Себастьян Фолкс - Энглби

• Название: Энглби
• Автор: Себастьян Фолкс
• Жанр: Современная зарубежная литература
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-00131-070-9

Майк Энглби – человек незаурядный. В самом деле, как бы иначе выходец из «низов» в 1970-е поступил в Кембридж, а затем сделал карьеру журналиста? Его исповедальный рассказ о собственной жизни, перемежаемый тяжелыми воспоминаниями, – это свидетельство из первых рук, доказывающее, что перед нами – человек, терзаемый комплексами и одновременно наделенный парадоксальным аналитическим умом и феноменальной памятью, человек, способный глубоко понимать литературу и чувствовать музыку. Тем более странными кажутся провалы в памяти Энглби, едва речь заходит о студентке Дженнифер Аркланд, в которую он был тайно влюблен и которая таинственно исчезла ветреной осенней ночью. Косвенные улики, собранные полицией, вроде бы указывают на Энглби, но главный герой не намерен никому давать подсказки – ни следствию, ни читателю.

---

Мистер Тэлбот предпочтет больше ничего не выяснять. Возможно, еще поинтересуется у доктора, не обращался ли я к нему.

Доктор Бенбоу, противный нудный замухрышка, интересовался исключительно состоянием паховой зоны питомцев. У только поступивших он мял гениталии, это называлось «осмотр новичков». В начале каждого курса все мы в одних халатах являлись к нему в кабинет. Бенбоу сидел на стуле с включенным фонариком, ты распахивал полы, а он проверял, не завелся ли у кого там грибок, вроде того, что бывает на стопе. В этом случае пораженная зона светилась лиловым.

Бенбоу – последний, к кому бы я обратился.

Еще мистер Тэлбот мог бы спросить у капеллана, не приходил ли я к нему посоветоваться. Тут тоже категорическое «нет». С «Живчиком» Ролласоном не советовался даже собственный заместитель.

Мама поднимать скандал не станет. Она вообще толком не понимала, как все устроено в этом мире, а тем более в нашем заведении. Директор постарается все замять, чтобы не попало в газеты. Через несколько дней о моей смерти все забудут.

Так что в результате Бейнс, Уингейт и Худ ничего не почувствуют, потому что результат и есть то, как ты ощущаешь произошедшее: а его не ощутят никак.

* * *

Но я больше не хочу думать ни про Чатфилд, ни про Бейнса Дж. Т. Все это давно осталось позади.

Сегодня у нас 19 ноября 1973 года, 18:30, я сижу у себя в комнате в Клок-Корте, в старинном своем университете.

Мне нравится точное время. 18:31 вечера понедельника 19 ноября 1973 года – это его передний фронт. Я существую среди первых атомов волны времени. Вот уже 18:32. Настоящее, пока я просто сидел, стало прошлым. На момент, когда я начал рассуждение, 18:31 было будущим, а теперь оно – минувшее. Тогда что есть настоящее? Оно – иллюзия; не может быть реальностью то, что невозможно удержать. А коли так – чего нам в нем страшиться? (Звучит в духе Элиота.)

Если вы читаете эти записи спустя тридцать лет, постарайтесь не впасть в снисходительность, договорились? Не надо относиться ко мне как к старомодному чудаку в дурацких пиджаках и рубашках и т. п. Не надо нести всякую чушь про «семидесятые», ладно? Как мы сейчас про «сороковые». Я точно так же, как вы, дышу воздухом и ощущаю приятную тяжесть в желудке после еды и долгое вяжущее послевкусие чая. Я живой человек, такой же, как вы. И такой же современный – я чисто физически не могу быть современнее. Моя реальность не менее сложна, чем ваша. Атомы, чье хаотическое движение формирует и мир и меня, столь же страшны, поразительны и прекрасны, как те, из которых состоит ваш мир. В сущности, это те же самые атомы. И вы, мистер из 2003 года, с переднего края вашего времени, сами неизбежно станете предметом снисходительного любопытства для мисс из 2033-го. Поэтому не надо смотреть на меня сверху вниз. (Разве что вам удалось изменить мир моей поры к лучшему, достичь гармонии и достатка, научиться лечить рак и шизофрению, создать единую научную теорию Вселенной, понятную для непосвященных, дать удовлетворительные ответы на философские и религиозные вопросы нашего времени. Тогда пожалуйста. Тогда некоторая снисходительность к простаку из 1973 года позволительна. Но вам все это правда удалось? Насморк вылечить уже можете? Научились? Вот и я о том же. Ну и как там у вас в 2003-м? Что с войнами? А как насчет геноцида? Терроризма? Наркотиков? Насилия над детьми? Уровня преступности? Неуемного потребительства? Засилья автомобилей? Дешевой попсы? Таблоидов? Порнухи? Все еще носите джинсы? Да наверняка. Притом что у вас было тридцать добавочных лет на то, чтобы со всем этим справиться!)

Но важнее то, что сейчас 18:38 19 ноября 1973 года. В дворике Клок-Корт темно, его низенькие кусты самшита и мощеные треугольные площадки погрузились во мрак. Свет только в окнах столовой, где скоро накроют ужин.

Ничего из будущего еще не произошло. И эта мысль меня греет.

Рядом с постером Quicksilver Messenger Service появилась афиша концерта Procol Harum в театре Рейнбоу, в парке Финсбери. К пробковой доске приколото выдранное из журнала фото принцессы Анны и Марка Филлипса; на другом, редком черно-белом постере – Дэвид Боуи, Лу Рид и Игги Поп стоят, обняв друг друга за плечи, на какой-то нью-йоркской дискотеке. Еще к доске прикноплен Марк Болан – он напоминает мне о Джули. Ну и фотография самой Джули – в школьной соломенной шляпке и с торчащими передними зубами, как у кролика.

На Procol Harum я ездил на поезде из Рединга. Они представляли свой новый альбом Grand Hotel, был и оркестр, и хор. Неплохо так, но что касается гитары, то не уверен, что Мик Грэбем – подходящая замена Робину Трауэру, особенно на Whaling Stories – композиции, которая с первого аккорда заставляет все внутри сжиматься, и слюна во рту наполняется вкусом лучшего гашиша от Глинна Пауэрса. У Трауэра есть что-то такое, чего Грэбему не удается.

Так что пришлось купить и сольник Трауэра. Первый же трек – I Can’t Wait Much Longer[20] – полон огромной, невыносимой для меня печали. (Хотя я до сих пор его люблю. В безысходности там сквозит и страсть, и дурман, и какие-то живые вещи. Если хочется чистого отчаяния, без примеси утешения, самородного ля-минорного суицидального концентрата, это вам к группе Soft Machine – Facelift или Slightly All the Time из альбома Third.)

Я беру из углового шкафчика белый вермут. В это время я принимаю голубую таблетку с бокалом белого шамбери из Солсбери, со льдом. Самочувствие сносное, как говорится, пока на грани. Бывали дни и похуже. Ну, теперь выпьем до дна.

Порою кажется, что хорошую музыку мне лучше не слушать. Скажем, Пятую симфонию Сибелиуса, когда на последних тактах вся земная тяжесть словно проворачивается на оси. Сделано здорово, главная тема исподволь развивается и полностью высвобождается в финальном крещендо. Но видеть то место, о котором она повествует, мне совершенно не хочется, а тем более в нем оказаться.

Вчера я слушал поздние квартеты Бетховена. Очень зимние по настроению, согласитесь. Но в них – ощущения человека, думающего о смерти. И все же он не может скрыть некоторого удовольствия – от себя самого. Я стар, я имею полное право больше не бояться палящего солнца. Плачьте обо мне, восхищайтесь мной. Потакайте мне – я это заслужил.

По́зднее – значит слабое. Ненавижу поздние произведения. Последние смазанные «Кувшинки» Моне, например, – хотя, возможно, у него просто начались проблемы со зрением. В «Буре» Шекспира от силы дюжина достойных строк. Вот и думай. «Тайна Эдвина Друда» Диккенса не идет ни в какое сравнение с «Большими надеждами». Аппликации Матисса похожи на корявые поделки первоклашек из моей начальной школы. «Проповеди» Джона Донна. Керамика Пикассо. Где взять силы?!

Как раз сейчас наши университетские общественники очень озабочены «совместным проживанием»: в смысле, могут девушки и юноши учиться в одном колледже или нет. Собственно, общее обучение практикуется в данный момент только в Кингз-колледже. В среду у нас состоится факельное шествие по поводу (не в направлении) колледжа Святой Екатерины, чей глава, как считается, стоит за инициативой не пускать девушек (в этом контексте мы говорим «женщин») в мужские колледжи. А на той неделе собираюсь в столовую Тринити-колледжа на так называемый «обед за совместное проживание». Потому что Дженнифер туда тоже придет, уверен. Она не особо вовлечена в политику, Джен, хотя и явно не прочь вовлечься; но у нее реально времени нет, со всеми концертами, фильмами, театрами, посиделками на холодных крошечных верандах, еще она пишет для университетской газеты, идет на диплом с отличием первой степени, еще Джен-кружок (там, кстати, не без политики), уборка (чтобы всем было уютно), письма родителям, волейбол – и секс.

Но «совместку» она, думаю, поддерживает. Девчонки тоже имеют право на то, что заполучили парни, – а именно на лучшие колледжи. И на то, чтобы не накачивать себе икры, каждый день крутя педали до своего здания на выселках – охраняемого, но отнюдь не как памятник архитектуры.

Угостят на этом обеде, надо думать, кишем и салатом на бумажных тарелках и с большим количеством лука плюс бокал Hirondelle или просто кофе с молоком. От такого кофе после еды блевать тянет. Евреи небось не дураки, что кашрут придумали.

Что думаю я про «совместку»? Думаю, что семеро святых отцов-пуритан, основавших мой колледж, были бы в ужасе от одной мысли о том, что гуди Аркланд и остальные ведьмы осквернят своим присутствием комнаты Нью-Корта. Стройте себе отдельные колледжи, блудницы, облаченные в джинсу, подумали бы отцы-основатели. И ведь их можно понять: невозможно идти на поводу у всякого модного веяния, нельзя уподобляться Англиканской церкви, постоянно подновляющей свои вечные истины. Либо мы считаем Христа Богом, в таком случае Он знал, что делал, когда выбирал в апостолы только мужчин. Либо он – всего лишь незадачливый галилейский женоненавистник и, стало быть, вполне подпадает под ревизию. Но одно исключает другое. И насчет «совместки» я того же мнения: либо мы имеем истину, тогда она не может устареть, – либо это никакая не истина. (А впрочем, ванные у нас точно сделали бы поприличнее.)