминаю, как вчера Даниель меня уговаривал, как деликатно подбирал слова, словно я такой хрупкий, что разобьюсь, если на меня надавить. Так же как и эта служанка, он думал, что у меня помутился рассудок. Хотя если со мной такое происходит, если мне кажется, что это со мной происходит, то вполне возможно, что они и правы.

Я беспомощно смотрю на нее. Она берет меня за руку, помогает спуститься по ступенькам. Слуги расступаются перед нами.

– Выпьете чайку, мистер Коллинз, – подбадривает она, – и все будет хорошо.

Она ведет меня за руку, будто потерявшегося малыша, мягкое пожатие загрубевшей, мозолистой ладони успокаивает так же, как ласковый девичий голос. Мы выходим из вестибюля, спускаемся по черной лестнице и сумрачным коридором возвращаемся в кухню.

Лоб покрывается испариной. Духовки и плиты пышут жаром, в кастрюлях на огне кипит и булькает какое-то варево. Пахнет подливой, жареным мясом, пирожными, сахаром и потом. Слишком много гостей, слишком мало духовок. Ужин приходится готовить с раннего утра, чтобы успеть в срок.

Откуда я все это знаю?

Нет, я совершенно уверен, что все так и есть, но знать об этом я могу только в том случае, если я и есть дворецкий.

Служанки торопливо несут серебряные подносы с завтраком: яичница-болтунья, копченая селедка. Широкобедрая краснощекая старуха стоит у плиты, громко отдает какие-то распоряжения; обсыпанный мукой передник похож на генеральский мундир, увешанный наградами. Она каким-то чудом замечает нас в кухонной суете, пронзает стальным взглядом сначала служанку, потом меня.

Вытирает руки о передник и шагает к нам.

– Люси, тебя дела заждались, – сурово говорит она.

Служанка мешкает, раздумывая, стоит ли возражать.

– Да, миссис Драдж.

Разжимает ладонь, выпускает мою руку, пальцы оставляют на ней заплатку пустоты. Служанка участливо улыбается и уходит, затерявшись среди шума.

– Садитесь, Роджер, – говорит миссис Драдж почти ласково. У нее разбита губа, у рта наливается синяк. Похоже, ее кто-то ударил. Шевеля губами, она морщится.

На середине кухни стоит деревянный стол, уставленный блюдами с ветчиной, языком и жареными курами. Запыхавшиеся поварята, румяные, будто их тоже запекли в печи, добавляют все новые и новые блюда к супам и жарким, к подносам лаково блестящих овощей.

Я отодвигаю стул, сажусь.

Миссис Драдж вытаскивает из духовки противень сдобных плюшек, перекладывает одну на тарелку, добавляет завиток сливочного масла. Ставит тарелку передо мной, касается меня рукой, твердой и загрубелой, как старая кожа.

Долго смотрит на меня, участие сквозит во взгляде, колком, как чертополох. Она отворачивается, прикрикивает на поварят.

Плюшка очень вкусная, растопленное масло течет по пальцам. Прожевывая первый кусок, я снова замечаю Люси и наконец вспоминаю, где ее видел. Это служанка, которая в обед будет убирать посуду в гостиной, потом ее грубо отругает Тед Стэнуин, а Даниель Кольридж защитит. Она очень хорошенькая, веснушчатая, голубоглазая, рыжие пряди выбиваются из-под чепчика. Она пытается открыть банку варенья, морщит личико от напряжения.

«Ее передник был перепачкан вареньем».

Все происходит словно бы замедленно, банка выскальзывает из рук, падает на пол, осколки разлетаются по всей кухне, варенье заляпывает передник.

– Да чтоб тебя, Люси Харпер! – раздраженно кричит кто-то.

Опрокинув стул, я выбегаю из кухни, мчусь к лестнице, выскакиваю на первый этаж, сворачиваю за угол в гостевой коридор и сталкиваюсь с худощавым типом в белой рубашке, покрытой угольными разводами; растрепанные черные кудри лезут в глаза. Я извиняюсь, гляжу ему в лицо. Передо мной Грегори Голд, облаченный в ярость, как в костюм. Глаза сверкают безумием, сам он дрожит от гнева, и я слишком поздно вспоминаю, что последует дальше и как выглядел дворецкий после того, как над ним надругалось это чудовище.

Я пячусь, но он длинными пальцами хватает меня за шлафрок:

– Не стоит…

В глазах темнеет, мир превращается в разноцветный мазок, потом во вспышку боли. Я ударяюсь о стену, падаю на пол. Из разбитой головы льется кровь. Он стоит надо мной, сжимая в руке кочергу.

– Умоляю… – шепчу я, стараясь отползти в сторону. – Я не…

Он пинает меня в бок, вышибает воздух из груди.

Бессильно тяну к нему руку, пытаюсь что-то сказать, но он свирепеет еще больше, осыпает меня пинками. Я беспомощно сворачиваюсь в клубок, а он продолжает изливать на меня свой гнев.

Я едва дышу, ничего не вижу. Рыдаю, погребенный в боли.

И теряю сознание.

10

День третий

Темно, тюль на окне трепещет от дыхания безлунной ночи. Простыни мягкие, кровать удобная, под балдахином.

Я сжимаю пуховое одеяло, улыбаюсь.

Мне приснился кошмар, только и всего.

Медленно, удар за ударом, сердце успокаивается. Вкус крови во рту исчезает вместе с остатками сна. Пару секунд я вспоминаю, где нахожусь, еще через пару секунд замечаю смутные очертания человека в углу комнаты.

Дыхание перехватывает.

Высовываю руку из-под одеяла, тянусь к прикроватной тумбочке за спичками, но коробок ускользает из пальцев.

– Кто здесь? – спрашиваю темноту, не в силах сдержать дрожь в голосе.