Валерий Золотухин - На плахе Таганки

• Название: На плахе Таганки
• Автор: Валерий Золотухин
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 5-699-01858-1

"На плахе «Таганки» — уникальный по своей откровенности и драматизму документ, повесть о небывалой популярности любимовского театра в 60-80-е годы, история его раскола и заката, рассказ о его звездах — В.Высоцком, А.Демидовой, Н.Губенко, Л.Филатове, о Юрии Любимове и Анатолии Эфросе. О чем бы ни писал В.Золотухин — о взлетах и падениях Учителя-Мастера, об ошибках Друга-соратника, заблуждениях Друга-соперника, слабостях партнеров, — он всегда искренен и честен перед ними и самим собой.

---

Вместе с репетицией Любимов успевает все объяснить, доказать.

— Мы с Николаем Николаевичем были против этих гастролей. Поэтому я заявил: если поедет Дупак, моей ноги в Греции не будет. То же самое я скажу господину Критасу, что есть авторское право и репертуар надо согласовывать с автором, то есть со мной. Но господин Критас, как тень отца Гамлета, от меня прячется. Я это наследство принял от Дупака и расхлебываю его. В театре есть экстремистские группы, которые были бы рады избавиться от меня. Им было бы спокойней жить и заниматься «кувейтами» и своими делами.

— Я считаю такие беседы перед премьерой полезными. Потому что они возникают спонтанно. Вы знаете, с какими лозунгами солдаты расправлялись с демонстрантами? «Это вам за вашего Сталина!» — и саперной лопаткой по голове ребенку. «Это тебе, сука, за твоего Сталина!» — и сапогом в живот старухе. Во!! Кто их научил и чем опоили этих молодых головорезов?

Вот под эти мелодии еврейских кварталов мы и репетируем премьеру.

Мне хочется скорее закончить эту счастливую и противоречивую тетрадь. Тетрадь, в которой записаны репетиционно-премьерные дни «Живого». Так и назовем эту тетрадь — «Живой».

Начал я ее 15 декабря 1988 г. в Стокгольме. 4 месяца она писалась, да разве писалась? То гастроли, то пьянки. Но была завязка крепкая, и даже на премьере «Живого» я не выпил, а сел за руль и уехал с Тамарой домой. И это было правильно. Но потом начались срывы за срывами, и закончилось все омерзительным апрельским грехопадением. Теперь надо набраться сил и подвиг «Маленьких трагедий» осуществить. Или погибнуть.

Я не ожидал такого успеха «Живого», он меня оглушил и ослепил. И я потерял ориентацию. Но все же устоял на ногах, хотя с радикулитом. И не пишется. Да разве может писаться, когда душа и голова вместе с сердцем фанфарами забита была?! И до сих пор.

«Только ради вас приехал».

Надо сходить послушать, чего он опять остановился и о чем морализирует. Ну, чего злиться-то теперь, ну приехали, ну деваться-то некуда. Так давайте хоть радость друг другу устроим.

Почему шеф злится и поносит Критаса заодно с Дупаком? Я так полагаю, что в планах Критаса семья Любимова не была предусмотрена. Все переговоры шли через Госконцерт, а как могут граждане Израиля поехать за счет СССР?! Только за счет принесенных в жертву граждан СССР, которые после «10 дней» будут отправлены домой. Гостиничные и суточные расходы, им причитающиеся, пойдут на оплату Любимова и семьи. Никакого гонорария Критас Любимову, разумеется, дарить не собирается, тем паче что он (Любимов) обидел Дупака, к которому, как я понимаю, Критас питает уважение. Вот и нет у нас ни автобусов, ни культурной программы. И сколько бы ни говорил шеф об авторском праве — в контракте это не записано. Все дело рук Коли Губ.

4 мая 1989 г. Четверг. Утро

Любимов, в антракте:

— В общем, молодцы, подтянулись. Каждый спектакль нужно так играть, а не только за границей. Накладки со светом я должен завтра устранить и спектакль дотянуть. Гастроли не организованы, рекламы нет... Идет пасхальная неделя. Многие еще не вернулись в город. Поэтому мало народу.

Он плясал с нами на улице, подпевал. Видит Бог, я люблю его, что делать?! И как жалко, что я ему доставил такое огорчение на 25-летие. Прости меня, дорогой Ю. П. Прости меня, Господи! Избавь меня от злополучной страсти!

12 января в Красноярске я записал: «Так и хочется услышать от Любимова: ну что ж, Валерий, время пошло тебе на пользу». И я эту фразу, подобную и еще лестнее, услышал от него; он мной гордился, а я оскорбил его и своим отсутствием, и анкетой, которая выплюнулась из-за постоянной внутренней полемики с моими коллегами. И, если не лукавить, от некоторых жестоких определений в адрес Эфроса и периода его руководства театром. Это несправедливо вопиюще. Потом расправа над старым директором — к чему?!

Но тут не лезь, в этих делах Любимов человек жесткий, неумолимый. Характер унять и подчинить его обстоятельствам он не может, не хочет, не будет — даже сделает все наоборот.

Любимов требует, чтоб советник по культуре немедленно связался с Критасом и чтоб Критас нашел срочную возможность встретиться с господином Любимовым. Или с представителем фирмы. Похоже, нас все послали и глядят со стороны, чем все это кончится. Министр не знал, какой репертуар мы привезли. А ей плевать, у них другие порядки. За все платит Критас, он и заказывает музыку. А наши-то вид делают, что не понимают.

Тамара говорит: «Твоя лучшая роль — Мизантроп». Читая про Т., я вспомнил... у меня защемило сердце, я ахнул от реальности — неужели я больше никогда не сыграю сцену с Селименой-Яковлевой? Какое блаженство, какое счастье я испытывал в удачные дни! И этого уже не будет! Не будет никогда! И этой нежности уж более не суждено вновь произрасти во мне? Неужели я никогда более не выскочу на авансцену и кому-то конкретно не скажу: «Я знаю, что любовь не терпит принужденья, непредсказуемо ее возникновенье. Насильно, как ни тщись, увы, не будешь мил...» Ох, какая жалость! И не увижу глаз моей удивительной партнерши?!

За «улицу» Любимов похлопал меня по спине и сказал «спасибо». Мы наладим взаимоотношения работой. Тренирую стук на «10 днях» и под него текстуру укладываю. Сейчас придет Никита со стимулятором — лекарь поневоле.

Господи! Как мне хочется сыграть «Мизантропа» с Олей Яковлевой! Господи, сделай что-нибудь!!

Не потому, что спектакль старый, не хочет возить «10 дней» Любимов. А потому, что он был за красных, а теперь за белых. «Били буржуев на разных фронтах!» — пою я, а он мне в ухо: «Зря били!»

6 мая 1989 г. Суббота, после завтрака

Губенко:

— Заканчиваю гастроли и ухожу из театра в свое любимое кино.

Любимов:

— «Театральный роман» будет не о каком-то МХАТе, а о нас с вами.

Он часто говорит о «ТР». Ему хочется поскорее отделаться от «МТ».

7 мая 1989 г. Воскресенье

С галерки вчера крикнули министру: «Что же вы принимаете такой театр в курятнике?» Милена не ответила, сказала: «Давайте лучше поприветствуем гениального Любимова». И тут же в антракте состоялся маленький митинг. Венька все это опишет в «Московских новостях». Он день и ночь строчит отчеты. Губенко, по-моему, и взял его как собственного корреспондента.

Богина от Кузи передала: Филатов в окружении Горбачева едет в Индию. Это значит — я должен покрыться чешуей от зависти и кусать себе локти — как мой сокроватник высоко взобрался. Теперь и думать нечего его достать. Так я, по их мнению, должен переживать. И я переживаю — в Индии хочется побывать.

Опять Любимов про Критаса и Штреллера:

— А как Штреллер нас вперед ногами вынес со спектаклями Эфроса?

И тут я все-таки впилил:

— Он не один десяток вперед ногами вынес. Он такое молол...

— При чем тут «молол», он — великий мастер.

— Я говорю не о его делах, я говорю о его словах.

— Да разве можно артиста судить по словам! Артиста можно судить только по его делу, по тому результату, что мы видим на сцене. Мало ли что артисты говорят!

Собственно, ради этого откровения я и намекнул на то, что Штреллер много молол, и не исключено, что и про вас, уважаемый мэтр. Я думаю, Любимов понял, что молоть надо осторожно.

8 мая 1989 г. Понедельник

Я не знаю, что за тип Любимов, но это великий человек, это великий характер. Нет, он так просто не отдаст свой театр, свое прошлое, настоящее. Он как проклятый, прикованный Прометей, по 7 часов не вставая из-за пульта, репетировал, и действительно репетировал, внося новые и новые коррекции.

Это уму непостижимо! Сколько сил, терпения, а значит, любви. Любви! Без нее у него бы ничего не получилось, он бы выдохся и сдох. А он все пять спектаклей выходил с нами на улицу, плясал, пел. Он тащил своим примером нас не хуже, чем своей волей, фантазией и режиссерской нагайкой. И труппа встала вчера перед ним, аплодируя, и я с таким чистым и благодарным сердцем, как никогда, любовался им и рукоплескал. Пантомимистка преподнесла ему букет гвоздик.

Он сказал:

— Мне это очень дорого от коллег получить. От зрителей мы привыкли, а от своих получить — это...

18 мая 1989 г. Четверг

Накануне Любимов угощал меня икрой и сыром с барского стола, спросил: «Сколько ты дней не пьешь? Только честно! Три? Ну вот, на тебя приятно смотреть».

Горбачев с Филатовым в Китае, вот куда прыгнул Ленька!

24 мая 1989 г. Среда, мой день

Я ждал, хотел записывать, а он (Любимов) даже не намекнул на радость возвращения ему гражданства СССР. Значит, не в радость ему этот акт половой. Формулировка — «по просьбе». И все молчат.

25 мая 1989 г. Четверг

Началась битва на съезде. Но что мне до нее. Господи, спаси и помилуй меня грешного! ГАИ — 21-й км покоя не дает. Как мне справиться с ними?

Очень смешной рассказ N., почти анекдот:

«Пригласил он мою подругу, журналистку. Сводил ее в ресторан, привел домой, постелил постель, легли. Он ее всю вылизал, обсосал, как они называются, эти... лекальщики, лакальщики, лекалы... Она говорит: „Савва, мне ты сделал хорошо, а себе... сам-то как... ты же сухой... не кончил“. Савва: „Чтоб я на тебя еще и сперму тратил? Я и так потратился достаточно!“ Вот как — спермы глоток на девочку пожалел...»