Гай Стагг - Кроссуэй. Реальная история человека, дошедшего до Иерусалима пешком легендарным путем древних паломников, чтобы вылечить душу

• Название: Кроссуэй. Реальная история человека, дошедшего до Иерусалима пешком легендарным путем древних паломников, чтобы вылечить душу
• Автор: Гай Стагг
• Жанр: Религия
• ISBN: 978-5-04-098857-0

Эта книга – прекрасная возможность узнать о религии в современном мире не из пафосных проповедей, учебных пособий по религиоведению и официальных идеологических источников, а из первых рук, от самих верующих, из мест, которые называют культовыми и святыми. Привычная лондонская жизнь доводит молодого человека по имени Гай до нервного срыва, и он оказывается в шаге от самоубийства. В последний момент он все-таки берет себя в руки, решает бросить все и пешком пройти 5500 км по легендарному пути древних христианских миссионеров и паломников, чтобы исцелить свою душу. Его путь пролегает от Лондона через Ватикан, альпийские деревушки, Афон, Турцию, Египет и Сирию в Иерусалим. В пути он общается с монахами, священниками, паломниками, местными жителями, сомнительными типами и авантюристами и узнает о том, что сегодня происходит в мире на самом деле. Вдруг перед ним открывается мир, о котором Гай даже не подозревал. В результате получилось бесценное актуальное полевое исследование современной религиозной жизни как она есть.

---

Адрес школы мне дали вчера утром. Пансион принадлежал братству святого Пия X, и священники с радостью принимали паломников… по крайней мере мне так сказали. Впрочем, телефона мне никто не назвал, позвонить заранее я не мог и не знал, смогу ли остановиться, а теперь боялся, что дома вообще никого не окажется.

Я ждал довольно долго, и наконец ко мне вышел молодой священник. Я попытался объяснить, что четыре дня тому назад покинул Кентербери, что шел по Дороге франков, что пройду всю Францию, потом Швейцарию…

– Негде спать? – оборвал он.

– Если можно…

– Сколько?

– Ночь.

– Завтра вернутся ученики.

– Я уйду утром.

– Утром месса.

– После мессы.

Священник скрестил руки на груди, потом развел их. Высокий, долговязый, он шумно вздохнул, не размыкая губ.

– Вы один?

– Да.

– Совсем один?

– Совсем.

Его звали брат Робер. В лазарете были свободные койки. Да, кажется, были. Там. Я мог спать там.

Двойные двери вели в зал, где с потолка свисали цепи, сплетенные из бумаги, а в углу, грустно поникнув ветками, стояла рождественская елка.

– Вот ключ, – сказал брат Робер. – Лазарет там, в конце. Только все закройте, когда будете уходить. А то эти сорванцы поворуют таблетки.

Кроватей в лазарете было две. Одна, с жестко закрепленным изголовьем, напоминала операционный стол. На другой лежали резиновый матрас, простыни с эластичными бортами и пододеяльник Quick & Flupke. С полок свешивалась мишура. По комнате разносился резкий запах антисептика, смешанного с полиролью для пола. В углу устроили душевую с пластиковыми панелями – низкую по любым меркам, и я, пока пытался вымыться, отбил себе все руки и голени.

Брат Робер вернулся через час. Ужин.

Священники жили в комнате сбоку от входа в зал. На кухне ждали еще двое. Первый, брат Иосиф, застенчивый, с робкой улыбкой, хлопотал в синем фартуке у духовки. Второй, брат Жан, коренастый и дюжий, сидел за столом, все время зевал и рассуждал о том, кто из учеников пойдет в семинарию, как выступал в футбольной лиге местный «Аррас» и в какой день обрезали младенца Иисуса.

– А что сегодня в меню? – спросил я.

Брат Иосиф поставил на стол поднос, накрытый скатертью – и артистично сорвал ее, когда брат Жан постучал по столу. Под ней оказалась корзина с хлебом, миска растительного масла и четыре горшка тапенады – соуса из зеленых и черных оливок, баклажанов и бараньего гороха.

– Икра! – возгласил брат Иосиф.

– Для крестьян, – дополнил брат Робер.

– Для священников, – усмехнулся брат Жан. – И для паломников.

Потом брат Жан прочел молитву, и мы сели за стол. Хозяева раздавали тапенаду, из смирения никто не хотел брать первым, но наконец трапеза все же началась, и брат Робер сказал:

– Да, прямо Тайная Вечеря…

– Тайная Вечеря? – переспросил я.

– Последний выходной. Каникулы-то кончились. Завтра понедельник, и опять уроки.

– А что вы преподаете?

– Да все что угодно.

– Видите ли, учительство – это не совсем призвание брата Робера, – виновато улыбнулся брат Иосиф.

– Эта школа – мое наказание, – брат Робер фыркнул, давая понять, что шутит. – Мой вавилонский плен.

– А как долго вы уже в пути? – спросил у меня брат Жан.

– Да, в общем-то, не так и давно, – признался я. – Вышел во вторник.

– И как пойдете по Франции?

– Аррас, Реймс, Шалон-ан-Шампань, – я перечислил города, которые помнил. – Безансон, Понтарлье. Потом через границу и в Швейцарию.

Он кивнул.

– И вы идете в Рим?

– В Иерусалим! – ответил за меня брат Робер.

Брат Иосиф хлопнул в ладоши и засыпал меня вопросами. Нет, я не студент. Нет, не академик. Нет, я не учусь на священника. Не намерен быть миссионером. Не стремлюсь обрести веру. Да, это мое первое паломничество. Нет, правда первое. Нет, я не был в Сантьяго-де-Компостела. И в Ассизи тоже не был. И в Лурде. С каждым моим ответом на его лице все сильнее проступала растерянность.

– Но зачем вы тогда идете? – наконец спросил он.

Я объяснил: меня воспитывали в вере англикан, но в юности я перестал верить и теперь не слишком-то понимал, на что это похоже, а потому счел, что лучший способ узнать о религии – это принять участие в ритуале, вот и решил отправиться в Иерусалим и наряду с тем побольше узнать о христианах, которых встречу на пути. Эту речь я записал по-французски и выучил наизусть еще на пароме, пока ехал в Дувр. Священники встретили мой монолог хмурыми бровями (брат Робер), зевком (брат Жан) и нервной усмешкой (брат Иосиф).

– А как пойдете зимой? – спросил брат Робер.

Я растерянно покачал головой.

– Вам что, негде переждать холода?

– Ну, у меня есть палатка и спальник…

– А если заблудитесь?

– У меня есть карты до самой Италии.

– Вы что, собрались через Альпы? – поразился брат Жан.

– Да, через Альпы, – ответил я, волнуясь все сильнее. – Через Гран-Сен-Бернар.

– По снегу? – столь же хмуро, как и прежде, спросил брат Робер. – На три километра вверх по снегу?

– Надену снегоступы…

Брат Робер снова фыркнул. Брат Жан рассмеялся лающим смехом.

– Нет, вы правда первый раз в пути? – спросил брат Иосиф, словно не веря тому, что я уже говорил раньше. – Это правда ваше первое паломничество?

Спать я пошел рано, но никак не мог уснуть. Стоило только повернуться, и резиновый матрас безбожно скрипел. Меня мучили вопросы брата Робера. Я подготовился к плохой погоде! У меня весь ранец был забит дождевиками и термобельем! Но я и представить не мог, что меня остановит снег!

Я РЕШИЛ, ЧТО ЛУЧШИЙ СПОСОБ УЗНАТЬ О РЕЛИГИИ – ЭТО ПРИНЯТЬ УЧАСТИЕ В РИТУАЛЕ.

Я лежал и смотрел в потолок. За окном проезжали машины; свет фар пробивался сквозь штору и озарял книжную полку над головой. Я заметил карманный катехизис, комикс о жизни святых, книжку из разряда «сам себе детектив» с венецианским антуражем и эротический памфлет Jésus et son corps – «Иисус и его тело». На нижней полке стоял вертеп. Быка и осла сменил сафари-парк – пара львов, три антилопы и резной деревянный слон. Ясли устлала мишура, подобно соломе, озарив золотым блеском дивную ночь. Рождественская сцена убаюкала меня, и страхи приутихли.

Утром праздновали Богоявление. Мессу служили в школьной капелле, домике, похожем на букву «А», в зале с молочно-белыми портьерами. Священники облачились в ризы из белой парчи, певчие – в стихари из белого шелка, и старушка в белой кружевной вуали украшала алтарь морозником.

На воскресных службах в церкви я не был лет шесть. А может, и семь. Остальные прихожане – семьи из близлежащих поселков – знали, когда и куда встать, когда преклонить колени, когда прикоснуться ко лбу и провести, словно вслед за стекающей каплей елея, линию к сердцу. Я старался подражать как мог, но часто не попадал в такт. Я никогда прежде не был на латинской литургии, я впервые слышал эти гимны с молитвами и разве что узнал чтение из Евангелия: то был отрывок из Матфея, история о троих волхвах, о звезде на востоке, о ребенке, рожденном в Вифлееме, и о дарах – золоте, ладане и смирне.

Брат Жан произнес гомилию. Он говорил, что не следует объедаться в Рождество и слишком много пить в Новый год и что сам он решил больше молиться, чаще звонить сестре и дважды в неделю бегать трусцой.

Потом он стал говорить о волхвах.

– Святые Мельхиор, Гаспар и Вальтасар, странники с Востока – из Индии, Персии, Аравии, – прошли тысячи километров, зимой, только чтобы увидеть младенца! – он посмотрел на меня почти что с добротой. – То были первые паломники, пришедшие к нашему Господу!

После мессы священники продавали печенье в церковном вестибюле. Еще утром пекарь привез к воротам школы восемьдесят четыре пирога с запеченными бобами, galettes des rois, и теперь ряды пирогов выстроились на подносах, а прихожане выстроились за ними в очередь. Двигалась она медленно: каждый считал за должное посплетничать с любимым священником – будь то брат Робер, сметавший пироги с лотка резкими движениями руки, или брат Иосиф, склонившийся над гроссбухом и писавший прихожанам рецепты, или брат Жан, принимавший у прихожан подарки – шоколадки и леденцы.

Когда я вернулся в лазарет, комнату озаряло ярчайшее солнце, и ослепительный свет играл бликами на мишуре и вдыхал новую жизнь в выцветший пластик душевых панелей. Я снял с матраса простыню, сложил «мультяшное» одеяло, упаковал рюкзак, вышел и замкнул дверь.

Было почти одиннадцать. Я пошел в последний раз повидать священников. Брат Иосиф сидел в кабинете и считал деньги с продаж. У его ног стоял пухлый мешок с конфетами, и он, словно в ответ на мой стук в дверь, зачерпнул оттуда щедрую горсть.

– Прошу… – он протянул мне сладости. – Женщины в определенном возрасте… они думают, у нас тут никакого веселья. Что Рождество, что Пасха, все одно и то же: «Возьмите, брат Иосиф! Они искушают меня, брат Иосиф! Они – это дьявол, брат Иосиф!» Мы раздаем их ученикам, и те едят, пока из ушей не полезет, а потом болеют!