Стюарт О’Нэн - К западу от заката

• Название: К западу от заката
• Автор: Стюарт О’Нэн
• Издательство: Литагент 1 редакция (2)
• Жанр: Современная зарубежная литература
• Год: 2018
• ISBN: 978-5-04-098663-7

Последние годы жизни Фрэнсиса Скотта Фицджеральда, классика американской литературы, автора «Великого Гэтсби» и «Ночь нежна», окутаны таинственностью и не особо известны публике. Однако именно тогда, переживая трагическую болезнь жены Зельды и неудачи в карьере, Фицджеральд встретил свою вторую большую любовь – голливудскую колумнистку Шейлу Грэм. Этой загадочной англичанке он посвятил свой последний и незаконченный роман «Последний магнат».

---

Эрнест пришел без Дитрих и выглядел в своем кремовом льняном костюме так, словно только что явился из студийной костюмерной. Он дохромал до камина и, пока механик устанавливал экран, развлекал собравшихся историями о Франко, Каталонии, обороне Мадрида и своем ранении, причем рассказы его почти не отличались от тех, что услышали от него чуть ранее Скотт и Бенчли. В конце концов, он дал знак, чтобы погасили свет, и объявил:

– Думаю, мы готовы начать.

Как и предсказывала Дотти, фильм получился бестолковый. Много общих планов и пафосного закадрового текста. Сценарий писал Эрнест, и повтор ключевых слов, вместо того чтобы производить глубокое впечатление, нагонял сон. Фильм был смонтирован так, чтобы стало ясно, что надежды республиканцев связаны с урожаем, поэтому в конце благодатный дождь орошал сухую землю и смывал грязь в канавы под звуки крещендо, в которых, как показалось Скотту, улавливались советские мотивы. До смешного просто. Разочарование было даже сильнее, чем после рассуждений Эрнеста за обедом. Может, причина была благороднее и он просто растерялся? Сердце южанина говорило «да», а разум северянина – «нет». Скотт лишь надеялся, что Эрнест не испытает тех же чувств, когда будет смотреть его фильм по «Трем товарищам».

– Великолепно, не правда ли? Нет нужды говорить, что поставлено на карту, – сказала Дотти собравшимся, когда свет снова зажегся и все зааплодировали второй раз. Как председатель Голливудской антинацистской лиги, Дотти должна была руководить общественным мнением, и это у нее получалось хорошо – она открыто наставляла всех на путь истинный.

Когда пришло время пожертвований, Скотт выписал чек на сотню долларов, – жалкие гроши по сравнению с тем, сколько давали другие, – но и это было больше, чем он мог себе позволить, так что он чувствовал себя добродетельным, расточительным и вдвойне виноватым. В этом была его самая большая слабость – он не мог хоть чем-то не выделиться.

Вечер подходил к концу, официанты собирали пустые бокалы, автомобили разъезжались. Скотт подумал, что не мешало бы поздравить Эрнеста, но его окружало плотное кольцо почитателей, и он решил, что поздравит позже, на вечеринке в его честь, которую Дотти и Алан устраивали в «Садах». Однако вежливость не позволила Скотту уйти, не поблагодарив за прием Фредрика Марча, и он отыскал его в толпе.

– Спасибо вам, – в ответ раскланялся Марч, явно теряясь в догадках о том, кто перед ним.

Скотт никогда не чувствовал себя в Лос-Анджелесе как дома. Раньше он об этом не задумывался и не искал объяснения причин, но пока ехал вдоль неоновых огней по бульвару Сансет, а по обеим сторонам дороги мимо него скользили сверкающие кафе и рестораны, ответ пришел сам собой. За южной красотой города скрывалось что-то отталкивающее, суровое, вульгарное, пропитанное американским духом, как и вся киноиндустрия, процветающая благодаря стекающимся сюда со всей страны охотникам за успехом, готовым вкалывать ради славы, столь же осязаемой, как солнечный свет. В отличие от Нью-Йорка, который тоже был городом приезжих, Лос-Анджелес торговал мечтой – не о великих достижениях, а о бесконечном комфорте, к которому получали доступ только очень богатые. Полупляж, полупустыня – людям вообще не следовало здесь селиться. Зной здесь стоял безжалостный. На улицах царило изнеможение, которое становилось еще заметнее в темноте, – его можно было разглядеть в желтых окнах закусочных и магазинов перед закрытием, когда из заведений выставляли за дверь последних посетителей. Каким-то непостижимым образом Скотт чувствовал, что сам теперь принадлежит к этому неприкаянному племени, обреченному скитаться по бульварам, и в очередной раз поражался собственному падению и тому, с каким смирением он его принимал.

С наступлением темноты «Сады Аллаха», как и положено по названию, превратились в оазис, где гремел джаз и сияли огни. Лежаки сложили и отодвинули в сторону; с балкона ревело радио, а внутренний дворик превратился в площадку для танцев.

У кромки «Черного моря» в резных креслах, по всей видимости, вынесенных из чьего-то домика, сидели Мэйо и Богарт.

– Присоединяйся, дружище, – отсалютовал последний Скотту.

– Мы тут играем, кто быстрее займет место, – пояснила Мэйо.

Скотт был бы не прочь поболтать с Богартом, но лишь поприветствовал его в ответ и пошел искать Дотти.

Однако вместо этого его самого нашел Сид Перельман, с которым они познакомились в Вестпорте. Сид тоже работал на «Метро» – писал шутки для братьев Маркс[42].

– Говорю тебе, это кошмар какой-то! Единственный смешной из них молчит, а остальные не замолкают.

– А Зеппо?

– Так он и есть смешной.

Со Скоттом на ходу поздоровался вернувшийся из Сент-Пола Дон Стюарт – он зигзагами пронесся мимо на велосипеде, везя на руле блондинку в саронге и сомбреро. За ними появился Бенчли с чашей, наполненной пуншем и апельсиновыми дольками. Из кармана его брюк торчал половник, и выглядело это довольно непристойно.

– Как фильм? – спросил Сид.

– Я бы сказал, печальное зрелище, – сказал Бенчли, проходя мимо.

– А ты не смотрел? – спросил Скотт Сида.

– К счастью, нет. Испанцы победили?

– Не думаю, что там может быть победитель.

– Такое кино не в моем вкусе. Мне нравится, когда есть победитель. А все эти догонялки не по мне, – сказал Сид.

– Не обращай внимания – они не всерьез, – утешил Скотт.

Дотти поймала Сида за локоть.

– Тебя жена ищет.

– Надеюсь, у нее хорошие новости?

– Она или очень пьяна, или очень беременна.

– Как бы то ни было, – сказал Сид, – придержи для меня стаканчик пунша.

– Вижу, ты нашел дорогу, – сказала Дотти, обращаясь к Скотту.

– Я ведь уже бывал здесь. Помнишь, вечеринку с Таллулой Бэнкхед?

– С этой Таллулой Бэнкхед? – Дотти показала на женщину у фонтана. Держа в руке бокал, та прихорашивалась, точно скромница перед первым свиданием. – Вообще-то она живет в «Шато Мармон». И от нее так же трудно отделаться, как от гонореи, – только решишь, что избавился, как она тут как тут.

– Совсем как я, – сказал Скотт.

– Я старалась быть вежливой. – По радио оркестр заиграл медленное танго. Дотти взяла его за руку. – Потанцуй со мной.

В школе танцев мисс Ван Арнум было всего два мальчика, включая его, и еще там Скотт твердо усвоил: даме отказывать нельзя. Дотти была миниатюрной и легко порхала в его руках. Они уже танцевали раньше – до утра на нью-йоркских вечеринках, так что на следующий день в колонках светской хроники было о чем почитать. Что скажешь, молодость!.. Скотт помнил, как Дотти смотрела на него снизу вверх, чуть приподнимая подбородок, чтобы показать изящную длинную шею.

Несмотря на сочувствие крестьянам, сегодня Дотти надела бриллиантовые серьги-гвоздики, и Скотт с удивлением заметил, что у нее маленькие аккуратные уши. Почему она раньше их не открывала? Скотт раскрутил ее, снова притянул к себе. Дотти отстранилась и отвернулась, Скотт обошел по кругу, держась, как тореадор. Двигались они слаженно, даже постоянным партнерам было чему у них поучиться. Хотя раньше они танцевали гораздо лучше. Многие поворотные моменты в жизни Скотта происходили на переполненных танцевальных площадках[43]. Сегодня, как и раньше, его окружали мелькающие огни, кружащиеся пары, пальмы и освещенные окна…

Богарт и Мэйо плескались в бассейне, а заодно старались обрызгать и Скотта с Дотти. Она прижалась к нему, чуть помедлила и отступила, чтобы через секунду снова прильнуть под звуки неистовствующих кларнетов, словно объятая любовной лихорадкой. Дотти не была ни Джиневрой[44], ни Зельдой – она была просто женщиной, оказавшейся в плену такта и звездной ночи, – и Скотту хотелось, чтобы музыка звучала вечно. В конце Дотти опустилась на колено и в запале обхватила Скотта за ногу. Он помог ей подняться, а конферансье объявил перерыв на рекламу мыла «Люкс», за что заработал неодобрительные насмешки от публики.

– Повторим? – спросил Скотт. – Если Алан не против.

– Он не против, – сказала Дотти.

– Следующий танец мой! – крикнула Мэйо с бортика бассейна.

– Девушку мою уводишь, да? – Богарт схватил ее и в ритме вальса увлек к противоположному краю.

Пианист взял сентиментальный аккорд, вступили трубы, и, как по команде, Скотт и Дотти вновь оказались лицом к лицу. Эта мелодия была чуть медленнее, песня повествовала о несчастной любви. Скотт наклонился к Дотти, и она стала напевать ему на ухо: «Ты несправедлив, отчего ты несправедлив ко мне?»[45]

Танец был прерван сообщением Алана о том, что Эрнест на вечеринку не придет. Ему нездоровится, и он просит его извинить.

– Чертов эгоист! – с возмущением воскликнула Дотти.

– Может, просто устал, – предположил Алан.

– Когда мы виделись, он был не в лучшей форме, – подтвердил Скотт.

Но Дотти это не успокоило. Она покинула площадку и тут же появилась на балконе, где, выключив радио, попросила тишины.