Дэвид Уоллес - Бесконечная шутка

• Название: Бесконечная шутка
• Автор: Дэвид Уоллес
• Жанр: Социальная фантастика
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-17-096355-3

В недалеком будущем пациенты реабилитационной клиники Эннет-Хаус и студенты Энфилдской теннисной академии, а также правительственные агенты и члены террористической ячейки ищут мастер-копию «Бесконечной шутки», фильма, который, по слухам, настолько опасен, что любой, кто его посмотрит, умирает от блаженства. Одна из величайших книг XX века, стоящая наравне с «Улиссом» Джеймса Джойса и «Радугой тяготения» Томаса Пинчона, «Бесконечная шутка» – это одновременно черная комедия и философский роман идей, текст, который обновляет само представление о том, на что способен жанр романа. Впервые на русском языке.

---

Ты светишь, и вдруг оно открывает пасть.

А потом ты вмиг просыпаешься, дрожишь как цимбала, сна ни в одном глазу, ты дрожишь, набираешься смелости и духу, переворачиваешься направо, прямо как в своем сне, за именным фонариком на полу у кровати просто на всякий случай, лежишь на локте и боку, освещая комнату, как во сне. Лежишь, поводя фонарем, смотришь, весь обратился в ребра, локти и широко раскрытые глаза. На полу наяву – экипировка и грязная одежда, светлый паркет с заделанными швами, два половичка, голый лак блестит под снежным светом из окна, пол нейтральный, безлицый, ты не видишь на полу никаких лиц, сна ни в одном глазу, лежишь, безлицый, пустой, с широко раскрытыми глазами, все поводя и поводя лучом по полу, не уверенный до конца всю ночь напролет – и впредь вечно сомневаясь, что ничего не пропустил: лежишь, без сна и почти двенадцатилетний, веришь изо всех сил.

По состоянию на Год Впитывающего Белья для Взрослых «Депенд»

Энфилдская теннисная академия работает по аккредитации три года до эры спонсирования и восемь лет с начала эры спонсирования, сперва под руководством доктора Джеймса Инканденцы, затем под управлением его сводного шурина Чарльза Тэвиса, д-ра пед. наук. Джеймс Орин Инканденца – единственный отпрыск когда-то лучшего американского теннисиста среди юниоров, а потом многообещающего юного актера, который играл по методу до системы Станиславского, но в течение ранних формирующих лет Д. О. Инканденцы лишился актерской репутации и работы и бежал в родной Тусон, штат Аризона, где посвятил оставшуюся жизнь работе профессиональным теннисистом на ранчо-курортах и недолго протянувшим постановкам в некоем Битническом Театральном проекте «Пустыня», – отца, склонного к возлияниям трагика, искалеченного навязчивой мыслью о смерти от паучьего укуса, страхом сцены и ненавистью неизвестного происхождения, но пожирающей интенсивности к школе актерского мастерства по методу Станиславского и ее более многообещающим представителям, отца, который где-то у надира своего профессионального успеха решил удалиться в опрысканную «Рейдом» подвальную мастерскую и взрастить там многообещающего спортсмена-юниора, примерно как другие отцы ремонтируют винтажные автомобили или собирают кораблики в бутылках, или там реставрируют мебель и т. п., – Джеймс Инканденца был замкнутым, но усердным и впоследствии одаренным теннисистом-юниором – высоким, очкастым, доминирующим у сетки, – который по своему почину потратил теннисную стипендию на среднее и дальнейшие образования так далеко от Юго-запада США, насколько возможно зайти, не утонув. Американское правительственное престижное ОНР[23] финансировало его докторат по оптической физике, тем самым исполнив что-то вроде детской мечты. Его стратегическая ценность во время федерального периода Д. Форд – ранний Д. Буш как более-менее лучшего спеца по прикладной геометрической оптике в ОНР и САК[16] сперва на производстве рассеивающих нейтроны отражателей для термостратегических оружейных систем, а затем в Комиссии по атомной энергетике, – где, по общепринятому мнению, выведенные им показатели преломления гамма-лучей для литиевого анодирования линз и панелей среди полудюжины других крупных научных прорывов сделали возможным холодный кольцевой синтез и, следовательно, относительную энергонезависимость США и их различных союзников и протекторатов, – так вот, его компетенция в оптике вылилась после недолгой работы в частном секторе и выхода на пенсию в целое состояние в патентах на зеркала заднего вида, светочувствительные очки, поздравительные голографические картриджи на дни рождения и Рождество, видеофонные Заставки, гомолосинусоидально-картографическое ПО, нефлуоресцентные системы освещения в общественных местах и кинооборудование; а затем, во время оптативной отставки от строгой науки – которую для него, видимо, представляли возведение и открытие аккредитованной ТАСШ[17] педагогически экспериментальной теннисной академии, – в апрегардное[18] экспериментальное и концептуальное кинотворчество, видимо, слишком опередившее свое время либо отставшее от него, чтобы принести признание Инканденце до его кончины в Год Шоколадного Батончика «Дав», – хотя многое из него (экспериментального и концептуального кинотворчества) по общему признанию было просто претенциозным, неувлекательным и так себе и вряд ли помогло отсрочить довольно плавную спираль Инканденцы в дипсоманию его покойного отца[24].

Брак высокого, нескладного, социально неприспособленного и пьющего с мая по декабрь[25] доктора Инканденцы с одной из истинных секс-бомб североамериканских научных кругов, чрезвычайно высокой и нервозной, но также чрезвычайно красивой, складной, трезвеннической и солидной доктором Аврил Мондрагон, единственной женщиной-академиком, когда-либо заведовавшей кафедрой прескриптивного словоупотребления и узуса им. Макдональда в Королевском колледже Виктории Университета Макгилл, с которой Инканденца повстречался на конференции по рефлективным и рефлексивным системам в Университете Торонто, приобрел еще больший романтический флер во время бюрократических злоключений, связанных с получением визы на выезд и затем на въезд, не говоря уже о грин-карте, т. к. даже брак профессора Мондрагон с гражданином США не оттенил ее предыдущее участие еще во времена аспирантуры, хотя и, безусловно, демонстративно мирное, в определенной деятельности левых квебекских сепаратистов, из-за которого ее имя и оказалось в пресловутом списке «Personnes a Qui On Doit Surveiller Attentivement»[19] КККП[20]. Рождение первого ребенка четы Инканденца, Орина, было как минимум отчасти юридическим маневром.

Известно, что в течение последних пяти лет жизни доктор Джеймс О. Инканденца обналичил все свои активы и патенты, уступил руководство Энфилдской теннисной академией сводному брату жены – бывшему инженеру, до недавнего времени занимавшему должность в администрации любительского спорта Провинциального колледжа Троппингемшира, провинция Нью-Брансуик, Канада, – и посвятил все свободные от пагубных привычек часы исключительно производству документалок, арт-лент с техническими выкрутасами и смутно язвительных драматических картриджей с вкраплениями своих обсессий, оставив после себя значительное (учитывая поздний творческий расцвет) количество законченных лент и картриджей, часть из которых заслужила культовый статус в академической среде за свои техническую затейливость и пафос, одновременно сюрреалистически абстрактный и душе— (а то и ЦНС-) раздирающе мелодраматический.

Безвременная кончина в результате самоубийства профессора Джеймса О. Инканденцы-мл. в пятьдесят четыре года стала тяжелой утратой по меньшей мере для трех миров. Президент Дж. Джентл (С. К.) от имени ОНР МО США и посткольцевой КАЭ ОНАН посвятил ему панегирик и передал соболезнования семье по засекреченной электронной почте ARPANET. Похороны Инканденцы в квебекском округе Л'Иль дважды откладывались из-за кольцевых циклов гиперфлорации. «Корнелл Юниверсити Пресс» объявило о планах издания юбилейного сборника статей. Некоторые ведущие так называемые «апрегардные» и «антиконфлюэнциальные» молодые режиссеры в Год Шоколадного Батончика «Дав» применяли в корпусе своих работ некоторые косвенные визуальные отсылки, – в основном контрастное освещение и съемку заказными объективами, которыми отличалась фирменная глубина резкости Инканденцы, – в качестве своего рода внутрицехового элегического посвящения, которое бы не считал ни один зритель. Интервью с Инканденцой посмертно включили в труд о зарождении кольцевания. А те из игроков-юниоров ЭТА, на чьи гипертрофированные руки налезали черные напульсники, не снимали их на корте почти весь год.

Денвер, Колорадо, 1 Ноября Год Впитывающего Белья для Взрослых «Депенд»

– Ненавижу! – вопит Орин любому, кто пролетает рядом. Он не крутится и не вращается по спирали, как полагается; он скорее лавирует – парящий эквивалент снегоочистителя, незрелищный и нацеленный только на то, чтобы закончить срочно, целым и невредимым. Нейлон красных крыльев трепещет в восходящем потоке; плохо приклеенные перья линяют и воспаряют. Восходящий поток – оксиды от тысяч вопящих глоток «Майл-Хай». Это самый громкий стадион, факт. Он чувствует себя придурком. В клюве трудно дышать и смотреть. Два запасных энда делают что-то вроде совместной бочки. Самое худшее – момент перед тем, как они прыгали с края стадиона. Руки в верхних рядах тянутся и хватают за ноги. Все хохочут. Камеры «ИнтерЛейса» панорамируют и наезжают; Орин отлично знает, что огонек сбоку означает «зум». Как только они взмыли над полем, голоса растаяли и слились с оксидами и восходящим потоком. Левый гард воспаряет вместо того, чтобы опускаться. У кого-то отваливаются пара клювов и лапа, кружат вниз к полю. Орин угрюмо лавирует вперед-назад. Он из тех, кто твердо отказался свистеть или чирикать. Плевать на премию. Громкоговоритель стадиона – словно полощут стальное горло. Ничего не понятно, даже на земле.