Стюарт О’Нэн - К западу от заката

• Название: К западу от заката
• Автор: Стюарт О’Нэн
• Издательство: Литагент 1 редакция (2)
• Жанр: Современная зарубежная литература
• Год: 2018
• ISBN: 978-5-04-098663-7

Последние годы жизни Фрэнсиса Скотта Фицджеральда, классика американской литературы, автора «Великого Гэтсби» и «Ночь нежна», окутаны таинственностью и не особо известны публике. Однако именно тогда, переживая трагическую болезнь жены Зельды и неудачи в карьере, Фицджеральд встретил свою вторую большую любовь – голливудскую колумнистку Шейлу Грэм. Этой загадочной англичанке он посвятил свой последний и незаконченный роман «Последний магнат».

---

Эдди был полным, прямодушным человеком с усиками, как у Кларка Гейбла. Без пиджака и в подтяжках поверх рубашки, сейчас он выглядел даже крупнее, чем обычно. На бордовом галстуке ручной работы белел ирис.

– Рад тебя видеть! Отлично выглядишь. Проходи, садись. Что-то ты рано. Как тебе наши новые хоромы? Шикарно, правда? Теперь у каждого собственное окно.

Весь стол Эдди был завален сценариями, на одном из которых Скотт заметил пометки синим карандашом. Эдди как раз пил кофе с пончиками и предложил ему.

– Благодарю, я позавтракал в отеле, – отказался Скотт.

– Давно приехал? Как устроился? Понравился тебе «Мирамар»? Там подают отличный крабовый салат. Рекомендую, если еще не пробовал. Время у тебя есть, мы ждем, что очередная часть будет готова к концу недели.

– Как? – Скотт рассчитывал, что сценарий уже написан. Картина называлась «Янки в Оксфорде». Его пригласили помочь сделать правдоподобными сцены студенческой жизни и оживить диалоги – никого не волновало, что самому ему уже было сорок, а университет он так и не окончил.

– Самое позднее – в понедельник или вторник. Но точно не позднее среды. Не переживай, времени у тебя будет предостаточно, ты же профи! На самом деле я хочу позвать тебя еще на одну картину, мы ее только начали. Что думаешь? О трех вояках, которые возвращаются с войны в маленький городишко в Баварии. Каждому нужно найти дорогу домой или понять, где теперь его дом. Двое влюбились в одну девушку, но один из них остался в войну калекой. Уже вижу Трейси[11] в этой роли!

Скотт не стал говорить, что повоевать ему так и не довелось и, в отличие от собеседника, он не был ни немцем, ни инвалидом. Впрочем, потерять работу, не успев толком ее получить, ему не хотелось.

Как же давно он перестал быть здесь своим, как много успел забыть…

Роман, о котором говорил Эдди, он прочел еще год назад, едва тот только вышел, однако считал его пустым и слащавым. Пока продюсер пересказывал сюжет, Скотт улыбался и кивал, когда следовало, порой с сомнением задавал вопросы, чтобы не казаться заискивающим. Но под конец разговора уже чувствовал себя обманщиком, который обманул сам себя. Такое случалось с ним и раньше. Однако стоило ему подумать о том, что когда-то он и сам был таким же дельцом, как Эдди, а теперь получает деньги просто за то, что сидит здесь и слушает, как эта мысль сразу подействовала отрезвляюще.

Хотя работы для него пока не было, кабинет ему уже выделили. Эдди повел гостя по коридору мимо дверей, на которых позолотой были выгравированы имена старых друзей. Оказалось, в шаге от него сидели и Олдос Хаксли, и Анита Лус[12], и Дотти Паркер с мужем Аланом Кэмпбеллом[13]. А может, и не сидели – света нигде не было видно, и только откуда-то из глубины коридора доносился стук пишущей машинки.

– Это Оппи. – Эдди неопределенно махнул рукой, будто загадочный человек за машинкой всегда только здесь и сидел.

На двери его кабинета таблички с именем пока не было. Окна выходили на бульвар Калвер, на другой стороне которого рекламный щит расхваливал земельные участки в современном, престижном районе Эдендейл. По иронии, сразу за щитом вытянулись в ряд облезлые бунгало, и словно часовой у примостившегося на углу магазинчика стоял прикованный цепью к водосточной трубе деревянный индеец.

На письменном столе Скотт заметил новенькую пишущую машинку «Роял» и невольно ею восхитился, хотя сам обычно писал от руки. У стены располагался полупустой книжный шкаф, а на стенах, как в галерее, висели в рамках портреты людей, принесших студии богатство и славу. Грета Гарбо, Лон Чейни – жаль, публика не знала, какими они оба были острословами. Бастер Китон и Джон Гилберт, забытые кумиры немого кино. В углу стола стояла лампа на гибкой ножке, а рядом с ним – похожее на трон мягкое кресло, обтянутое кожей.

– Ну, что я говорил! – воскликнул Эдди.

– Шикарно, – согласился Скотт.

Неожиданно задрожал оживший кондиционер, и из вентиляции в стене послышался протяжный низкий звук, похожий на дыхание неведомого чудовища.

– Не обращай внимания, – сказал Эдди. – Кофе и пончики в комнате отдыха, туалет в конце коридора. Если что-то понадобится – сообщи. Короче, обживайся. Можем вместе пообедать. Если хочешь, я за тобой зайду.

– Спасибо, Эдди. – Скотт снова пожал ему руку – из вежливости и необходимости. – Ты даже не представляешь, как я благодарен.

– Не стоит. Просто напиши что-нибудь гениальное.

– Постараюсь.

– Да, давай, – кивнул ему Эдди.

Как только он ушел, Скотт еще раз оглядел стол, а затем шкаф и, обнаружив в нем среди женских романов экземпляр «Ностромо»[14] со следами чашки от кофе, удобно устроился в кресле, собираясь почитать. Однако творению Конрада не удалось его развлечь. Скотт отбросил книгу и под тяжелые вздохи вентиляции стал смотреть в окно на залитый солнцем бульвар.

Внизу у трамвайной остановки напротив рекламного щита со стиральным порошком толпились студийные рабочие, и время от времени останавливались машины – их хозяева скрывались в магазине, загружались там непрозрачными пакетами, возвращались назад и тут же уезжали. В детстве, в Сент-Поле, Скотт любил следить за соседями с крыши трехэтажного дома. И сейчас им овладело то же чувство внутреннего покоя, словно он был стрелком, контролирующим каждый свой вдох и выдох.

Между домами, переходя от одного почтового ящика к другому, тяжелой поступью шагал почтальон. Затем Скотт увидел старого японца – босиком и в майке тот вышел на крыльцо, сложил руки рупором и несколько раз крикнул:

– И-и-и-и-т-у, и-и-и-и-и-и-т-у.

Как только японец зашел в дом, из зарослей у рекламного щита вылез дымчатый кот, неспешно направился к крыльцу, а дойдя до дома, замер и оглянулся, проверяя, не преследует ли его кто.

Неожиданно в дверь постучали. Скотт вздрогнул, словно его поймали с поличным, и, прежде чем сказать «войдите!», сел за стол и взял карандаш.

На пороге возникли Дотти Паркер, а позади нее Алан. Скотт поднялся им навстречу.

– Скотт, дорогой, извини за вторжение. Эдди сообщил, что ты уже здесь. Добро пожаловать в «Железное легкое»![15]

– Спасибо. – Скотт обнял Дотти и подставил ей щеку для поцелуя.

Давняя приятельница выглядела уставшей: под глазами наметились круги, а сама она слегка пополнела. Теперь Дотти совсем не напоминала ту загадочную нимфу, которую Скотт знал в молодые и безудержные годы в Нью-Йорке. Пару раз хорошенько перебрав, они оказывались в одной постели, но, к счастью, Скотт почти ничего об этом не помнил. Сейчас они были просто друзьями. Скотт преклонялся перед остроумием и смелостью Дотти, и к тому же оба они предпочитали не ворошить прошлое.

– Рад снова тебя видеть! – Алан хотел, чтобы его рукопожатие было по-мужски крепким, но вышло неубедительно. Он по-прежнему оставался довольно стройным и отлично подходил на главные роли. Дотти и Алан были весьма своеобразной бостонской парой: оба предпочитали мужчин помоложе, ругались как кошка с собакой и все же были неразлучны.

– Эдди сказал, ты тут с восьми, – улыбнулась Дотти. – Не стыдно тебе?

– На твоем фоне мы выглядим бездельниками! – закончил за нее Алан.

– Один ты трудишься в поте лица, – кивнула Дотти.

– До десяти утра хорошо работают только молочники, – заметил Алан.

– Уж он-то знает, – усмехнулась Дотти. – Где ты остановился?

– В «Мирамаре».

– О нет! – воскликнул Алан.

– О да, – в тон ему ответил Скотт.

– Нужно оттуда перебираться, – посоветовала Дотти. – Там же в округе ничего нет.

– Зато есть пляж, – сказал Скотт.

– Пляж для тех, кто не умеет читать, – заметил Алан.

– Пляж для тех, кому не по карману бассейн, – добавила Дотти. – У нас вот есть, и там дешевле, чем в «Мирамаре».

– А мне там нравится.

– Да кто поедет в Голливуд, чтобы жить в Санта-Монике?! Определенно, нельзя тебя там бросать. Впрочем, поговорим об этом за обедом. Мы только поздороваться зашли. Знаешь уже? Завтра приезжает Эрнест.

«Только не это!» – подумал Скотт, но вслух сказал:

– Нет, не слышал.

– Фредди Марч[16] устраивает небольшой благотворительный вечер – собираем деньги для Испании. Эрнест будет показывать свой фильм[17]. Прийти тем не менее стоит.

– Чтобы почва дала урожай, ее придется хорошенько удобрить, – произнес Алан многозначительно.

– Может, оно и не слишком приятно, но чтобы заставить гостей раскошелиться, нужна настоящая знаменитость.

– Похоже, там дело не только в деньгах, – сказал Скотт.

– Лучше бы в Голливуде собирали самолеты, – вздохнула Дотти. – Увы, здесь лишь снимают кино. Что ж, мы пойдем. Пора и нам внести свою лепту.

– Да, пора обратно на галеры, – согласился с ней Алан и уже на пороге добавил: – Хорошо, что ты вернулся.

Как только за ними закрылась дверь, Скотт снова прильнул к окну. Кот убежал. Перед магазином стоял «Корд Родстер», на пассажирском сиденье которого скучала крашеная блондинка. С плаката все так же манил рай Эдендейла. За спиной вздохнула вентиляция.