Колм Тойбин - Дом имён

• Название: Дом имён
• Автор: Колм Тойбин
• Жанр: Историческая литература
• Год: 2018
• ISBN: 978-5-86471-802-5

«Я привыкла к запаху смерти». Так начинается рассказ Клитемнестры о ее жизни после того, как ее покинул муж – Агамемнон, отправившийся завоевывать Трою. Бессмертный древнегреческий миф о троянском герое Агамемноне, о его неверной жене Клитемнестре, об их детях, чью судьбу определили необратимые поступки родителей, запечатлели две с лишним тысячи лет назад Эсхил, Софокл, Еврипид, и всю дальнейшую историю человечество пересказывало и переосмысляло эти судьбы и сюжеты. В романе «Дом имён» Колму Тойбину удалось и открыть совершенно новое звучание античной трагедии об Агамемноне, Клитемнестре, Ифигении, Электре и Оресте, и заполнить пробелы в классических жизнеописаниях этих героев, и придать их нерешаемым нравственным дилеммам современные оттенки и глубину, и написать захватывающий и жуткий детектив в древнегреческих декорациях. Тойбин ведет по коварным лабиринтам памяти, то лживой, то устрашающе честной, по тропам слов, которые можно трактовать пятью разными способами – а от выбора трактовки будет всякий раз зависеть чья-то жизнь, – и по следам всегда судьбоносных решений. Это история о том, как одно предательство влечет другое, как одно убийство обращается в цепь убийств, как осуждение и оправдание идут рука об руку.

---

Наутро, когда кто-то выплеснул в яму, где меня погребли, кувшин воды, до меня донесся смех. Я попыталась выпить всю воду, впитавшуюся мне в одежду, но это почти ничто. Вода лишь намочила меня и почву подо мной. Также она дала мне понять, что обо мне не забыли. В следующие два дня мне в яму время от времени лили воду. Она смешивалась с моими испражнениями и пахла разлагающейся плотью. Казалось, этот запах теперь со мною навеки.

Помимо той вони осталась со мной и одна мысль. Возникла из ничего, осколком дурного настроения, проросшего попросту из неудобства и жажды, но, когда окрепла, стала значить куда больше любой другой мысли, больше чего угодно еще. Если боги не пекутся о нас, размышляла я, откуда нам знать, как поступать? Кто еще расскажет нам, что делать? Я осознала, что никто ничего нам не расскажет, вообще никто, никто не объяснит мне, что следует или чего не следует предпринимать в будущем. В будущем лишь мне решать, как быть, – не богам.

И тогда-то я решила: в отместку за то, что он натворил, я убью Агамемнона. Ни с оракулом не стану советоваться, ни со жрецом. Никому не буду молиться. Замыслю все молча. Приготовлюсь. И ни Агамемнон, ни его окружение, преисполненные уверенности, что все мы должны ждать провидца, ни за что не догадаются, никогда не заподозрят.

* * *

На третье утро, перед самой зарей, когда подняли надо мной плиту, у меня все затекло и я не смогла двинуться. Они попытались поднять меня за руки, но я застряла в тесной яме, где меня погребли. Пришлось поднимать меня медленно: вынимали с усилием, под мышки, в ногах не осталось крепости. Никакой ценности в речах я не видела, не улыбалась удовлетворенно, когда они поворотили носы от вони, что под утренним солнцем распространилась из ямы, в которой меня держали.

Меня отнесли туда, где ждали женщины. Часы напролет, отмыв меня и подобрав мне свежую одежду, они кормили меня, и я пила. Никто не проронил ни слова. Я видела: они боялись, что я начну расспрашивать их о последних мгновениях моей дочери – и о том, что сталось с ее телом.

Я готова была, чтобы все оставили меня в покое и дали поспать, но тут донесся топот и шум голосов. Запыхавшись, в шатре появился один из тех, кто сопровождал нас к месту заклания.

– Ветер переменился, – проговорил он.

– Где Орест? – спросила я у него.

Он пожал плечами и выбежал вон, к толпе. Гомон усилился, послышались окрики и приказы. Вскоре в женском шатре возникли двое солдат, встали на караул у входа; следом за ними явился мой супруг, ему пришлось склониться, чтобы пробраться к нам: у него на плечах сидел Орест. В руке у Ореста был его маленький меч, а когда отец попытался снять его с себя, мальчик рассмеялся.

– Будет великим воином, – сказал мой супруг. – Орест – вождь людей.

Спустив сына на землю, Агамемнон улыбнулся.

– Отплываем сегодня вечером, когда взойдет луна. Забирай Ореста и женщин домой, ждите меня там. Дам тебе четверых людей, охранять вас на обратном пути.

– Не нужны мне четверо людей, – отозвалась я.

– Понадобятся.

Агамемнон отступил, и Орест осознал, что его оставляют с нами. Расплакался. Отец поднял его и вручил мне.

– Ждите меня оба. Вернусь, когда сделаю дело. Он убрался из шатра. Вскоре явились обещанные четверо – те самые, кому я грозила проклятьем. Сказали, что хотят отправиться в путь дотемна. Я объявила, что нам нужно время на сборы, и они, похоже, убоялись меня. Предложила им ждать снаружи, пока я не позову.

Один из них был мягче, юнее прочих. На пути домой занялся Орестом, развлекал его играми и байками. Орест бурлил жизнью. Не выпускал из рук меч и болтал о воинах и битвах, о том, как будет преследовать врага до конца времен. Лишь за час до сна принимался он ныть, придвигался поближе ко мне, ища тепла и уюта, но следом отталкивал меня и начинал плакать. В некоторые ночи мы просыпались от его снов. Он скучал по отцу, по сестре, по друзьям, которых завел среди солдат. Тянулся он и ко мне, но стоило мне взять его на руки, зашептать ему что-нибудь, как он в страхе отшатывался. Вот так время в пути было занято Орестом, день и ночь, целиком, и мы даже не подумали о том, что скажем, когда приедем домой.

Как и сама я, все остальные, должно быть, гадали, дошел ли слух о судьбе Ифигении до Электры – или до старейшин, которых оставили ей помогать. В последнюю ночь нашего путешествия я занималась под звездным небом лишь тем, что успокаивала Ореста, – и начала размышлять, что делать дальше, как жить, кому доверять.

Доверять нельзя никому, думала я. Никому не доверюсь. Вот что полезнее всего не упускать из виду.

* * *

В те недели, что мы были в отлучке, до Электры долетали слухи, и слухи эти состарили ее, голос у нее стал пронзительным – пронзительнее, чем я его помнила. Она ринулась ко мне за вестями. Теперь-то я понимаю: первая моя ошибка с Электрой – в том, что я не сосредоточилась на ней одной. Одиночество и ожидание что-то сломили в ней, и потому никак не получалось заставить ее меня выслушать. Возможно, мне следовало не спать всю ночь, довериться ей, рассказать, что с нами случилось, каждый шаг, каждый миг, попросить ее обнять меня, утешить. Но у меня по-прежнему болели ноги, ходить давалось с трудом. Голод все еще терзал меня, и, сколько б ни пила я, не унималась жажда. Хотелось спать.

И все равно не надо было отмахиваться от нее. В этом я не сомневаюсь. Я мечтала о свежей одежде, о собственной постели, о ванне, еде, кувшине пресной воды из дворцового колодца. Мечтала о покое – во всяком случае, пока не вернется Агамемнон. Строила замыслы. Я предоставила другим излагать Электре историю гибели ее сестры. Бродила по залам дворца, словно голодный призрак, подальше от Электры, подальше от ее голоса – голоса, что станет преследовать меня настойчивее любого другого.

* * *

Проснувшись наутро, я осознала, что нахожусь в заточении. Тех четверых отправили стеречь меня, следить за Электрой и Орестом, обеспечивать преданность старейшин Агамемнону. Моих стражей устраивало, что я вернулась в свою опочивальню, просила лишь еды и питья, времени на сон и прогулки по саду, желала лишь восстановить силу в ногах. Когда я покидала покои, двое следовали за мной. Не позволяли никому со мной видеться – только женщинам, заботившимся обо мне, но и их допрашивали ежевечерне о том, что́ я говорила и чем занималась.

Мне подумалось, что придется убить этих четверых – за одну ночь. Пока этого не сделано – ничего не произойдет. Когда не спала, я замышляла, как лучше всего это провернуть.

И хотя мои женщины снабжали меня вестями, уверенной в них я быть не могла. Ни в ком не могла я быть уверенной.

Электра по-прежнему металась по дворцу, возмущая самый воздух в нем. У нее развилась привычка повторять мне одни и те же слова, одни и те же обвинения. «Ты дала ее зарезать. Ты вернулась без нее». Я, в свой черед, продолжала ею пренебрегать. Надо было объяснить ей, что ее отец – не тот смельчак, каким она его считала, а хорь среди мужчин. Надо было раскрыть Электре глаза: это его слабость погубила ее сестру.

Надо было втянуть ее в мою ярость. Я же позволила Электре пребывать в ее собственной ярости, а та в значительной мере была посвящена мне.

Когда Электра заходила ко мне в спальню, я часто прикидывалась спящей или отворачивалась от дочери. Ей много чего было сказать и старейшинам, и четверым стражникам, подосланным отцом. Я замечала, что и они от Электры устали.

Но однажды я начала прислушиваться тщательно: Электра казалась возбужденнее обыкновенного.

– Эгист, – сказала она, – бродит по этим коридорам в ночи. Он заходит в мою спальню. Случаются ночи, когда я просыпаюсь, а он стоит у моего ложа, улыбается мне, а затем исчезает в тенях.

Эгиста держали в заложниках: он сидел в подземельях на нашем попечении, как выразился мой супруг, уже больше пяти лет. Договорились, что его нужно хорошо кормить и не причинять никакого вреда: Эгист – блестящая добыча, умный, красивый, безжалостный, как мне говорили, и где-то в глуши у него много приверженцев.

Когда наши армии впервые заняли твердыню Эгистова рода, никто не мог взять в толк, как получалось, что ежеутренне двоих стражей моего супруга находили в луже их собственной крови. Кто-то считал это проклятьем. Стражам велели стеречь сторожей. Соглядатаев ставили следить, на всю ночь. Но все равно, что ни утро, в первых лучах зари двое стражей лежали в своей же крови, лицом вниз. Вскоре предположили, что убийца – Эгист, и подтвердилось, когда взяли Эгиста в заложники: больше стражей не убивали. Приспешники Эгиста предложили выкуп, но мой супруг решил, что Эгиста, с его положением, держать здесь в цепях – жест гораздо сильнее, чем слать армию, чтобы та порешила приверженцев, удравших в горы.

Беседуя со своими советниками, мой супруг часто спрашивал с изумлением, не слыхать ли вестей о беспорядках на завоеванных землях, а узнав, что все там спокойно, улыбался и говорил: «Пока держим у нас Эгиста, все будет спокойно. Пусть его цепи будут крепки, проследите. Проверяйте их ежедневно».